– Вы не то говорили.
Шелленберг начал понемногу впадать в уныние.
– Это именно то, что я имел в виду. Однако суть дела, о которой вы желаете услышать, такова: отношения между Сталиным и Черчиллем носят совершенно иной характер. Они серьезно не доверяют друг другу. Черчилль являет собой все то, что так ненавистно Сталину. Сталин же символизирует собой все то, к чему питает отвращение Черчилль. Такие отношения могут приносить одни лишь неприятности. Все это – скорее дело случая, чем выбора. Когда Советам станет известно о существовании такого списка и о том, что люди, имеющие влияние во многих сферах жизни Британии, готовы к сотрудничеству с нами, он попросту не поверит в то, что британское правительство ничего об этом не знало.
– А почему бы ему и не поверить? – предположил Кальтенбруннер. – Такое всегда возможно. Мы сами вывели на чистую воду более пяти тысяч предателей, большинство из которых – офицеры и генералы вермахта. Пять тысяч! И все это – после того, как предатель фон Штауффенберг пытался двадцатого июля убить Гитлера.
– Сталин не поверит по трем причинам, – пояснил Шелленберг. – Во-первых, репутация британской разведки – безупречна, и Сталин это знает. Во-вторых, люди, имена которых приведены в списке, – не просто группа заговорщиков среди военных или промышленников, это – представители широких слоев населения, разбросанные по всей Великобритании – от Шотландии до Южной Англии. Это лидеры политических партий и деловых кругов в крупных городах, политики и промышленники, писатели и академики. Достаточно взглянуть на список Боле, чтобы понять, насколько он убедителен.
– Это действительно так? – прервал его Мюллер. – Уж в чем ни в коем случае нельзя заподозрить министерство иностранных дел, так это в реалистичности. Если свинья скажет Риббентропу, что она слон, то он будет восторгаться ее хоботом?
– Распознать истину не так-то просто, – возразил Шелленберг.
– Избавьте нас от философии.
– Это не философия, а констатация факта, – настаивал на своем Шелленберг. – Истина в том, что он скрупулезно составлялся нашим лондонским посольством совместно с внешнеполитическим ведомством партии и стал результатом их напряженной деятельности на протяжении нескольких лет. В список внесены все те, кто восхищался рейхом и симпатизировал нашим целям.
– Это было очень давно, – возразил Кальтенбруннер.
– Да, пять лет назад. Но дело не в том, чему симпатизируют они теперь, а в эффективности самого списка, если его использовать как оружие. Советы поверят тому, чему хотят верить.
Шелленберг хотел было добавить: как Риббентроп, но удержался. Он продолжал:
– Все, что нам известно о Сталине, убеждает в том, что он хронически подозрителен. Его поступки на протяжении многих лет – например, чистки в Красной Армии – со всей очевидностью свидетельствуют, что он не доверяет даже своему ближайшему окружению.
Ход был рискованный, и Шелленберг прекрасно осознавал это. Кальтенбруннер и Мюллер всего лишь переглянулись, но атмосфера в кабинете внезапно накалилась: всем троим была известна патологическая подозрительность фюрера и жестокость, с которой он проводил чистку в армии.
– Ради хоть какого-то успеха в нашем деле допустим, что вы правы в отношении Сталина, – выдавил из себя Кальтенбруннер. – Переходите к практической стороне вопроса.
– Итак, – с готовностью продолжил Шелленберг, – от нас требуется разработать схему действий таким образом, чтобы бумаги попали в нужные руки, при этом – путем, который бы обеспечил признание их достоверности и не вызвал ни малейшего подозрения, что это – дело рук германской разведки.
– Подозрения обязательно будут, – заметил Кальтенбруннер.
– Их не может не быть.
– В таком случае мы должны свести их до минимума. Кроме самих документов необходимо иметь абсолютно убедительные и приемлемые для конкретной ситуации аргументы, объясняющие их появление. Не сомневаюсь, что русские будут проверять тщательно, и документы должны выдержать эту проверку.
Шелленберг сделал небольшую паузу и извлек из портфеля вырезанную из газеты фотографию, на которой была изображена пожилая улыбающаяся женщина в полосатом шелковом платье. По всей видимости, фотография была сделана на каком-то официальном мероприятии.
– Это – Александра Коллонтай, – пояснил Шелленберг, – посол Советского Союза в Швеции. Полагаю, вы должны о ней знать.
– С меня достаточно знать, что она – стара и больна.
– Она действительно больна, и уже много лет. Но это никак не повлияло на ее ум и тем более – на ее личную крепкую дружбу со Сталиным. Если эти бумаги попадут к нему через Коллонтай, которая подтвердит их подлинность, – считайте, что половина дела уже сделана. Вот – первая причина, по которой Швеция избрана логически верно. Коллонтай – единственный советский посол, которому Сталин по-настоящему доверяет. Во-вторых, Швеция легко доступна с нашей территории. Это будет способствовать быстрой доставке документа. Между тем еще одна проблема потребовала решения – найти убедительный способ передачи Коллонтай этих бумаг. Такой способ, похоже, найден: их передаст предатель.
Кальтенбруннер скрипнул зубами и сжал лежавшие на столе кулаки:
– Это и есть ваша гениальная идея? В таком случае вас давно пора освободить от занимаемой должности! Кого вы хотите предложить, может быть – вашего приятеля Канариса? Вот зачем вы наносите ему визиты вежливости и шлете дорогие сигары? Ну что же, можете отправлять его к русским!
Помолчав, он резко добавил:
– Будьте осторожны, Шелленберг, когда употребляете слово «предатель». Оно может превратиться в бумеранг.
– Зато он со шведами крепкую дружбу водит, – прорычал Мюллер. – Все эти воркования с Бернадоттом и шведским Красным Крестом. А уж где вы, Шелленберг, просто отличились – так это на переговорах об освобождении евреев.
– Я встречался с графом Бернадоттом, – спокойно произнес Шелленберг, – по личному указанию рейхсфюрера СС.
– Ни за что не отступайте от этих указаний, ни на миллиметр, – посоветовал ему Кальтенбруннер, не скрывая злорадства.
Шелленберг сделал вид, что пропустил эту плоскую шутку мимо ушей.
– Как я уже сказал, нам нужен предатель. Вероятно, правильнее было бы сказать, что мы должны его создать. В действительности это будет преданный рейху немец с безупречной биографией. С одной стороны, мы сами будем уверены в его исключительной надежности, с другой стороны, мы сумеем убедить русских в том, что он реально мог иметь доступ к этим бумагам.
– И вы полагаете, – в голосе Кальтенбруннера звучал сарказм, – что можно состряпать такой экземпляр? Да он расколется уже через пять минут, если его начнет допрашивать специалист.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78