Ее поместили в Яму, но Элизабет и словом с ней не обмолвилась. Точно так же, как и с той старухой, которую потом повесили…
Джозеф осекся.
– Я помню, что, когда старуху увели на казнь, Элизабет пришла в неистовство. На этот раз произошло то же самое?
Джозеф устало покачал головой.
– Нет. Сегодня утром, когда я пришел навестить Лиззи, надзиратель сказал мне, что ее соседку по камере осмотрел доктор. Он признал девочку сумасшедшей, и ее отправили в Бедлам. Но минувшим вечером, когда надзиратель относил узницам пищу, он слышал, как Элизабет и девочка разговаривали. Он не мог разобрать слов, однако очень удивился, ведь Элизабет впервые согласилась с кем-то поговорить. А маленькая нищенка, с тех пор как ее поместили в тюрьму, тоже притихла и редко подавала голос.
– Кстати, как ее зовут?
– По-моему, Сара. Они с братом сироты и жили в приюте при монастыре Святой Елены. А когда монастырь закрыли, их вышвырнули на улицу. – Джозеф тяжело вздохнул. – Так вот, сегодня утром, когда я пришел, Элизабет сидела неподвижно. Она смотрела куда-то в пустоту, а на меня даже не взглянула. И на еду, которую я принес, тоже. Да и миска с ее завтраком стояла нетронутая. А вечером…
Голос Джозефа задрожал, и он вновь закрыл лицо ладонями.
– Джозеф, я надеюсь, что не позднее чем завтра смогу сообщить вам утешительные новости, – произнес я уверенным тоном. – Не думайте, что я забыл о Элизабет и…
– Мастер Шардлейк, я уповаю только на вас, – простонал он, устремив на меня умоляющий взгляд. – Вы – моя последняя надежда. Но я боюсь, Лиззи уже ничем не поможешь. Когда я пришел сегодня вечером, она лежала без сознания и лицо ее пылало от жара. Мне сказали, у нее тюремная лихорадка.
Мы с Бараком переглянулись. Вспышки лихорадки были в тюрьмах весьма частым явлением. Считалось, что причина их – в тяжелых испарениях, распространяемых гниющей соломой. Иногда бывало, что от лихорадки вымирали целые тюрьмы. Болезнь проникала и в Олд-Бейли, косила свидетелей и даже судей. Если у Элизабет действительно тюремная лихорадка, скорее всего, она обречена.
– Надзиратели боятся приближаться к ней, – продолжал Джозеф. – Я обещал, что заплачу, если они поместят ее в лучшие условия и позволят пригласить к ней доктора. Хотя одному Богу ведомо, как я буду платить. Из деревни мне пишут, что весь урожай сгорел на корню.
В дрожащем голосе Джозефа послышались истерические нотки.
– Думаю, пришла пора вмешаться мне, – заявил я, вставая. – В качестве адвоката я несу ответственность за свою подзащитную и обязан сделать все, чтобы облегчить ее положение. Я немедленно отправляюсь в тюрьму. Мне известно, что для тех, кто может заплатить, у них имеются вполне приличные помещения. И у меня есть знакомый аптекарь, который вылечит Элизабет, если только это возможно.
– Но ей необходим доктор.
– Человек, о котором я говорю, весьма сведущ в искусстве врачевания. Но, будучи чужестранцем, он не имеет права заниматься врачебной практикой.
– Но деньги… – За все заплачу я. Не волнуйтесь, Джозеф, вы вернете мне деньги потом. Господи боже, – пробормотал я себе под нос, – наконец-то у меня нет никаких сомнений в том, как следует поступать.
– Если хотите, я пойду вместе с вами, – подал голос Барак.
– Вы пойдете с нами в тюрьму? – удивился Джозеф, который, кажется, впервые заметил Барака и с недоумением посмотрел на его стриженую голову.
– Спасибо, Барак. Нам может понадобиться ваша помощь. А Саймона я пошлю с запиской к Гаю, попрошу его безотлагательно явиться в Ньюгейт.
Я решительно двинулся к дверям. Час назад я валился с ног от усталости, но теперь ощутил неожиданный прилив сил. Несомненно, моя готовность мчаться на помощь Элизабет поразила даже Джозефа. Но я чувствовал: если несчастная девушка, ради которой я ввязался в столь опасное дело, умрет прежде, чем истечет отпущенное нам время, я не вынесу подобной насмешки судьбы.
В призрачном свете луны очертания тюрьмы казались особенно мрачными и зловещими. Контуры высоких башен четко вырисовывались на фоне звездного неба. Главный смотритель, которого мы подняли с постели, не скрывал своего раздражения до тех пор, пока я не сунул ему в руку шиллинг. Тут он сразу сменил гнев на милость и позвал надзирателя. У надзирателя, толстого неповоротливого детины, глаза полезли на лоб от испуга, когда начальник приказал ему отвести нас в Яму. Поспешно отперев дверь, он отошел как можно дальше и остановился у стены.
Едва войдя в жаркую и душную камеру, мы зажали носы, спасаясь от невыносимого запаха мочи и гниющей пищи. Вонь была так сильна, что от нее щипало глаза и к горлу подступала тошнота. Элизабет неподвижно лежала на соломе, раскинув руки и ноги. Даже теперь, когда она была без сознания, лицо ее искажала гримаса отчаяния, глаза тревожно поблескивали под полуприкрытыми веками. Как видно, в лихорадочном забытьи бедняжку мучили кошмары. Щеки ее пылали, и даже бритый затылок порозовел. Джозеф прав: у Элизабет был сильнейший жар. Я сделал своим спутникам знак выйти в коридор и подошел к ожидавшему нас надзирателю.
– Послушайте, приятель, – сказал я, – я знаю, наверху у вас есть приличные камеры.
– Да, только стоят они недешево.
– Мы заплатим, – заверил я. – Проводите меня к главному смотрителю.
Тюремщик вновь запер дверь. Вслед за ним я прошел в спальню смотрителя, прекрасно обставленную комнату с пуховой постелью и драпировками на стенах. Смотритель, сидевший за столом, встретил нас обеспокоенным взглядом.
– Она уже умерла, Уильям? – осведомился он.
– Пока нет, сэр.
– Ее необходимо забрать из этой вонючей Ямы и перенести в хорошую комнату, – заявил я. – Я заплачу, сколько потребуется.
– Это невозможно, – покачал головой смотритель. – Если мы вынесем ее из камеры, это приведет к распространению заразы по всей тюрьме. К тому же преступница должна оставаться в Яме согласно приказу судьи.
– Ответ перед судьей буду держать я. Что касается заразы, то я знаю чрезвычайно сведущего аптекаря, который поможет больной. Этот человек примет все меры предосторожности и не допустит распространения лихорадки.
Тюремщик по-прежнему колебался.
– А кто перенесет ее наверх? Никто из моих людей не станет к ней приближаться. – Мы сами это сделаем, – ответил я после минутного раздумья. – Наверняка у вас в тюрьме есть черная лестница, которой мы можем воспользоваться.
– Хорошая камера будет стоить вам два шиллинга в сутки, – поджав губы, сообщил смотритель. – Я сам покажу вам, куда ее перенести.
Судя по огонькам, вспыхнувшим в его маленьких хитрых глазках, жадность пересилила страх перед опасной болезнью.
– Хорошо, – проронил я, хотя цена была грабительски высокой. Однако в создавшемся положении торговаться не приходилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181
Джозеф осекся.
– Я помню, что, когда старуху увели на казнь, Элизабет пришла в неистовство. На этот раз произошло то же самое?
Джозеф устало покачал головой.
– Нет. Сегодня утром, когда я пришел навестить Лиззи, надзиратель сказал мне, что ее соседку по камере осмотрел доктор. Он признал девочку сумасшедшей, и ее отправили в Бедлам. Но минувшим вечером, когда надзиратель относил узницам пищу, он слышал, как Элизабет и девочка разговаривали. Он не мог разобрать слов, однако очень удивился, ведь Элизабет впервые согласилась с кем-то поговорить. А маленькая нищенка, с тех пор как ее поместили в тюрьму, тоже притихла и редко подавала голос.
– Кстати, как ее зовут?
– По-моему, Сара. Они с братом сироты и жили в приюте при монастыре Святой Елены. А когда монастырь закрыли, их вышвырнули на улицу. – Джозеф тяжело вздохнул. – Так вот, сегодня утром, когда я пришел, Элизабет сидела неподвижно. Она смотрела куда-то в пустоту, а на меня даже не взглянула. И на еду, которую я принес, тоже. Да и миска с ее завтраком стояла нетронутая. А вечером…
Голос Джозефа задрожал, и он вновь закрыл лицо ладонями.
– Джозеф, я надеюсь, что не позднее чем завтра смогу сообщить вам утешительные новости, – произнес я уверенным тоном. – Не думайте, что я забыл о Элизабет и…
– Мастер Шардлейк, я уповаю только на вас, – простонал он, устремив на меня умоляющий взгляд. – Вы – моя последняя надежда. Но я боюсь, Лиззи уже ничем не поможешь. Когда я пришел сегодня вечером, она лежала без сознания и лицо ее пылало от жара. Мне сказали, у нее тюремная лихорадка.
Мы с Бараком переглянулись. Вспышки лихорадки были в тюрьмах весьма частым явлением. Считалось, что причина их – в тяжелых испарениях, распространяемых гниющей соломой. Иногда бывало, что от лихорадки вымирали целые тюрьмы. Болезнь проникала и в Олд-Бейли, косила свидетелей и даже судей. Если у Элизабет действительно тюремная лихорадка, скорее всего, она обречена.
– Надзиратели боятся приближаться к ней, – продолжал Джозеф. – Я обещал, что заплачу, если они поместят ее в лучшие условия и позволят пригласить к ней доктора. Хотя одному Богу ведомо, как я буду платить. Из деревни мне пишут, что весь урожай сгорел на корню.
В дрожащем голосе Джозефа послышались истерические нотки.
– Думаю, пришла пора вмешаться мне, – заявил я, вставая. – В качестве адвоката я несу ответственность за свою подзащитную и обязан сделать все, чтобы облегчить ее положение. Я немедленно отправляюсь в тюрьму. Мне известно, что для тех, кто может заплатить, у них имеются вполне приличные помещения. И у меня есть знакомый аптекарь, который вылечит Элизабет, если только это возможно.
– Но ей необходим доктор.
– Человек, о котором я говорю, весьма сведущ в искусстве врачевания. Но, будучи чужестранцем, он не имеет права заниматься врачебной практикой.
– Но деньги… – За все заплачу я. Не волнуйтесь, Джозеф, вы вернете мне деньги потом. Господи боже, – пробормотал я себе под нос, – наконец-то у меня нет никаких сомнений в том, как следует поступать.
– Если хотите, я пойду вместе с вами, – подал голос Барак.
– Вы пойдете с нами в тюрьму? – удивился Джозеф, который, кажется, впервые заметил Барака и с недоумением посмотрел на его стриженую голову.
– Спасибо, Барак. Нам может понадобиться ваша помощь. А Саймона я пошлю с запиской к Гаю, попрошу его безотлагательно явиться в Ньюгейт.
Я решительно двинулся к дверям. Час назад я валился с ног от усталости, но теперь ощутил неожиданный прилив сил. Несомненно, моя готовность мчаться на помощь Элизабет поразила даже Джозефа. Но я чувствовал: если несчастная девушка, ради которой я ввязался в столь опасное дело, умрет прежде, чем истечет отпущенное нам время, я не вынесу подобной насмешки судьбы.
В призрачном свете луны очертания тюрьмы казались особенно мрачными и зловещими. Контуры высоких башен четко вырисовывались на фоне звездного неба. Главный смотритель, которого мы подняли с постели, не скрывал своего раздражения до тех пор, пока я не сунул ему в руку шиллинг. Тут он сразу сменил гнев на милость и позвал надзирателя. У надзирателя, толстого неповоротливого детины, глаза полезли на лоб от испуга, когда начальник приказал ему отвести нас в Яму. Поспешно отперев дверь, он отошел как можно дальше и остановился у стены.
Едва войдя в жаркую и душную камеру, мы зажали носы, спасаясь от невыносимого запаха мочи и гниющей пищи. Вонь была так сильна, что от нее щипало глаза и к горлу подступала тошнота. Элизабет неподвижно лежала на соломе, раскинув руки и ноги. Даже теперь, когда она была без сознания, лицо ее искажала гримаса отчаяния, глаза тревожно поблескивали под полуприкрытыми веками. Как видно, в лихорадочном забытьи бедняжку мучили кошмары. Щеки ее пылали, и даже бритый затылок порозовел. Джозеф прав: у Элизабет был сильнейший жар. Я сделал своим спутникам знак выйти в коридор и подошел к ожидавшему нас надзирателю.
– Послушайте, приятель, – сказал я, – я знаю, наверху у вас есть приличные камеры.
– Да, только стоят они недешево.
– Мы заплатим, – заверил я. – Проводите меня к главному смотрителю.
Тюремщик вновь запер дверь. Вслед за ним я прошел в спальню смотрителя, прекрасно обставленную комнату с пуховой постелью и драпировками на стенах. Смотритель, сидевший за столом, встретил нас обеспокоенным взглядом.
– Она уже умерла, Уильям? – осведомился он.
– Пока нет, сэр.
– Ее необходимо забрать из этой вонючей Ямы и перенести в хорошую комнату, – заявил я. – Я заплачу, сколько потребуется.
– Это невозможно, – покачал головой смотритель. – Если мы вынесем ее из камеры, это приведет к распространению заразы по всей тюрьме. К тому же преступница должна оставаться в Яме согласно приказу судьи.
– Ответ перед судьей буду держать я. Что касается заразы, то я знаю чрезвычайно сведущего аптекаря, который поможет больной. Этот человек примет все меры предосторожности и не допустит распространения лихорадки.
Тюремщик по-прежнему колебался.
– А кто перенесет ее наверх? Никто из моих людей не станет к ней приближаться. – Мы сами это сделаем, – ответил я после минутного раздумья. – Наверняка у вас в тюрьме есть черная лестница, которой мы можем воспользоваться.
– Хорошая камера будет стоить вам два шиллинга в сутки, – поджав губы, сообщил смотритель. – Я сам покажу вам, куда ее перенести.
Судя по огонькам, вспыхнувшим в его маленьких хитрых глазках, жадность пересилила страх перед опасной болезнью.
– Хорошо, – проронил я, хотя цена была грабительски высокой. Однако в создавшемся положении торговаться не приходилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181