– Честное слово, наш Тудораке тоже помрет…
Голодный Тудораке, стоя рядом с Гынгу, бросает на нас жадные взгляды и ждет…
Но Ицику трудно задобрить. Он не верит, что Тудораке помрет так скоро.
В начале нашей улицы, возле шоссе, поперек коровьего загона стоит дом Марина Данчу, который вместе с моим отцом служил в кавалерии. Жена его, тетка Бэлаша, часто наведывается к моей матери.
У Данчу две дочери и два сына. Стана – одногодка с моей сестрой Евангелиной. Линка – ровесница Рице, другой моей сестре, один из братьев Данчу – Миникэ – постарше моего брата Георге, того, что ушел из дому давным-давно, я его даже не помню; младший брат, Диникэ, – приятель моего братца Иона по безделью.
Дочери Данчу долговязые, светловолосые, почти прозрачные. Еще чуть-чуть – и сквозь них можно было бы смотреть, как через стекло; обе очень похожи на мать. На работе от них никакого проку. Двор у Дангу очень просторный и весь зарос шелковицей. Летом сестры лежат в тени на циновках. Ничем они не больны, просто слабые в костях. Ничего у них не болит, но уже по дороге на поле они от ходьбы валятся с ног.
Зато парни – крепыши, два великана. Миникэ до недавнего времени жил холостяком. Здоров, как медведь, даже здоровее; поднимет одной рукой мешок в шесть дублей, взвалит на спину и несет как ни в чем не бывало – вроде тетки Митры, их соседки. Ходит Миникэ неторопливо, говорит степенно. И что удивительно: когда Миникэ шествует по ночной улице, ни одна собака на него не тявкнет. Искал он себе жену в селе, но не нашел. Почти за четыре села ходил Миникэ Данчу в поисках жены. Ушел свататься один, а вернулся домой вдвоем – за руку с невестой. Невесту его зовут Сида, она ему едва-едва по пояс. Женщина худенькая, но, стоит ей засмеяться, так и кажется, будто во рту у нее не меньше тысячи зубов. Глаза у Сиды черные, глубоко запрятанные подо лбом и кустистыми бровями. Сида всегда в движении, ни минутки не посидит спокойно, даже за столом… Проглотит кусок – и вскочит, сделает какое-нибудь дело и снова присядет. Вот бабы и прозвали ее Егозой!.. Мне, например, нравится это прозвище – тетя Егоза…
Малютка Егоза присаживается на краешек постели поболтать с мамой.
– Как же так, тетушка Марие, ты ведь помнишь, каково было Мэричике? Такой срам на свадьбе! А теперь с мужем в ладу живет… Больно муж ее до земли жаден. А тогда она глупость сделала. Спросила бы меня, я бы ее научила, как грех-то скрыть… В свадебную ночь у мужчины в голове не все дома. Выпьет, ошалеет от танцев, от песен. Надо совсем уж дурой быть, чтобы его в такое время не провести. По себе знаю. Был случай у меня с помещичьим сыном! Попалась я ему под вечер одна в поле. Вот и пришлось мне потом надуть Миникэ!.. Прихватила я с собой голубиной крови в рыбьем пузыре… Ежели по правде, не понравился он мне, когда свататься пришел, больно уж велик. На кой ляд мне такой верзила? Не понравилось мне и как он говорил – еле-еле языком ворочает, слова не вытянешь… Придурковатым каким-то показался. А он просто скупой на слова. Спросил: «Пойдешь, Сида, за меня замуж?» – «Дай время подумать, – говорю. – Приходи через неделю…» Я думала, он больше не придет, а если и придет, то дома не застанет – я решила в тот же день уйти к родственникам. А у ворот при расставании взял он мою руку и как-то по-особенному пожал, пощекотав ладонь большим пальцем… Я даже опешила. Ушел он. А я вернулась в комнату и думаю: нет, он совсем не дурак. Кой-чего умеет. И велела отцу догнать его и воротить. Отец пошел. Нагнал его уже у околицы и привел обратно. «Выйду за тебя, Миникэ, – говорю. – Решилась». Завязала узлом одеяло с вещами, пошла за ним… И нисколечко не жалею…
Егоза распахивает на груди зипун, расстегивает кофточку, высвобождает грудь. Грудь у нее маленькая-маленькая, с темным соском. Ребенок, причмокивая, сосет.
За три года у Егозы родилось трое детей. А собирается она родить по меньшей мере двенадцать – и хвастается этим… Сама маленькая, только в бедрах широкая. «Ей легко рожать», – толкуют промеж собой бабы.
– Ты ведь знаешь Стану, мою золовку? Что это вдруг на нее нашло? Замуж за сына Орчага собирается.
– За Тэсикэ?
– За него. Второй-то сын уже женатый.
– Да, я запамятовала…
В роду Орчагов все мужчины низкорослые, чуть ли не карлики. И потому ищут себе жен ростом повыше. И находят. Но все напрасно! Детишки рождаются гномиками, луковками…
Тэсикэ служит в суде секретарем. Значит, барин. Одевается на заграничный манер, ботиночки носит со скрипом. Из дому уходит утром и пешком топает до Кырлигаца. Возвращается уже к вечеру и также пешком – скрип-поскрип, скрип-поскрип…
Ему нравится Стана Данчу – она светленькая и высокая. А сам Тэсикэ Орчаг черен, как дно кастрюли. Стана подумывает, не выйти ли за него. Секретарь суда не станет ее на работу в поле посылать. Посулил, что она, как госпожа, в шляпке ходить будет!..
Егоза чуть не заходится от смеха:
– Хотела бы я поглядеть, какова она в шляпке.
– Да ведь Полина вроде тоже шляпу носит?
– Полина носит, но ей это к лицу.
Полина появилась в семье год назад. Приехала из Руши. Она замужем за моим двоюродным братом, Никулае Димозелом, почтмейстером.
Боже мой, сколько у меня дядюшек и тетушек! Двоюродных братьев и сестер! Если спускаться по Кэлмэцую вниз – сколько родственников можно повидать! А если подниматься вверх, пока не откажут ноги, то и там тоже сплошь одна родня!.. Я мало кого из них люблю, но если уж люблю, то люблю!.. Например, очень нравится мне старший брат отца. Он старый и седой. И борода у него седая. Усы тоже седые. Дом у него на хуторе, в Виорике, что за рекой. Зовут его Алисандру Наста. По сердцу мне и жена его, тетушка Лулуца.
У них просторный двор, там много абрикосов и мирабели, яблонь и орешника, а в глубине, где земля всегда влажная и мягкая, растет высокий камыш. Изо всех папиных братьев и сестер он один знает грамоту. Выучился еще маленьким у какого-то священника.
– А что, разве в селе школы не было?
– Боже сохрани! Школы открывали только в городах для купеческих детей, для сынков помещиков и богатеев…
Я частенько заглядываю к дядюшке Алисандру Наста. Зимой – чтоб посмотреть книжки с картинками. А летом – чтоб забраться на какое-нибудь дерево и полакомиться фруктами.
– Доброе утро, дядюшка!
– А, Дарие! Доброе утро!
– Как дела, дядюшка?
– Хорошо, Дарие… Мирабели хочешь?
– Хочу…
– Тогда лезь, набивай бурдюк. Наверно, и абрикосов отведать охота? Вот на этом дереве, на верхушке, уже и зрелые есть… Полезай, собери…
Хутор расположен на солончаковом лугу. Копнешь локтя на три вглубь – вот тебе и вода. Вода в хуторских колодцах мутная, соленая. Кое-где вокруг хутора встречаются участки доброй жирной земли, на которой принимаются не только ивы да акации с тополями, но и фруктовые деревья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157
Голодный Тудораке, стоя рядом с Гынгу, бросает на нас жадные взгляды и ждет…
Но Ицику трудно задобрить. Он не верит, что Тудораке помрет так скоро.
В начале нашей улицы, возле шоссе, поперек коровьего загона стоит дом Марина Данчу, который вместе с моим отцом служил в кавалерии. Жена его, тетка Бэлаша, часто наведывается к моей матери.
У Данчу две дочери и два сына. Стана – одногодка с моей сестрой Евангелиной. Линка – ровесница Рице, другой моей сестре, один из братьев Данчу – Миникэ – постарше моего брата Георге, того, что ушел из дому давным-давно, я его даже не помню; младший брат, Диникэ, – приятель моего братца Иона по безделью.
Дочери Данчу долговязые, светловолосые, почти прозрачные. Еще чуть-чуть – и сквозь них можно было бы смотреть, как через стекло; обе очень похожи на мать. На работе от них никакого проку. Двор у Дангу очень просторный и весь зарос шелковицей. Летом сестры лежат в тени на циновках. Ничем они не больны, просто слабые в костях. Ничего у них не болит, но уже по дороге на поле они от ходьбы валятся с ног.
Зато парни – крепыши, два великана. Миникэ до недавнего времени жил холостяком. Здоров, как медведь, даже здоровее; поднимет одной рукой мешок в шесть дублей, взвалит на спину и несет как ни в чем не бывало – вроде тетки Митры, их соседки. Ходит Миникэ неторопливо, говорит степенно. И что удивительно: когда Миникэ шествует по ночной улице, ни одна собака на него не тявкнет. Искал он себе жену в селе, но не нашел. Почти за четыре села ходил Миникэ Данчу в поисках жены. Ушел свататься один, а вернулся домой вдвоем – за руку с невестой. Невесту его зовут Сида, она ему едва-едва по пояс. Женщина худенькая, но, стоит ей засмеяться, так и кажется, будто во рту у нее не меньше тысячи зубов. Глаза у Сиды черные, глубоко запрятанные подо лбом и кустистыми бровями. Сида всегда в движении, ни минутки не посидит спокойно, даже за столом… Проглотит кусок – и вскочит, сделает какое-нибудь дело и снова присядет. Вот бабы и прозвали ее Егозой!.. Мне, например, нравится это прозвище – тетя Егоза…
Малютка Егоза присаживается на краешек постели поболтать с мамой.
– Как же так, тетушка Марие, ты ведь помнишь, каково было Мэричике? Такой срам на свадьбе! А теперь с мужем в ладу живет… Больно муж ее до земли жаден. А тогда она глупость сделала. Спросила бы меня, я бы ее научила, как грех-то скрыть… В свадебную ночь у мужчины в голове не все дома. Выпьет, ошалеет от танцев, от песен. Надо совсем уж дурой быть, чтобы его в такое время не провести. По себе знаю. Был случай у меня с помещичьим сыном! Попалась я ему под вечер одна в поле. Вот и пришлось мне потом надуть Миникэ!.. Прихватила я с собой голубиной крови в рыбьем пузыре… Ежели по правде, не понравился он мне, когда свататься пришел, больно уж велик. На кой ляд мне такой верзила? Не понравилось мне и как он говорил – еле-еле языком ворочает, слова не вытянешь… Придурковатым каким-то показался. А он просто скупой на слова. Спросил: «Пойдешь, Сида, за меня замуж?» – «Дай время подумать, – говорю. – Приходи через неделю…» Я думала, он больше не придет, а если и придет, то дома не застанет – я решила в тот же день уйти к родственникам. А у ворот при расставании взял он мою руку и как-то по-особенному пожал, пощекотав ладонь большим пальцем… Я даже опешила. Ушел он. А я вернулась в комнату и думаю: нет, он совсем не дурак. Кой-чего умеет. И велела отцу догнать его и воротить. Отец пошел. Нагнал его уже у околицы и привел обратно. «Выйду за тебя, Миникэ, – говорю. – Решилась». Завязала узлом одеяло с вещами, пошла за ним… И нисколечко не жалею…
Егоза распахивает на груди зипун, расстегивает кофточку, высвобождает грудь. Грудь у нее маленькая-маленькая, с темным соском. Ребенок, причмокивая, сосет.
За три года у Егозы родилось трое детей. А собирается она родить по меньшей мере двенадцать – и хвастается этим… Сама маленькая, только в бедрах широкая. «Ей легко рожать», – толкуют промеж собой бабы.
– Ты ведь знаешь Стану, мою золовку? Что это вдруг на нее нашло? Замуж за сына Орчага собирается.
– За Тэсикэ?
– За него. Второй-то сын уже женатый.
– Да, я запамятовала…
В роду Орчагов все мужчины низкорослые, чуть ли не карлики. И потому ищут себе жен ростом повыше. И находят. Но все напрасно! Детишки рождаются гномиками, луковками…
Тэсикэ служит в суде секретарем. Значит, барин. Одевается на заграничный манер, ботиночки носит со скрипом. Из дому уходит утром и пешком топает до Кырлигаца. Возвращается уже к вечеру и также пешком – скрип-поскрип, скрип-поскрип…
Ему нравится Стана Данчу – она светленькая и высокая. А сам Тэсикэ Орчаг черен, как дно кастрюли. Стана подумывает, не выйти ли за него. Секретарь суда не станет ее на работу в поле посылать. Посулил, что она, как госпожа, в шляпке ходить будет!..
Егоза чуть не заходится от смеха:
– Хотела бы я поглядеть, какова она в шляпке.
– Да ведь Полина вроде тоже шляпу носит?
– Полина носит, но ей это к лицу.
Полина появилась в семье год назад. Приехала из Руши. Она замужем за моим двоюродным братом, Никулае Димозелом, почтмейстером.
Боже мой, сколько у меня дядюшек и тетушек! Двоюродных братьев и сестер! Если спускаться по Кэлмэцую вниз – сколько родственников можно повидать! А если подниматься вверх, пока не откажут ноги, то и там тоже сплошь одна родня!.. Я мало кого из них люблю, но если уж люблю, то люблю!.. Например, очень нравится мне старший брат отца. Он старый и седой. И борода у него седая. Усы тоже седые. Дом у него на хуторе, в Виорике, что за рекой. Зовут его Алисандру Наста. По сердцу мне и жена его, тетушка Лулуца.
У них просторный двор, там много абрикосов и мирабели, яблонь и орешника, а в глубине, где земля всегда влажная и мягкая, растет высокий камыш. Изо всех папиных братьев и сестер он один знает грамоту. Выучился еще маленьким у какого-то священника.
– А что, разве в селе школы не было?
– Боже сохрани! Школы открывали только в городах для купеческих детей, для сынков помещиков и богатеев…
Я частенько заглядываю к дядюшке Алисандру Наста. Зимой – чтоб посмотреть книжки с картинками. А летом – чтоб забраться на какое-нибудь дерево и полакомиться фруктами.
– Доброе утро, дядюшка!
– А, Дарие! Доброе утро!
– Как дела, дядюшка?
– Хорошо, Дарие… Мирабели хочешь?
– Хочу…
– Тогда лезь, набивай бурдюк. Наверно, и абрикосов отведать охота? Вот на этом дереве, на верхушке, уже и зрелые есть… Полезай, собери…
Хутор расположен на солончаковом лугу. Копнешь локтя на три вглубь – вот тебе и вода. Вода в хуторских колодцах мутная, соленая. Кое-где вокруг хутора встречаются участки доброй жирной земли, на которой принимаются не только ивы да акации с тополями, но и фруктовые деревья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157