После этих слов у Сулиена и Пернель вытянулись лица. Они обменялись коротким взглядом, и Пернель вдруг сказала:
— Благодарю вас. Мне очень по душе ваше приглашение. За детьми приглядит Гуннильд, а моя матушка, я уверена, обойдется без меня один день.
«Возможно ли, — думал Кадфаэль, — чтобы Доната, в ее теперешнем тяжелом состоянии, так заботилась о младшем сыне и радовалась первому проявлению в нем интереса к девушке, подходящей для него? Значит, матери, обладающие сильным характером, давно свыкшиеся с собственным медленным умиранием, также могут стремиться завершить неоконченные дела».
Он только сейчас осознал, что именно больше всего его в ней пугало: этот жестокий враг, который посеребрил ее волосы и иссушил тело, все же не слишком ее состарил. Она была скорее похожа на маленькую девочку-подкидыша, хрупкую, увядшую в пору ее весеннего цветения, когда бутон вот-вот должен был раскрыться. Рядом с Пернель она казалась облачком пара, ребенком-призраком. Но все же здесь, как и во всем доме, она по-прежнему господствовала.
— Тогда я возьму лошадь, — сказал Сулиен почти беззаботным, спокойным тоном, как если бы речь шла всего лишь о прогулке верхом по лесу, чтобы подышать свежим воздухом. Он нагнулся — поцеловать худую щеку матери, а она коснулась его лица рукой, дрожащей, словно сухой увядший лист. Он не попрощался ни с ней, ни с Пернель. За этим могло скрываться нечто зловещее. Он быстро прошел через холл к выходу, и Кадфаэль поспешил проститься с дамами как можно любезнее и устремился за Сулиеном в конюшню.
Они сели на лошадей и выехали за ворота, держась рядом, но не произнося ни слова, пока не оказались в лесу.
— Ты, верно, слышал, — сказал Кадфаэль, — что сегодня вернулся со своим отрядом Хью Берингар? Представь себе, у него в отряде — ни одной потери!
— Да, я слышал и догадался, — в голосе Сулиена прозвучала насмешка, — кто приглашает меня к себе. Отлично придумано — вызвать меня к аббату! Так куда мы держим путь — в монастырь или в замок?
— В монастырь. Это-то правда. Скажи мне, что ей известно?
— Моей матери? Ничего. Ничего об убийстве, ничего о Гуннильд, или о Бритрике, или о страданиях Руалда. Она не знает, что ваша воловья упряжка наткнулась на тело женщины на земле, раньше принадлежавшей нам. Юдо при ней ни словом не обмолвился об этом, да и другие тоже молчат. Ты ведь видел ее. Кому придет в голову добавлять ей страданий? Спасибо тебе за проявленную сдержанность.
— Хорошо, если это может ей помочь, — заметил Кадфаэль. — Но, сказать по правде, я не убежден, что этим молчанием ты оказал ей услугу. Тебе не приходило в голову, что она сильнее любого из вас? И что, в конце концов, как это ни прискорбно, она должна будет узнать об этом?
Сулиен некоторое время молча ехал рядом с Кадфаэлем, взгляд его был устремлен к небу, глаза вглядывались в нечто невидимое, и его профиль, четкий, бледный, похожий на маску, резко выделялся на фоне неба, покрытого тяжелыми тучами. «Еще один стоик, — подумал Кадфаэль. — Как много в нем от матери».
— Больше всего я сожалею, — неторопливо начал Сулиен, — что вовлек Пернель в эту историю. Я не имел на это права. Хью Берингар рано или поздно нашел бы Гуннильд, да она сама явилась бы, когда услыхала, что в этом есть нужда. Ну что ж, скоро увидим, какой вред я причинил!
— Я полагаю, — голос Кадфаэля был полон восхищения, — леди Доната играет столь же важную роль, что и ты. И вряд ли она жалеет об этом.
Сулиен, расплескивая воду, переправился через ручей, опередив своего спутника. До Кадфаэля донесся его голос, полный решимости:
— Можно предпринять кое-что, чтобы исправить содеянное мною. А что касается моей матери, — да, я раздумывал об ее конце и обо всем заранее позаботился.
Глава двенадцатая
Трое человек собрались после вечерни в приемной аббата. Окно было закрыто ставнями, и дверь плотно прикрыта. Они ожидали Хью. Тому надо было сделать смотр гарнизону, распустить отряд, заплатить солдатам и отправить их по домам. Хью должен был обеспечить надлежащий уход за ранеными, прежде чем спешиться во дворе своего дома, обнять жену и сына, снять с себя грязное походное платье и, наконец, сесть за стол. Предстоящий допрос свидетеля, доверие к которому было теперь подорвано, может час-другой подождать без ущерба для дела.
Хью явился вскоре после окончания вечерни, умытый, в чистой одежде, однако вид у него был утомленный. Он сбросил у двери свой плащ и, почтительно поздоровавшись с аббатом, прикрыл за собой дверь. Наступило короткое молчание. Сулиен сидел на скамье у обшитой панелью стены. Кадфаэль расположился в стороне, в углу рядом с окном.
— Я должен поблагодарить вас, отец мой, — начал Хью, — за приглашение встретиться в вашей приемной. Мне бы не хотелось пока посвящать в это дело семью Блаунтов.
— Мы все, я полагаю, заинтересованы в установлении справедливости, — сказал аббат, — и я не могу снять с себя ответственность за духовного сына потому только, что он покинул монастырь ради мирской жизни. Сулиен это знает. Теперь продолжайте вы, шериф.
Он предложил Хью место за своим столом, убрав лежавшие на столе пергаменты. Хью уселся подле аббата со вздохом облегчения: он все еще чувствовал неудобство от длительного пребывания в седле — раны его лишь недавно затянулись. Слава Богу, у него не было людских потерь, он благополучно вывел отряд, и в этом была его заслуга. А то, что он дополнительно вынес с собою из похода и тщательно исследовал, прочим участникам этой встречи предстояло сейчас узнать.
— Сулиен, мне не стоит напоминать тебе, как и присутствующим здесь свидетелям, о показании, данном тобой относительно кольца, принадлежавшего жене Руалда, а именно: как ты пришел в лавку Джона Хайнда, что в Питерборо, у Священнических ворот. Я тогда еще спросил тебя о местонахождении лавки и об ее владельце, и ты рассказал об этом. Из Кембриджа, после того как нас отпустили домой, я поехал в Питерборо, нашел эту улицу и нашел лавку. Встретился с Джоном Хайндом. У нас состоялась беседа. И сейчас, Сулиен, я приведу его показания в том виде, в каком услышал от него самого. Да, — сказал Хью решительным тоном, не сводя глаз с очень бледного, но спокойного лица юноши, — Хайнд отлично тебя помнит. Ты явился к нему по рекомендации аббата Уолтера, и ювелир тебя приютил на ночь, а на другой день проводил в дорогу. Это верно. Он это подтверждает.
Припоминая, как охотно назвал Сулиен место, где находилась лавка, и имя ее владельца, Кадфаэль почти не сомневался в правдивости этой части рассказа. Но было мало вероятно, что остальная часть когда-нибудь подтвердится. Лицо Сулиена оставалось таким же мраморно-белым, что свидетельствовало о твердости характера, а его глаза не отрываясь смотрели на Хью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64