Грамоту прочтут без него, хотя Федор знал и сам содержание великокняжеского письма. В Новгороде стало совсем плохо, и Дмитрий Лексаныч посылал к братьям о возможной войне с Новгородом.
Пока принимали и передавали свиток, Федор лучше всмотрелся в князя. Данил Лексаныч возмужал. Бородка сильно изменила его лицо, и Федор подумал вдруг, что и его самого с бородою, пожалуй, князь не узнает. Данил держался как подобало по уставу. Сидел прямо, не шевелясь, соблюдая весь чин. Федор представил, как будет выглядеть московский князь, когда поседеет его светлая борода, пролягут морщины от горбатого носа, прибавится дородства, а светло-красные губы потемнеют и сморщатся. («Да ведь и мне тоже стареть!» — Как-то впервые это задело сознание.) Князь тоже пристально вглядывался в Федора и что-то сказал боярину справа от себя, но его самого ни о чем не спросил. «Ну что ж, так и нать!» — подумал Федор, покидая думный покой. На переходе его окликнул давешний городовой боярин, что брал грамоты, и Федор сперва понадеялся, что воротят, но боярин просто хотел от себя расспросить Федора о Новгороде, и ему пришлось участвовать в долгом разговоре с ним и еще двумя боярами, одного из которых, костистого, высокого, с серьезным, большим, словно бы немецким лицом, он где-то, кажется, видел. У орденских немцев, что приезжают в Новгород, бывают такие лица: прямоугольно-большие, с тяжелой челюстью, твердые, словно из одних мускулови костей, только у тех — жестче. Боярина звали Веньямин, и только уж когда первый боярин назвал его Протасием, Федор вспомнил враз, где он его видел. Ну да, во Владимире, вместе с Данилой!
Посольское дело и беседа с боярами порядком утомили Федора. Отобедав и выяснив, что он боле сегодня не надобен, Федор отпустил ратных и сам, оседлав коня, поехал со двора поглядеть город и посад, которых он еще толком не видал.
В рядах москвичи продавали глиняные свистульки, неровно облитые зеленой поливой, горшки, железный и скобяной товар. Кованое узорочье было только про себя: медные и серебряные кольца на вятичей, бусы. Кое-какой годный товар был лишь у тверских да новгородских купцов. Впрочем, сидел на самом низу, у воды, какой-то не то бухарец, не то персиянец с коврами. «Еще не было летнего привозу», — догадался Федор. Зато снедь была всякая возами: рыбу, соленые грибы, бочки квашеной капусты предлагали нипочем — видно, спешили распродать остаток с зимы. Покупатели тыкали пальцами, ковырялись, пробовали, брали на зуб. Федора, который не слезал с коня и шагом ехал по рядам, то окликали из лавок, льстиво называя боярином, то поругивали: «Ишь, ворона на корове! Чеботы замарать боязно ему!» — пихая кулаком или замахиваясь перед мордой коня,
— Чей будешь-то?
— Переславськой! — отзывался Федор.
— Боярин ай нет?
— Ратник!
— Каки грамоты привез? — спрашивали, где-то уже вызнав, что незнакомый ратник — гонец. — Не ратиться ли зовут?!
Его оступили. Мужики были востролицые, глазастые. Где и дознались, черти! Федор отшучивался:
— Вам тута надоть маленько поратиться, а то забудете, как и рогатину держат!
— Ничо, наше от нас не уйдет! — возражали мужики.
— Отколь счас-то? Из Нова Города? Велик? Чать, поболе Москвы?
— Да сказать, не соврать, — приодержав коня, серьезно отмолвил Федор,
— раз в сто, а то и более!
Мужики присвистнули.
— И терема камянны есь?
— Больше церквы, — отвечал Федор, — и в Детинце и на посаде.
— Що тако Детинец? — не понял кто-то, ему ответили сами:
— Кремник, ну!
— А терема, как у вас, но только выше гораздо, раза в два, а то и в три… — Федор прикинул на глаз. — И в четыре раза выше есть. И улицы мощены, ходят посуху.
— Новгородци баяли о том, да кактоеь не верится! А ты сам-то каков, не брешешь?
— Переславской, уже баял он, уши открой!
— Да ты стой, паря, сойди с коня-то, чать не украдут! Давай хоть ко мне! Вали, братва!
Во дворе и в доме у хозяина встретил непереносный дух мокнущих кож. Федор покрутил головой, мужики заметили:
— А нам ништо! Привыкши, дак и не чуем!
Мужики густо набились в избу. Кто-то приволок корчагу хмельного.
В дверь уже лезли любопытные бабы.
— А вы куды, толстожопые!
— А нам охотца тоже поглядеть, каков таков гонец?
— Подьте, подьте, у его баба есь!
— Чать не зазрит! Она и не увидит оттоль! — прыснули женки.
— Вот ты гришь, новгородцы князя выбирают! — не отставал сухощавый, — дак там свои все, кто по родству-кумовству, а у нас тута Христов сбор, кто отколь, и не знаем один другого! Не так за себя, как за боярина держишься! Вона, Птаха, тоже к боярину пристал ко свому! Боярин его с Рязани убег тож, ну и приветил. Худо не худо, а хату дал!
— Все порознь, да тут не то что князя, старосту уличного не заможем выбрать!
Мужики, перекоряясь, заспорили о своем. Федор посидел, распрощался, вышел. Конь хрупал сено во дворе. Федор немножко проехал берегом реки, до крутояра. Здесь еще одна речка впадала в Москву. На той стороне в вечернем пронзительном свете четко рисовался монастырь, куда брат возил кресты, книги, облачения и прочую рухлядь. Захотелось съездить туда, да и не знал, как. Мост был один, наплавной, под самым Кремником, и Федор воротился назад.
Они поужинали в посольской избе и уже было сряжались спать, когда за ним пришли. Федор живо опоясался и с бьющимся сердцем, веря и не веря, пошел следом за посланцем. Провели какими-то задними дворами, мимо конюшен. На крыльце его перенял придверник и, приотворив толстые створы, кинул в темноту:
— Князь звал!
Федор чуть не споткнулся о порог. В темноте отворилась вторая дверь, и его втолкнули в освещенную светелку. Отсюда другой слуга провел Федора еще через одни двери в княжескую опочивальню. Увидя Данилу близко, в простом платье, Федор, хоть и ждал встречи, все же растерялся и, не зная, как себя держать, молча поклонился князю.
— Садись! — весело сказал Данила. Федор сел и как-то опять не ведал, о чем говорить. — А я тебя не враз и узнал! — примолвил Данил. — После уж спросил у Протасия, тот бает: «Федя и есть!» Он-то тебя сразу вызнал! («А виду не показал», — подумал Федор. Хотел было сказать, что тоже не сразу узнал Протасия, но поперхнулся, глупо было бы себя сравнивать с боярином.)
— А я женился! — широко, по-детски улыбнулся Данил, и у Федора стронулось в душе. Он тоже улыбнулся.
— Знаю. На свадьбе на твоей пела наша соседка, Олена, ближня материна!
— А ты? Помнишь, ты баял еще во Владимире про зазнобу про свою?
— Расстались…
Зашла княгиня. Федор встал и отвесил поясной поклон.
— Наш, переславской, вместе были в училище с им! — представил Данил. Княгиня обожгла Федю горячим взглядом, в очах трепетал смех, переглянулась с мужем, налила меду. На серебряном подносе подала Федору. Когда он выпил, поцеловала, едва тронув губами, и его опять как окатило горячей волной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181
Пока принимали и передавали свиток, Федор лучше всмотрелся в князя. Данил Лексаныч возмужал. Бородка сильно изменила его лицо, и Федор подумал вдруг, что и его самого с бородою, пожалуй, князь не узнает. Данил держался как подобало по уставу. Сидел прямо, не шевелясь, соблюдая весь чин. Федор представил, как будет выглядеть московский князь, когда поседеет его светлая борода, пролягут морщины от горбатого носа, прибавится дородства, а светло-красные губы потемнеют и сморщатся. («Да ведь и мне тоже стареть!» — Как-то впервые это задело сознание.) Князь тоже пристально вглядывался в Федора и что-то сказал боярину справа от себя, но его самого ни о чем не спросил. «Ну что ж, так и нать!» — подумал Федор, покидая думный покой. На переходе его окликнул давешний городовой боярин, что брал грамоты, и Федор сперва понадеялся, что воротят, но боярин просто хотел от себя расспросить Федора о Новгороде, и ему пришлось участвовать в долгом разговоре с ним и еще двумя боярами, одного из которых, костистого, высокого, с серьезным, большим, словно бы немецким лицом, он где-то, кажется, видел. У орденских немцев, что приезжают в Новгород, бывают такие лица: прямоугольно-большие, с тяжелой челюстью, твердые, словно из одних мускулови костей, только у тех — жестче. Боярина звали Веньямин, и только уж когда первый боярин назвал его Протасием, Федор вспомнил враз, где он его видел. Ну да, во Владимире, вместе с Данилой!
Посольское дело и беседа с боярами порядком утомили Федора. Отобедав и выяснив, что он боле сегодня не надобен, Федор отпустил ратных и сам, оседлав коня, поехал со двора поглядеть город и посад, которых он еще толком не видал.
В рядах москвичи продавали глиняные свистульки, неровно облитые зеленой поливой, горшки, железный и скобяной товар. Кованое узорочье было только про себя: медные и серебряные кольца на вятичей, бусы. Кое-какой годный товар был лишь у тверских да новгородских купцов. Впрочем, сидел на самом низу, у воды, какой-то не то бухарец, не то персиянец с коврами. «Еще не было летнего привозу», — догадался Федор. Зато снедь была всякая возами: рыбу, соленые грибы, бочки квашеной капусты предлагали нипочем — видно, спешили распродать остаток с зимы. Покупатели тыкали пальцами, ковырялись, пробовали, брали на зуб. Федора, который не слезал с коня и шагом ехал по рядам, то окликали из лавок, льстиво называя боярином, то поругивали: «Ишь, ворона на корове! Чеботы замарать боязно ему!» — пихая кулаком или замахиваясь перед мордой коня,
— Чей будешь-то?
— Переславськой! — отзывался Федор.
— Боярин ай нет?
— Ратник!
— Каки грамоты привез? — спрашивали, где-то уже вызнав, что незнакомый ратник — гонец. — Не ратиться ли зовут?!
Его оступили. Мужики были востролицые, глазастые. Где и дознались, черти! Федор отшучивался:
— Вам тута надоть маленько поратиться, а то забудете, как и рогатину держат!
— Ничо, наше от нас не уйдет! — возражали мужики.
— Отколь счас-то? Из Нова Города? Велик? Чать, поболе Москвы?
— Да сказать, не соврать, — приодержав коня, серьезно отмолвил Федор,
— раз в сто, а то и более!
Мужики присвистнули.
— И терема камянны есь?
— Больше церквы, — отвечал Федор, — и в Детинце и на посаде.
— Що тако Детинец? — не понял кто-то, ему ответили сами:
— Кремник, ну!
— А терема, как у вас, но только выше гораздо, раза в два, а то и в три… — Федор прикинул на глаз. — И в четыре раза выше есть. И улицы мощены, ходят посуху.
— Новгородци баяли о том, да кактоеь не верится! А ты сам-то каков, не брешешь?
— Переславской, уже баял он, уши открой!
— Да ты стой, паря, сойди с коня-то, чать не украдут! Давай хоть ко мне! Вали, братва!
Во дворе и в доме у хозяина встретил непереносный дух мокнущих кож. Федор покрутил головой, мужики заметили:
— А нам ништо! Привыкши, дак и не чуем!
Мужики густо набились в избу. Кто-то приволок корчагу хмельного.
В дверь уже лезли любопытные бабы.
— А вы куды, толстожопые!
— А нам охотца тоже поглядеть, каков таков гонец?
— Подьте, подьте, у его баба есь!
— Чать не зазрит! Она и не увидит оттоль! — прыснули женки.
— Вот ты гришь, новгородцы князя выбирают! — не отставал сухощавый, — дак там свои все, кто по родству-кумовству, а у нас тута Христов сбор, кто отколь, и не знаем один другого! Не так за себя, как за боярина держишься! Вона, Птаха, тоже к боярину пристал ко свому! Боярин его с Рязани убег тож, ну и приветил. Худо не худо, а хату дал!
— Все порознь, да тут не то что князя, старосту уличного не заможем выбрать!
Мужики, перекоряясь, заспорили о своем. Федор посидел, распрощался, вышел. Конь хрупал сено во дворе. Федор немножко проехал берегом реки, до крутояра. Здесь еще одна речка впадала в Москву. На той стороне в вечернем пронзительном свете четко рисовался монастырь, куда брат возил кресты, книги, облачения и прочую рухлядь. Захотелось съездить туда, да и не знал, как. Мост был один, наплавной, под самым Кремником, и Федор воротился назад.
Они поужинали в посольской избе и уже было сряжались спать, когда за ним пришли. Федор живо опоясался и с бьющимся сердцем, веря и не веря, пошел следом за посланцем. Провели какими-то задними дворами, мимо конюшен. На крыльце его перенял придверник и, приотворив толстые створы, кинул в темноту:
— Князь звал!
Федор чуть не споткнулся о порог. В темноте отворилась вторая дверь, и его втолкнули в освещенную светелку. Отсюда другой слуга провел Федора еще через одни двери в княжескую опочивальню. Увидя Данилу близко, в простом платье, Федор, хоть и ждал встречи, все же растерялся и, не зная, как себя держать, молча поклонился князю.
— Садись! — весело сказал Данила. Федор сел и как-то опять не ведал, о чем говорить. — А я тебя не враз и узнал! — примолвил Данил. — После уж спросил у Протасия, тот бает: «Федя и есть!» Он-то тебя сразу вызнал! («А виду не показал», — подумал Федор. Хотел было сказать, что тоже не сразу узнал Протасия, но поперхнулся, глупо было бы себя сравнивать с боярином.)
— А я женился! — широко, по-детски улыбнулся Данил, и у Федора стронулось в душе. Он тоже улыбнулся.
— Знаю. На свадьбе на твоей пела наша соседка, Олена, ближня материна!
— А ты? Помнишь, ты баял еще во Владимире про зазнобу про свою?
— Расстались…
Зашла княгиня. Федор встал и отвесил поясной поклон.
— Наш, переславской, вместе были в училище с им! — представил Данил. Княгиня обожгла Федю горячим взглядом, в очах трепетал смех, переглянулась с мужем, налила меду. На серебряном подносе подала Федору. Когда он выпил, поцеловала, едва тронув губами, и его опять как окатило горячей волной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181