Но, как и в других военных частях, план ремонта и реконструкции в миоланском замке выполнялся со значительным опозданием. Требовалось еще несколько недель, чтобы сделать столовую для привилегированных заключенных абсолютно надежной. Рядом с ней находилась маленькая кухня, откуда Латур, слуга Сада, подавал еду хозяину и барону де л'Алле де Сонжи. Проникнуть в кухню из столовой в любое другое время, кроме обеденного, не представлялось возможным. Дверь обычно запиралась на замок и засов. Следовательно весь план побега всецело зависел от Латура.
Когда Сад и барон закончили обед, слуга с грязной посудой должен был вернуться в кухню. Вместо этого, он незаметно прокрался в комнаты барона и маркиза и зажег там свечи. Поскольку свечи сами по себе не загораются, охрана, естественно, решила, что заключенные вернулись на место. В любом случае, к этому времени дверь между столовой и кухней оказалась уже закрыта.
Пока Сад и барон оставались взаперти в столовой, Латур, присоединившись, как обычно, к остальным слугам, пошел обедать. Несмотря на его положение в статуте заключенного, он по-прежнему оставался слугой своего хозяина. Никто не обращал на Латура внимания. Стража могла позволить себе расслабиться, так как узники вроде бы находились каждый в своей камере. Никем не замеченный, Латур прошел мимо ключей, висевших тут же, и взял тот, который отпирал замок двери между столовой и маленькой кухней. Потом он вернулся в столовую, освободив спрятавшихся там Сада и барона. Отомкнув разделявшую оба помещения дверь, слуга провел их в кухню и запер за собой замок. Над кухонной дверью имелось окно, представлявшее собой отверстие в стене крепости. Если повсюду стены были отвесными, то в этом месте всего в каком-нибудь десятке футов от окна начинался шероховатый грунт с крутым спуском. Военный опыт Сада сослужил ему хорошую службу, так как ему не стоило особого труда найти самое уязвимое место в крепостных укреплениях. Поочередно протиснувшись в оконце, он вместе со своими спутниками приземлился с обратной стороны стены. Там их уже поджидал местный житель, Жозеф Виолон, которого подкупила Рене-Пелажи или ее помощники. Ему предстояло помочь беглецам добраться до французской границы.
Оба пленника — Сад и барон, — оставили своим тюремщикам записки. Свое послание маркиз адресовал коменданту де Лоне и графу де ла Туру. С нескрываемой издевкой он выразил надежду, что они не пострадают из-за его побега, а также извинился за столь бесцеремонный способ прощания. Только беспрестанные преследования со стороны мадам де Монтрей и сознание собственной невиновности толкнули его на этот неблаговидный поступок. С врожденным чувством собственности, Сад в трех экземплярах также составил список оставленным им в Миолане личных вещей, которые просил губернатора непременно переслать ему. Но поскольку эту просьбу не удовлетворили, в конце июля Рене-Пелажи снова появилась в крепости Миолана и потребовала вернуть собственность мужа. Уехать ей пришлось с пустыми руками.
В прощальном послании своим тюремщикам, оставленным в ночь 30 апреля, маркиз перемежал извинения с угрозами. Он утверждал, что побегу помогают пятнадцать вооруженных всадников, которые скорее умрут, чем позволят вновь арестовать его. Это заявление явно не соответствовало действительности. Своим адресатам Сад советовал отказаться от преследования. Тем не менее комендант де Лоне, прочтя послание, презрел угрозы и организовал конный отряд, приказав тщательно обыскать окрестности, лежавшие между Миоланом и французской границей. Но у маркиза и его спутников имелось в запасе несколько часов, чтобы на лошадях успеть спуститься в долину Изера и проследовать в Шамбери. Надежды поймать их там до пересечения границы с Францией практически не оставалось. В пятидесяти милях от Миолана располагался Гренобль, и на другой день Сад находился уже там. Комендант де Лоне, лишившись обещанных мадам де Монтрей всевозможных материальных и моральных наград, тем не менее не очень-то расстраивался из-за того, что перестал быть участником семейной ссоры.
Глава седьмая
«Скандал маленьких девочек»
— 1 —
Cад находился в безопасности… Хотя более точно на этот счет летом 1774 года выразилась Рене-Пелажи, сказав, что создавалось впечатление, что он был бы в безопасности, если бы хотел этого. Несмотря на то, что маркиз все еще оставался в розыске, очень немногие из ответственных лиц были склонны продолжать его преследование, если только какой-нибудь новой выходкой он вновь не привлечет к себе внимание. Это не кажется таким уж странным, ввиду того, что знать на своих землях не хотела нести дополнительные расходы, связанные с подобным преследованием. Кроме того, судьи опасались остаться без оплаты после слушания дела. Мало того, что Сада уже судили. Если верховной власти в Париже или в Версале заблагорассудится привлечь его к ответственности, пусть сделают это сами. Аристократия Прованса выполнять ее работу не собиралась.
Но подобные действия представлялись явно нежелательными, так как теперь стало совершенно очевидно, что рассмотрение дела маркиза в Марселе и высоким судом в Экс-ан-Провансе страдало определенными нарушениями законности: факты по делу собирались и анализировались с недопустимой поспешностью. Излишняя торопливость слушания дела и приведения приговора в исполнение даже стала объектом докладной записки, представленной в 1777 году на рассмотрение королю. С какой стати материалы следствия не взялись изучать более тщательно? Никто из представителей власти не задался вопросом, почему в образцах засахаренных анисовых семян и рвотных масс, подвергнутых экспертизе, отсутствовали какие-либо следы яда. По крайней мере, следовало провести хотя бы дополнительные исследования. Вещественных доказательств причастности Сада к отравлению не имелось. Что касалось обвинения в содомии, то оно строилось исключительно на показаниях тех, кто мог оклеветать маркиза, тем более, что позже эти лица от своих утверждений отказались. Мало кто из великих сеньоров горел желанием тратить собственные силы и деньги на проведение подобного расследования.
Главной фигурой в судебном деле являлся канцлер Мопу, который был председателем высокого суда в Париже в то время, когда Сад предстал перед уголовным отделением все того же суда в 1764 года, призванный отвечать за обращение с Роз Келлер. Поговаривали, канцлер с негодованием относился ко всему, что, на его взгляд, имело отношение к могущественному влиянию налоговой палаты, а к ее председателю он питал личную неприязнь. Эту должность, как известно, занимал тесть Сада, президент де Монтрей. Небезосновательно предположить, что Мопу намеревался насолить своему сопернику, испортив репутацию его зятю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
Когда Сад и барон закончили обед, слуга с грязной посудой должен был вернуться в кухню. Вместо этого, он незаметно прокрался в комнаты барона и маркиза и зажег там свечи. Поскольку свечи сами по себе не загораются, охрана, естественно, решила, что заключенные вернулись на место. В любом случае, к этому времени дверь между столовой и кухней оказалась уже закрыта.
Пока Сад и барон оставались взаперти в столовой, Латур, присоединившись, как обычно, к остальным слугам, пошел обедать. Несмотря на его положение в статуте заключенного, он по-прежнему оставался слугой своего хозяина. Никто не обращал на Латура внимания. Стража могла позволить себе расслабиться, так как узники вроде бы находились каждый в своей камере. Никем не замеченный, Латур прошел мимо ключей, висевших тут же, и взял тот, который отпирал замок двери между столовой и маленькой кухней. Потом он вернулся в столовую, освободив спрятавшихся там Сада и барона. Отомкнув разделявшую оба помещения дверь, слуга провел их в кухню и запер за собой замок. Над кухонной дверью имелось окно, представлявшее собой отверстие в стене крепости. Если повсюду стены были отвесными, то в этом месте всего в каком-нибудь десятке футов от окна начинался шероховатый грунт с крутым спуском. Военный опыт Сада сослужил ему хорошую службу, так как ему не стоило особого труда найти самое уязвимое место в крепостных укреплениях. Поочередно протиснувшись в оконце, он вместе со своими спутниками приземлился с обратной стороны стены. Там их уже поджидал местный житель, Жозеф Виолон, которого подкупила Рене-Пелажи или ее помощники. Ему предстояло помочь беглецам добраться до французской границы.
Оба пленника — Сад и барон, — оставили своим тюремщикам записки. Свое послание маркиз адресовал коменданту де Лоне и графу де ла Туру. С нескрываемой издевкой он выразил надежду, что они не пострадают из-за его побега, а также извинился за столь бесцеремонный способ прощания. Только беспрестанные преследования со стороны мадам де Монтрей и сознание собственной невиновности толкнули его на этот неблаговидный поступок. С врожденным чувством собственности, Сад в трех экземплярах также составил список оставленным им в Миолане личных вещей, которые просил губернатора непременно переслать ему. Но поскольку эту просьбу не удовлетворили, в конце июля Рене-Пелажи снова появилась в крепости Миолана и потребовала вернуть собственность мужа. Уехать ей пришлось с пустыми руками.
В прощальном послании своим тюремщикам, оставленным в ночь 30 апреля, маркиз перемежал извинения с угрозами. Он утверждал, что побегу помогают пятнадцать вооруженных всадников, которые скорее умрут, чем позволят вновь арестовать его. Это заявление явно не соответствовало действительности. Своим адресатам Сад советовал отказаться от преследования. Тем не менее комендант де Лоне, прочтя послание, презрел угрозы и организовал конный отряд, приказав тщательно обыскать окрестности, лежавшие между Миоланом и французской границей. Но у маркиза и его спутников имелось в запасе несколько часов, чтобы на лошадях успеть спуститься в долину Изера и проследовать в Шамбери. Надежды поймать их там до пересечения границы с Францией практически не оставалось. В пятидесяти милях от Миолана располагался Гренобль, и на другой день Сад находился уже там. Комендант де Лоне, лишившись обещанных мадам де Монтрей всевозможных материальных и моральных наград, тем не менее не очень-то расстраивался из-за того, что перестал быть участником семейной ссоры.
Глава седьмая
«Скандал маленьких девочек»
— 1 —
Cад находился в безопасности… Хотя более точно на этот счет летом 1774 года выразилась Рене-Пелажи, сказав, что создавалось впечатление, что он был бы в безопасности, если бы хотел этого. Несмотря на то, что маркиз все еще оставался в розыске, очень немногие из ответственных лиц были склонны продолжать его преследование, если только какой-нибудь новой выходкой он вновь не привлечет к себе внимание. Это не кажется таким уж странным, ввиду того, что знать на своих землях не хотела нести дополнительные расходы, связанные с подобным преследованием. Кроме того, судьи опасались остаться без оплаты после слушания дела. Мало того, что Сада уже судили. Если верховной власти в Париже или в Версале заблагорассудится привлечь его к ответственности, пусть сделают это сами. Аристократия Прованса выполнять ее работу не собиралась.
Но подобные действия представлялись явно нежелательными, так как теперь стало совершенно очевидно, что рассмотрение дела маркиза в Марселе и высоким судом в Экс-ан-Провансе страдало определенными нарушениями законности: факты по делу собирались и анализировались с недопустимой поспешностью. Излишняя торопливость слушания дела и приведения приговора в исполнение даже стала объектом докладной записки, представленной в 1777 году на рассмотрение королю. С какой стати материалы следствия не взялись изучать более тщательно? Никто из представителей власти не задался вопросом, почему в образцах засахаренных анисовых семян и рвотных масс, подвергнутых экспертизе, отсутствовали какие-либо следы яда. По крайней мере, следовало провести хотя бы дополнительные исследования. Вещественных доказательств причастности Сада к отравлению не имелось. Что касалось обвинения в содомии, то оно строилось исключительно на показаниях тех, кто мог оклеветать маркиза, тем более, что позже эти лица от своих утверждений отказались. Мало кто из великих сеньоров горел желанием тратить собственные силы и деньги на проведение подобного расследования.
Главной фигурой в судебном деле являлся канцлер Мопу, который был председателем высокого суда в Париже в то время, когда Сад предстал перед уголовным отделением все того же суда в 1764 года, призванный отвечать за обращение с Роз Келлер. Поговаривали, канцлер с негодованием относился ко всему, что, на его взгляд, имело отношение к могущественному влиянию налоговой палаты, а к ее председателю он питал личную неприязнь. Эту должность, как известно, занимал тесть Сада, президент де Монтрей. Небезосновательно предположить, что Мопу намеревался насолить своему сопернику, испортив репутацию его зятю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114