Кто-то взял его коня под уздцы, Хмельницкий расценил это как знак уважения, он отпустил поводья, поправил пояс. Из разговора выяснилось, что корсунские мещане отказались чинить мосты за свой счет.
— Это настоящий грабеж, уважаемый пан, — объяснил Хмельницкому старший. — Люди ему пашут и сеют, да еще и чинш оплачивают… А за что, спрашивается, посудите сами? Наверное, за то, что мы живем и дышим, не торопимся стать отступниками, униатами. Верно я говорю, уважаемый пан?
— Так вы можете пожаловаться пану… — попытался было Хмельницкий закончить этот неприятный разговор.
Солнце тем временем опускалось все ниже и ниже. Скоро и вечер наступит. А голодная семья ждет его у леса. Но несколько человек, перебивая друг друга, с возмущением стали рассказывать, как урядники староства издеваются над мещанами, преследуют их за то, что они не хотят чинить мосты на собственные средства. Один мещанин умер от побоев, а четверых, в том числе и самого искусного в Корсуне кузнеца, забрали в замок, а там, должно быть, пытают. Человек десять мужчин и женщин тяжело ранены.
— И казаки теперь, уважаемый пан, взялись сами хозяйничать в городе. Урядники удрали в замок, а двое из них лежат связанными в магистрате. Мы вот охраняем тут, а братья казаки хотят ворваться в замок, чтобы освободить задержанных мещан и казацкого кузнеца, если они еще живы…
Хмельницкий только разводил руками. Потом он сообразил, что сейчас может помочь обеим сторонам.
— Постойте, панове казаки, — дружелюбно предложил он. — Я мог бы убедить здешних панов урядников не причинять зла кузнецу и мещанам. Понятно, погорячились люди, защищая собственное добро. Наказывать за это — значит толкать людей на бунт!..
— А кто ответит за умершего? — спросил пожилой казак, которого звали Сидором.
Его поддержали еще несколько человек. Снова раздались возмущенные голоса, как и в первые минуты встречи.
— Закон, карающий за убийство человека, должен быть единым в государстве, — неожиданно для самого себя высказал Хмельницкий услышанную им только сегодня из уст Яцка мысль, с которой он был не вполне согласен. Хмельницкий даже удивился, что при данных обстоятельствах она была повторена им вполне чистосердечно, без малейшего раскаяния.
Раздались возгласы: «Верно!», «Единый закон!», «К ответу!»… Тревога охватила Хмельницкого, так внезапно поддержавшего справедливые требования взбунтовавшихся корсунцев.
Никто из присутствующих не заметил, что сразу после того, как Хмельницкий соскочил с седла, к толпе тихонько подъехал на своем небольшом карем жеребчике Зиновий. Все были так возбуждены, что не слышали, как он сошел с коня и поставил его рядом с отцовским. Только после того, как казаки успокоились, одобрив суждение Хмельницкого о законе, а жеребчик Богдана, играя, укусил отцовского коня ниже колена и тот заржал, — все оглянулись и увидели подростка.
— Сынок? — спросил кто-то.
В первое мгновение Хмельницкого рассердило, что сын слышал весь этот разговор. И в то же время его сердце наполнилось отцовской гордостью. При других обстоятельствах он накричал бы на Зиновия, отругал как следует, но сейчас не стал этого делать. А сын не скрывал восхищения своим отцом и, высоко подняв голову, разглядывал казаков. Лучи заходящего солнца отражались в его глазах, и они не по-детски горели, как у орленка, который впервые силится расправить крылья и вылететь из гнезда следом за отцом.
— Да, это мой… Зиновий-Богдан! — произнес Хмельницкий, не удержавшись, чтобы не похвастаться новым, таким благозвучным именем своего сына. — Почему же ты не остался вместе с матерью? Не отдохнул? — спросил он Зиновия.
— А мама послала меня за вами. Мы уже остановились ночевать в крайней хате у старого казака. Он хорошо знает моего покойного дедушку, маминого отца, казаковал вместе с ним. Он уже и ужин велел приготовить, — скороговоркой выпалил мальчик.
Казаки одобрили выбор жены Хмельницкого — ее решение остановиться на ночлег у почтенного казака Дениса. Они тут же выделили одного мещанина, чтобы тот помог мальчику отвести коней во двор Дениса и постарался достать наутро телегу с хорошим кучером. Несколько мещан остались охранять мост, а остальные пошли вместе с Хмельницким к замку. Они хотели освободить заключенных там невинных людей.
14
Стоял чудесный летний день. Проехав степью по пыльной дороге, под палящими лучами солнца, путешественники добрались до Терехтемирова. Здесь сразу повеяло на них прохладой Днепра, и они полной грудью вдыхали свежий воздух, любуясь красотой окружающей природы. Корсунский кузнец, освобожденный из темницы после вмешательства Хмельницкого, охотно согласился сопровождать женщин в телеге, раздобытой для них казаками. Богдан ни на шаг не отъезжал от телеги, жадно прислушиваясь к рассказам кузнеца о бесчинствах, творимых в старостве.
— Люди наши — православные с деда-прадеда. Да и не понимают они этих католических молитв, не хотят признавать опостылевшую унию, не могут мириться с тем, что чужеземцы хозяйничают в стране, — жаловался кузнец женщинам. — А они все лезут и лезут к нам, называя себя нашими панами, да карают за малейшее непослушание. Наши церкви превращают в униатские… Такое творится, прости господи…
Матрена внимательно слушала кузнеца, утешала его как могла, соглашаясь с тем, что польская шляхта и духовенство стараются захватить край. То же говорила Мелашка. Они думали и толковали совсем не о том, что волновало Хмельницкого. Ему довольно легко удалось уговорить урядников открыть ворота Корсунского замка и отпустить кузнеца и мещан. Умный и спокойный по натуре человек, он обладал незаурядными способностями и нашел слова, позволившие ему примирить казаков с урядниками. Правда, надолго ли это — трудно сказать. Он посоветовал урядникам самим расследовать, кто так бессердечно избил несчастного мещанина, что тот скончался, и виновного отправить на суд самого старосты. А для починки моста, рекомендовал доставить за счет староства доски и бревна, чтобы городские мастера могли его восстановить…
Все эти советы Хмельницкий давал, будучи под впечатлением беседы с казаками. Как ему казалось, их принимали обе враждующие стороны, — скорее из-за уважения к нему, к его благим намерениям, к его желанию уладить ссору, чреватую опасными последствиями. А утром старый Денис и кузнец рассказали ему о том, что несколько десятков вооруженных казаков на рассвете покинули Корсунь и ушли на север.
— Правды ищут люди, ушли за Путивль, помогать русским… — объяснил Денис.
В полдень Хмельницкие были уже на терехтемировском пароме. Позавтракали они рано, еще в Межеричах, торопясь хотя бы в послеобеденную пору попасть в Переяслав.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
— Это настоящий грабеж, уважаемый пан, — объяснил Хмельницкому старший. — Люди ему пашут и сеют, да еще и чинш оплачивают… А за что, спрашивается, посудите сами? Наверное, за то, что мы живем и дышим, не торопимся стать отступниками, униатами. Верно я говорю, уважаемый пан?
— Так вы можете пожаловаться пану… — попытался было Хмельницкий закончить этот неприятный разговор.
Солнце тем временем опускалось все ниже и ниже. Скоро и вечер наступит. А голодная семья ждет его у леса. Но несколько человек, перебивая друг друга, с возмущением стали рассказывать, как урядники староства издеваются над мещанами, преследуют их за то, что они не хотят чинить мосты на собственные средства. Один мещанин умер от побоев, а четверых, в том числе и самого искусного в Корсуне кузнеца, забрали в замок, а там, должно быть, пытают. Человек десять мужчин и женщин тяжело ранены.
— И казаки теперь, уважаемый пан, взялись сами хозяйничать в городе. Урядники удрали в замок, а двое из них лежат связанными в магистрате. Мы вот охраняем тут, а братья казаки хотят ворваться в замок, чтобы освободить задержанных мещан и казацкого кузнеца, если они еще живы…
Хмельницкий только разводил руками. Потом он сообразил, что сейчас может помочь обеим сторонам.
— Постойте, панове казаки, — дружелюбно предложил он. — Я мог бы убедить здешних панов урядников не причинять зла кузнецу и мещанам. Понятно, погорячились люди, защищая собственное добро. Наказывать за это — значит толкать людей на бунт!..
— А кто ответит за умершего? — спросил пожилой казак, которого звали Сидором.
Его поддержали еще несколько человек. Снова раздались возмущенные голоса, как и в первые минуты встречи.
— Закон, карающий за убийство человека, должен быть единым в государстве, — неожиданно для самого себя высказал Хмельницкий услышанную им только сегодня из уст Яцка мысль, с которой он был не вполне согласен. Хмельницкий даже удивился, что при данных обстоятельствах она была повторена им вполне чистосердечно, без малейшего раскаяния.
Раздались возгласы: «Верно!», «Единый закон!», «К ответу!»… Тревога охватила Хмельницкого, так внезапно поддержавшего справедливые требования взбунтовавшихся корсунцев.
Никто из присутствующих не заметил, что сразу после того, как Хмельницкий соскочил с седла, к толпе тихонько подъехал на своем небольшом карем жеребчике Зиновий. Все были так возбуждены, что не слышали, как он сошел с коня и поставил его рядом с отцовским. Только после того, как казаки успокоились, одобрив суждение Хмельницкого о законе, а жеребчик Богдана, играя, укусил отцовского коня ниже колена и тот заржал, — все оглянулись и увидели подростка.
— Сынок? — спросил кто-то.
В первое мгновение Хмельницкого рассердило, что сын слышал весь этот разговор. И в то же время его сердце наполнилось отцовской гордостью. При других обстоятельствах он накричал бы на Зиновия, отругал как следует, но сейчас не стал этого делать. А сын не скрывал восхищения своим отцом и, высоко подняв голову, разглядывал казаков. Лучи заходящего солнца отражались в его глазах, и они не по-детски горели, как у орленка, который впервые силится расправить крылья и вылететь из гнезда следом за отцом.
— Да, это мой… Зиновий-Богдан! — произнес Хмельницкий, не удержавшись, чтобы не похвастаться новым, таким благозвучным именем своего сына. — Почему же ты не остался вместе с матерью? Не отдохнул? — спросил он Зиновия.
— А мама послала меня за вами. Мы уже остановились ночевать в крайней хате у старого казака. Он хорошо знает моего покойного дедушку, маминого отца, казаковал вместе с ним. Он уже и ужин велел приготовить, — скороговоркой выпалил мальчик.
Казаки одобрили выбор жены Хмельницкого — ее решение остановиться на ночлег у почтенного казака Дениса. Они тут же выделили одного мещанина, чтобы тот помог мальчику отвести коней во двор Дениса и постарался достать наутро телегу с хорошим кучером. Несколько мещан остались охранять мост, а остальные пошли вместе с Хмельницким к замку. Они хотели освободить заключенных там невинных людей.
14
Стоял чудесный летний день. Проехав степью по пыльной дороге, под палящими лучами солнца, путешественники добрались до Терехтемирова. Здесь сразу повеяло на них прохладой Днепра, и они полной грудью вдыхали свежий воздух, любуясь красотой окружающей природы. Корсунский кузнец, освобожденный из темницы после вмешательства Хмельницкого, охотно согласился сопровождать женщин в телеге, раздобытой для них казаками. Богдан ни на шаг не отъезжал от телеги, жадно прислушиваясь к рассказам кузнеца о бесчинствах, творимых в старостве.
— Люди наши — православные с деда-прадеда. Да и не понимают они этих католических молитв, не хотят признавать опостылевшую унию, не могут мириться с тем, что чужеземцы хозяйничают в стране, — жаловался кузнец женщинам. — А они все лезут и лезут к нам, называя себя нашими панами, да карают за малейшее непослушание. Наши церкви превращают в униатские… Такое творится, прости господи…
Матрена внимательно слушала кузнеца, утешала его как могла, соглашаясь с тем, что польская шляхта и духовенство стараются захватить край. То же говорила Мелашка. Они думали и толковали совсем не о том, что волновало Хмельницкого. Ему довольно легко удалось уговорить урядников открыть ворота Корсунского замка и отпустить кузнеца и мещан. Умный и спокойный по натуре человек, он обладал незаурядными способностями и нашел слова, позволившие ему примирить казаков с урядниками. Правда, надолго ли это — трудно сказать. Он посоветовал урядникам самим расследовать, кто так бессердечно избил несчастного мещанина, что тот скончался, и виновного отправить на суд самого старосты. А для починки моста, рекомендовал доставить за счет староства доски и бревна, чтобы городские мастера могли его восстановить…
Все эти советы Хмельницкий давал, будучи под впечатлением беседы с казаками. Как ему казалось, их принимали обе враждующие стороны, — скорее из-за уважения к нему, к его благим намерениям, к его желанию уладить ссору, чреватую опасными последствиями. А утром старый Денис и кузнец рассказали ему о том, что несколько десятков вооруженных казаков на рассвете покинули Корсунь и ушли на север.
— Правды ищут люди, ушли за Путивль, помогать русским… — объяснил Денис.
В полдень Хмельницкие были уже на терехтемировском пароме. Позавтракали они рано, еще в Межеричах, торопясь хотя бы в послеобеденную пору попасть в Переяслав.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137