Льдина по ту сторону трещины вдруг начала клониться под тяжестью въехавшей на нее упряжки, и задние собаки, отчаянно визжа, стали тонуть в воде.
— Вперед, Кучум, вперед! — Татаринов оштолом взгрел пятерку передовых собак во главе с вожаком. Длина нарты тоже препятствовала уйти в промоину. Собаки отчаянно рванули и вытянули за собой остальных. Татаринов перекрестился.
Несмотря на мозаику звериных следов вокруг ледяного склада, он оказался цел, и, когда подъехали остальные, продукты выкопали и разместили на нартах.
Через пару суток, когда отряд держал путь к Медвежьим островам, при сильном ветре началась метель. Боясь растерять в пурге товарищей, Врангель приказал связать все нарты и остановиться на ночлег. Бешеный ветер рвал из рук палатку, не позволяя установить ее, задувал костер. Пурга продолжалась всю ночь, и наутро, когда она утихла, лишь шесть больших сугробов обозначали место, где непогода застигла караван. Чертыхаясь, начали раскапывать снег и освобождать друг друга и зарывшихся в снег собак.
Прояснившееся небо открыло на расстоянии пяти верст гранитные утесы Четырехстолбового острова.
— Вот она, наша искомая и ненаглядная земля! — вскричал Матюшкин.
Было трудно понять, то ли радость его искренна, то ли он опять горько шутит, намекая, что это совсем не та земля, которую они надеялись найти.
Свидание с землей вызвало у всех огромное облегчение. Натаскали в большую кучу наносный лес, поставили у скалы палатку и, разведя жаркий костер, начали сушить промерзшую одежду. Какая-то птичка вдруг весело заверещала над головой.
— Пуночка! — вскричал Татаринов. — Вот и пуночка прилетела, весну принесла.
Врангель же с грустью размышлял, что поход заканчивается, но, в отличие от предыдущего, его нельзя признать особо удачным. Много рисковали, и все без толку, А ведь была у него мысль поручить руководство походом Матюшкину, а самому заняться обработкой материалов поездки к Шелагскому мысу. Хорошо, что передумал. Матюшкин, с его не знающей тормозов отвагой, мог и не вернуться назад, погубить людей.
Что ж, если не удалось отыскать «землю Андреева», можно в таком случае подробно осмотреть всю группу Медвежьих островов. Для их описи разделились на два отряда. На самом крупном из них, Крестовом, обнаружилось множество берлог и нор — укрытий песцов, медведей, волков. На южном берегу мелькнуло и тут же исчезло небольшое стало оленей.
На другом острове отыскали весло, похожее формой на юкагирское, полозья от нарт и человеческие кости.
Купца Бережного богатая добыча ждала на четвертом по счету острове — в крутом земляном холме покоилось целое кладбище мамонтовых костей и бивней. Однако они прочно вмерзли в землю, и лишь с помощью казаков, вооруженных лопатами и пешнями, удалось освободить пару бивней и уложить на нарты.
Вновь соединившиеся отряды экспедиции направили путь на юго-запад, и через полсотни верст радостное восклицание нартовщика, обнаружившего свою давнюю ловушку на зверя, возвестило, что путешественники благополучно достигли матерой земли.
Через пару дней отряд уже ночевал в теплых домах Походска — селения на устье Колымы.
Врангель не мог припомнить, чтобы когда-либо прежде с таким нетерпением ожидал весеннего пробуждения природы. После двадцатого мая уже не исчезавшее с горизонта солнце растопило лед на стрежне Колымы, покров реки прорезали глубокие трещины; льдины, толкаемые течением, начали расходиться, с шумом ползли друг на друга, и вот освободившаяся от панциря река понесла ледяные поля в океан.
Взлом льда ознаменовался и первым дождем. Воспрянув от спячки, зашевелились растения, на проталинах показалась трава, на ивовых кустах набухали почки.
Облачившись в высокие резиновые сапоги и прихватив зрительную трубу, Врангель уходил в тундру, к близлежащим озерам. Буйное оживление ощущалось там с особой мощью. Меж трав и мшистых кочек журчали ручьи, слышалось призывное пение птах — кулика, песочника, чернозобика. В синь озер, там, где уже обозначилась вода, с шумом плюхались стаи уток, и при удаче можно было видеть в окуляр трубы скрадывающего добычу песца.
Но благодать длилась недолго. Прогревшийся воздух вызвал к жизни бесчисленное кровососущее племя. Лишь едкий дым отпугивал комарье, и теперь почти в каждом дворе Нижнеколымска свет солнца застилала густая молочная пелена от разложенных хозяевами дымокуров.
Но северный ветер вновь принес похолодание и на время изгнал беспощадных мучителей. Можно было вновь без опаски выбираться в тундру.
Взяв ружья, Врангель, Матюшкин и Козьмин отправлялись на охоту. Возле облюбованного ими озерка они устроили меж кустов шалаш и там караулили прилет птиц. Флегматичный Прокопий Козьмин, не затрудняя себя томительным ожиданием, ложился в своей меховой куртке на устилавшие пол доски и, попросив товарищей «тряхнуть его, когда появятся пернатые», погружался в дрему. Приходилось иной раз ждать час, два, с досадой провожая глазами стаи, пролетавшие без посадки мимо, и тихо гладить по загривку насторожившуюся при виде птиц лайку по кличке Ворон, обученную подбирать подстреленных птиц и арендованную на охоту у сотника Татаринова.
Но терпение вознаграждалось. Сделав над озером круг, стайка уток садится на воду. Пробуждается от дремы толкнутый в плечо Козьмин, быстро садится и тоже прикладывается к ружью. Выстрел, другой... Матюшкин стреляет по поднявшейся стае влет. Отпущенный с поводка Ворон, прыгая по кочкам, несется вперед, отважно кидается в холодную воду, ухватив добычу, несет ее стрелкам и тут же торопится обратно к озеру, чтобы поймать и подранков. Иногда случалось подстрелить и гусей.
После однообразного питания в ледяном походе свежая, изжаренная в печи дичь воспринималась северными скитальцами как истинно царское блюдо. Друзья сознавали, что позже, когда вновь придет зима и погрузит окружающий мир в полярную ночь, они со сладкой тоской в сердце будут вспоминать это бдение у озера, в шалаше среди мхов, под солнцем, пробивающим свет сквозь окутывающие небосклон облака.
Скоро предстояло разъехаться. На катере, построенным Козьминым с помощью матроса Нехорошкова, Врангель собирался описать низовья Колымы. Матюшкину вместе со штурманом предстояла поездка на лошадях вдоль берега Ледовитого моря к устью Индигирки тоже с целью картирования побережья.
Узнав о планах купца Бережного отправиться в поисках мамонтовой кости в восточную тундру, где разливы рек обнажают кладбища вымерших исполинов, Врангель попросил унтер-офицера Решетникова присоединиться к купцу вместе с двумя плотниками и построить на устье Большой Баранихи жилье для привала, имея в виду будущие маршруты экспедиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119