– В удачное время попал.
Разговорились. Оказывается, помещик здешний – один из самых богатых в округе. В поместье у него больше сотни работников и еще человек сто охраняет большое озеро возле Дуная и занимается рыболовством. А под горой в овраге раскинул свои шатры цыганский табор. Цыгане обрабатывают часть помещичьих земель. Главная усадьба находится тут, на этом дворе, но есть работа и наверху, в верхней усадьбе.
– Худо, коли тебя пошлют туда. Там, наверху, ни души, безлюдье.
– Господин Ласкэр сказал, что я буду работать в конторе.
– Может, и сказал, да не он здесь решает.
– А кто же?
– Барин.
Сгустились сумерки. В окнах замка горит свет. Наевшись, я бреду по двору, до меня никому нет дела, даже собаки – и те не пристают. Обнюхали и отошли. Опять стучу в дверь к господину Ласкэру.
– Ты поел?
– Поел.
– Сейчас пойду узнаю, можно ли к барину. Ступай за мной!..
Я иду следом за господином Ласкэром. Жду у лестницы. Лестница широкая и высокая. Мраморные ступени. Господин Ласкэр исчез в дверях замка и вскоре воротился назад.
– Прошу. Ноги хорошенько вытри.
Я тщательно вытираю.
Интересно, каков собой помещик?
Прохожу в комнату и нерешительно ступаю по мягкому ковру, утопая своими старыми постолами по самую щиколотку.
Господин Ласкэр, переломившись в пояснице, объясняет помещику в чем дело:
– Пришел в имение примерно час назад. С верховьев Кэлмэцуя, из Омиды. Ищет работу. У него разборчивый почерк, можно бы оставить его в конторе.
Я решаюсь посмотреть помещику в глаза. Это высокий крепкий человек с рыжими, поседевшими на висках волосами. Без бороды и усов. Шея чуть не лопается от жира, лицо лоснится довольством, он свежевыбрит, причесан, напудрен. В правом глазу носит круглое стеклышко – монокль. Вот он заговорил. Напирает на «р» и выражается слегка неправильно, словно думает на другом языке.
– Завтра утром поедешь вместе со мной в усадьбу. Там, наверху, мне нужен человек. Старательный и покорный. Будешь получать еду, кров и десять лей в месяц: плачу по-царски. Проводи его, Ласкэр!
Он и не подумал спросить, как мое имя. Да и я не спешил назваться.
Господин Ласкэр весь дрожит. Наверно, от усталости.
Я желаю барину с моноклем доброй ночи и, не отставая ни на шаг, следую за господином Ласкэром. Выхожу лицом к двери, хотя господин Ласкэр пятится задом. Спускаемся по лестнице; господин Ласкэр шепчет:
– Что ты натворил, несчастный! Повернулся к помещику задом…
– Не сердитесь, господин Ласкэр, я просто не могу задом наперед ходить. Что я, рак?
Господин Ласкэр смотрит на меня с удивлением, криво улыбается:
– А ты не робкого десятка!..
– Не знаю, но если вы так считаете…
– Переночуешь у Сафты.
Работники раскланиваются перед господином Ласкэром еще истовее, чем тот перед помещиком.
– Господин Ласкэр, я хотел у вас спросить.
– О чем еще?
– Как зовут барина?
– Аргир Аризан. Огорчился я, – признается он вдруг.
– Из-за чего же, господин Ласкэр?
– Хотел тебя в конторе оставить. Не справляюсь уже с работой. В который уж раз, когда кто с хорошим почерком придет, пытаюсь у себя в конторе оставить. А хозяин забирает его и отсылает в горы. Не приживаются там люди.
– Отчего это?
– Почем мне знать? Может, надоедает в глуши жить.
– Мне, думаю, не надоест.
– Не говори гоп… Одно знаю – без глаз остался, разбирая конторские бумаги. С меня довольно.
– А барин вас на пенсию не отпускает?
– Нет. Господин Аризан на пенсию никого не отпускает. Я уже сорок лет в этом поместье проработал. Пока хватает сил – работаешь и получаешь жалованье. А уж как сил не будет – ступай вон. Барин наймет другого.
Я оставляю господина Ласкэра втихомолку жаловаться на судьбу. Возвращаюсь к Сафте на кухню.
– Господин Ласкэр сказал, чтоб я эту ночь спал у вас. Завтра утром отправлюсь с помещиком в верхнюю усадьбу.
– Ах, чтоб его!..
– Что это вы так?
– Да так просто, сорвалось…
Во двор с грохотом въезжает автомобиль. Без верха. Из автомобиля выходят четыре немецких офицера.
Шофер отводит машину, всю забрызганную грязью, в дальний угол двора. От машины валит пар. Гнали, верно, во весь опор по здешним ухабам…
Помещик вышел встречать гостей. Обнимается, целуется с ними.
– Опять эти немцы, – ворчит Сафта.
– Что, они уже и раньше приезжали?
– Все время ездят. Они с помещиком друзья. Попросил он их дать пленных румын для работы в верхней усадьбе. Обещал, что будут работать без охраны, под его ответственность. И немцы дали – вроде как заместо батраков. Теперь эти пленные спину на него гнут. Да ты и сам увидишь, коли туда едешь. Теперь, раз немцы приехали, большой сабантуй на всю ночь закатит…
На рыжем коне во двор въехал господин Георгиу. Конь весь в мыле. Видно, бешеным галопом гнал его всадник.
Георгиу соскакивает на землю; сразу три человека бросаются принять коня. Один берет коня за узду и вываживает. Другие, сняв седло и накрыв животное попоной, на ходу вытирают ему пучком соломы бока.
Господин Георгиу бежит к замку. Немного погодя выскакивает и бегом спускается по ступеням.
– Коня! Живо!
Слуги подводят коня, вновь седлают.
Георгиу вскакивает в седло, хлещет коня арапником. Из-под конских копыт брызжут искры. Конь выносит всадника со двора и мчит его вдаль.
– За цыганами поскакал, – бормочет Сафта.
Сафта варит еду лишь для слуг.
Для господ и барских гостей – отдельная кухня.
В господской кухне переполох. Зовут на помощь и Сафту.
В этой кухне не пахнет ни фасолью, ни теплым паром мамалыги. Тут сложены специальные печи, в них пекут булки, куличи, жарят мясо. Повара и кухарки одеты чисто, во все белое, как доктора в больнице.
Я укладываюсь спать в комнате Сафты. Прямо на ее постели – на широких дощатых нарах, накрытых циновкой, как у нас дома. На них свободно уместилось бы пять-шесть человек.
Устроившись в уголке, укрываюсь одеялом из старого тряпья. И сразу чувствую, что страшно устал. Еще бы, за целый день пути ни разу не присесть передохнуть.
И вот лишь теперь ощущаю, как горят подошвы ног и усталость, словно вода, разливается по телу. Я засыпаю и сплю как убитый.
Просыпаюсь под утро. Рядом – широкая, дебелая и горячая спина Сафты. Сафта спит крепко, хоть из пушки пали. И храпит. Я тихонько посвистываю – так свистят, подзывая собаку, когда соблазняют ее ломтем хлеба. Женщина перестает храпеть, затихает.
Стучат в окно – должно быть, кто-то из работников.
– Эй, парень, что вчера пришел, вставай! Барин зовет.
Натягиваю в темноте одежду. Во дворе свежо, и сонную одурь как рукой снимает.
– Барин ждет тебя у парадного.
В темноте еле угадывается массивная тень – барин сидит, покачиваясь в седле. Рядом лошадь поменьше, тоже оседланная.
– Верхом ездить умеешь?
– Умею.
– Тогда садись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157