Она спокойно последовала за ним в маленькую прихожую привратницкой, но на секунду заколебалась, когда он предложил ей сесть, словно сначала хотела изложить свое дело.
— Милорд, — начала она, — я считаю, что это вы нуждаетесь во мне, если то, что я услышала, — правда.
Голос ее для деревенской женщины был необычного тембра: чуть сиплый, резковатый, словно в свое время она его надсадила. И была она не так уж молода, как ему сперва показалось, — лет тридцати пяти. Но как хороша собой! С прямой осанкой, с движениями, полными грации.
На ней было добротное темное платье спокойных тонов, подобающее почтенной женщине. Волосы зачесаны назад и скрыты под белой накидкой. Она могла быть женой почтенного горожанина или служанкой знатной дамы. Хью все еще не догадывался, чем она может быть ему полезна в его нынешних заботах, и ему не терпелось узнать, в чем суть ее визита.
— Так о чем же вы услышали? — спросил он.
— На рынке говорят, что вы арестовали человека по имени Бритрик, разносчика, за убийство женщины, которая вместе с ним бродила по дорогам год назад. Это правда?
— Чистая правда, — ответил Хью, — У вас есть что сказать по этому поводу?
— Да, милорд. — Она подняла на него большие черные глаза с длинными ресницами. — Я не слишком хорошо отношусь к Бритрику — на то у меня есть свои причины, но и особой вражды к нему не питаю. Он был некоторое время моим приятелем. Случалось нам и повздорить, это правда, но я вовсе не хочу, чтобы его повесили за убийство, которого он не совершал. Поэтому я здесь, перед вами, чтоб доказать, что я жива. Меня зовут Гуннильд.
— И, Боже правый, она это доказала! — воскликнул Хью после того, как выложил Кадфаэлю эту невероятную историю, зайдя во время дневного отдыха монахов в его сарайчик. — Это, без сомнения, Гуннильд. Видел бы ты лицо разносчика, когда я привел ее к нему в подвал. Он без особого интереса взглянул на нее, явно не узнавая в этом скромном облике добропорядочной женщины, а когда внимательно рассмотрел ее лицо, то так и замер с открытым ртом, глазам своим не веря. Ты бы его видел в этот момент, Кадфаэль! А как только он обрел дар речи, сразу же прохрипел: «Гуннильд!» Да, перед ним была та самая женщина, но как она изменилась! Конечно, он не все рассказал нам о своем бегстве на рассвете из дома Руалда. Неудивительно, что он ускользнул тайком, когда она еще спала. Он, как выяснилось, украл у нее все деньги. Недаром я говорил, что у него совесть нечиста. И это связано с Гуннильд. Так оно и вышло. Он забрал все, что у нее было ценного, отложенного на черный день.
— Раз такое дело, — хмыкнул Кадфаэль, внимательно, но без особого удивления слушая Хью, — то их встреча сегодня тоже могла кончиться потасовкой.
— Куда там! Он так ей обрадовался, рассыпался в благодарностях, что она спасла его, обещал вернуть ей все украденное, всячески льстил и заискивал перед нею. Но она сказала, что ей ничего от него не нужно. Я убежден, у него была мысль уговорить ее вернуться к прежней жизни, но она и не помышляет об этом. Она сказала, что прощает Бритрика, и вышла. Потом слуга помог ей сесть на лошадь, она простилась со мной, и они уехали.
— А Бритрик? — Кадфаэль приподнялся и помешал в котелке снадобье, которое он кипятил на медленном огне. Котелок стоял на решетке, прикрывавшей с одной стороны жаровню. Резкий, насыщенный парами запах ревеня ударил им в ноздри. Одряхлевшие монахи в лазарете брата Эдмунда уже начали простужаться и кашлять — и Кадфаэль готовил им лекарство.
— Его пришлось отпустить, — вздохнул Хью. — Наш герой ушел своей дорогой и выглядел очень подавленным. Держать его дольше не было оснований, но мы будем следить за ним, и если он начнет торговать честно и платить положенные пошлины, значит, для него еще не все потеряно. Тогда ваш монастырь сможет получить причитающуюся ему пошлину, если он явится на ярмарку в будущем году. Итак, Кадфаэль, мы остались, как говорится, при своих интересах: история повторяется — мы снимаем подозрение не только с одного предполагаемого убийцы, но и со второго. Прямо не верится, что такое возможно!
— Такое в жизни случается, — подтвердил Кадфаэль, — но не часто.
— А ты этому веришь?
— Я верю тому, что это произошло. Но сомневаюсь, что произошло это случайно. На то у меня есть два соображения. Нет, — добавил Кадфаэль, — даже больше, чем два.
— Послушай, что я думаю, — нетерпеливо сказал Хью. — Одна женщина, предположительно умершая, оказывается живой и невредимой. И вторая — тоже! Теперь прикажешь ожидать третью? Пока что в нашем распоряжении лишь несчастная, оскорбленная душа, ожидающая справедливого суда, — даже не наказания убийцы, а всего лишь обретения имени. Она мертва и требует с нас отчета.
Брат Кадфаэль с уважением и признательностью выслушал страстную речь, которая больше пристала бы аббату Радулъфусу, нежели молодому представителю мирской власти. Шериф нечасто позволял себе такие монологи.
— Хью, она рассказала тебе, как и где она услышала об аресте Бритрика? — спросил монах после короткого молчания.
— В самых общих чертах… На рынке поговаривали об этом — так она сказала. Я не собирался расспрашивать ее подробно, — ответил Хью, не понимая, куда клонит Кадфаэль.
— Прошло едва ли три дня, как ты велел объявить, что Бритрик подозревается в убийстве Гуннильд. Новости разносятся быстро. Но на какое расстояние — вот в чем вопрос. Каким образом Гуннильд сумела объяснить такую разительную перемену в своей судьбе. Ты мне еще не рассказал, где она живет и у кого находится в услужении.
— Вышло так, что Бритрик, оставив ее в доме Руалда без гроша, в конечном счете оказал ей услугу. Стоял уже август, ярмарка кончилась, зарабатывать деньги стало делом нелегким, а в осенние месяцы едва удавалось сводить концы с концами. На пропитание кое-как хватало, но скопить она ничего не смогла. А ты помнишь, конечно, какой ранней и суровой была в тот год зима! Она поступила так, как поступают странствующие актеры, — загодя начала подыскивать место, где могла бы перезимовать. Для людей ее профессии это обычная практика, но тут куда попадешь — либо выиграешь, либо проиграешь.
— Да, — вставил Кадфаэль, обращаясь скорее к самому себе, нежели к другу, — я говорил ему это.
— Ей как раз повезло, — продолжал Хью, не обратив внимания на реплику Кадфаэля. — В декабре она оказалась в одном маноре в Уиттингтоне. Его владелец — Жиль Отмир; король передал ему эти земли, которыми раньше владел Фиц Алан. Семья Жиля Отмира захотела, чтобы у них в доме на Рождество были песни и танцы. И они приютили Гуннильд. На ее счастье, она пришлась по сердцу дочери Отмира, которой только что исполнилось восемнадцать лет. Гуннильд научила ее изящно причесывать волосы, вышивать, и девушка определила ее в свои камеристки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64