— Это вернее, — изрек комдив, берясь рукой за перекладину трапа. — Что ж, я — пожалуйста. В четырнадцать.
С уходом Кондратьева осмотр кончился, и все вернулись во второй отсек.
— Так вот, — сказал Горбунов, протиснувшись за стол и садясь на свой диванчик. Лицо его приняло землистый оттенок и как будто постарело — сказывалась накопившаяся в походе усталость. — Я вас беру. Вы все продумали?
— Да.
— Тогда не будем терять драгоценного времени. В четырнадцать часов зайдите к комдиву, он даст указание Ходунову. У вас есть целый день на устройство своих дел, а завтра к подъему флага прошу быть на корабле. Если вы и на этот раз опоздаете…
— То можете не приходить, — принужденно улыбаясь, закончил Митя.
— Э, нет. Получите первое взыскание. Сразу же заведите себе блокнот и все мои поручения — их будет много — записывайте. Имейте в виду, я человек настырный и мелочный. Поначалу это будет вас раздражать, а потом вы поймете, что в нашем деле иначе нельзя, и станете таким же, как я. Если не хуже.
— Понимаю, — сказал Митя без особого восторга.
— Присмотритесь к команде. Есть интересные люди. А точнее сказать: неинтересных нет, только одни попроще, а другие незамысловатее. Да, вот еще что, — Горбунов щелкнул пальцами и оживился, — проведите-ка завтра политинформацию.
— Я?
— Ну конечно, вы, кто же еще? — На лице Горбунова промелькнула тень раздражения. — У меня комиссара нет, привыкайте к тому, что вы не только строевой начальник. Вы должны провести беседу гораздо лучше, чем я или Федор Михайлович.
— Почему вы так думаете? — спросил Митя, ожидая комплимента.
— Потому что мы были в походе, а вы сидели на базе.
— Могу сказать, что будут спрашивать, — сказал Ждановский. — Положение под Ленинградом — раз. Битва за Москву — два. Положение на Черном море — три. Промышленность и резервы — четыре. И — второй фронт.
Для механика это была целая речь.
— Решено. — Горбунов слегка пристукнул ребром ладони. — Восемь пятьдесят в кубрике команды. До свидания.
Вернувшись на «Онегу», Туровцев вспомнил, что он еще служит на плавбазе и Ходунов даже не подозревает, как скоро они расстанутся. В мечтах Митя уже много раз являлся к Ходунову и с леденящей официальностью докладывал ему о новом назначении. Теперь была полная возможность отвести душу, но — странное дело — вместо торжества он испытывал смущение, как будто в уходе с «Онеги» был какой-то оттенок предательства. Всю первую половину дня он с необычайным рвением занимался делами плавбазы, стараясь не попадаться на глаза командиру, а после обеда отправился к себе в каюту и лег: ему хотелось разобраться в своих впечатлениях.
«Лодка хорошая, — думал он. — Конечно, это не подводный крейсер, как лодка Стремянного, но зато и я не второй штурман, а первый, и к тому же помощник командира корабля. Но дело даже не в положении. Корабль — это люди, а люди мне нравятся. Для первого знакомства лучше бы вам было не опаздывать, уважаемый Дмитрий Дмитрич! И упаси вас боже сейчас задремать — в четырнадцать ноль-ноль вам надлежит явиться к комдиву. Теперь мне ясно, что значит: „Я — пожалуйста“. В переводе сие означает: „Дело ваше, если вам нравится этот телок, берите, за мной дело не станет“. Вообще — это были смотрины, самый настоящий экзамен. А что такое „2-5-3-3-4“? Дурак, это отметки, и механик с комдивом, попросту говоря, залепили мне по двойке. Кабы знать, за что… Пятерка — это за приборы. Ах, черт возьми мои калоши…»
Туровцев вскочил и, как был босиком, бросился искать карандаш: ему не терпелось вывести средний балл. В худшем варианте получалась тройка с плюсом, в лучшем — четверка с минусом.
«Ну что ж, большего я и не стою, — смиренно решил Митя, забираясь обратно на койку. — На данном, так сказать, отрезке».
Ровно в четырнадцать Туровцев постучал к комдиву. Кондратьев занимал теперь просторную двухотсечную каюту в надстройке. Никто не ответил, тогда Митя осторожно приоткрыл дверь и вновь постучал. Из-за бархатной портьеры, отделявшей кабинет от спальни, высунулся Кондратьев, он был без кителя и прижимал к лицу мохнатое полотенце.
— А, лейтенант, заходи, — сказал комдив голосом хорошо выспавшегося человека и скрылся. Через две минуты взвизгнули кольца портьеры, и он появился в новой драповой шинели со свежими нарукавными нашивками. Надраенная медь пуговиц сияла, как целый духовой оркестр. Широким жестом протянул руку:
— Поздравляю. И — до видзенья.
Митя посмотрел оторопело. Кондратьев захохотал, очень довольный.
— Что смотришь? Не хотел расставаться, ан приходится. Еду в штаб флота, так неудобно, понимаешь. Еще спросят: откуда этакий ферт голландский…
Наконец Митя понял: комдив сбрил свою пиратскую бороду.
— Значит, у нас с тобой все в порядке. Ходунову я уже сказал. Иди оформляйся и начинай служить. Пьешь?
— В меру.
— Что и главное. Мера, брат, во всем нужна. А впрочем, у Витьки Горбунова не очень разгуляешься, он мужчина твердой нравственности. Ты как насчет тровандер?
Митя вытаращил глаза, чем опять доставил комдиву живейшее удовольствие.
— Не знаешь? Чему вас учат, спрашивается? «Тровандер» — значит «волочиться за женщинами».
— Это по-каковски же?
— По-гуронски.
— А вы знаете гуронский язык?
— Обязательно, — сказал Кондратьев, сразу становясь серьезным. — У нас на двести второй все знают. Тайя хочешь? — Он вытащил из кармана большой кожаный портсигар, взглянул на часы, испуганно охнул и, оставив Туровцева с незажженной папиросой во рту, выскочил из каюты. Через несколько секунд дежурный у трапа прокричал: «Смирно!»
Следующий визит был к Ходунову. Командир «Онеги» принял Туровцева, сидя, как всегда, на койке. У командира был Ивлев, военком плавбазы. Ивлева на бригаде звали «Агрономом», он это знал и не сердился. На «Онегу» он попал с сухопутного фронта, после ранения. Ивлев и в самом деле смахивал на агронома, хотя агрономом не был, а работал до войны в политотделе МТС.
— Значит, покидаете нас? — сказал Ходунов, пододвигая Мите кресло. — Сожалею, но приказ есть приказ. Присаживайтесь, пожалуйста.
Необычная вежливость командира кольнула Митю. Она означала: я тебе не тыкаю и не ворчу на тебя, потому что ты уже не наш. А с пассажирами я, слава те господи, понимаю обращение.
Митя сел.
— Конечно, вам у нас неинтересно, — продолжал Ходунов почти галантно. — Вы человек молодой, с военно-морским образованием, избрали, так сказать, определенный профиль, и, поскольку имеется возможность оправдать свою специальность, возражать, конечно, не приходится. Другой вопрос: «Онега» хоть и у стенки стоит, но свое дело делает, а вот доведется ли вам в Балтике погулять — это еще бабушка надвое сказала.
Ивлев нахмурился.
— Что ж, командир, по-твоему, лодки не пойдут?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152