Николас взял книжку в руки, взглянул на заглавие, вызолоченные буквы которого чуть блеснули в неярком свете:
— Я слышал об этой повести, Говорят, она очень хороша.
— Она просто восхитительна. Думаю, это самая лучшая из рождественских повестей на свете. Я ее очень люблю.
— Я всегда буду беречь ваш подарок.
— Надеюсь, вам эта книга доставит радость, когда вы окажетесь далеко от… нас. Напомнит о Рождестве в Лондоне, о вашем дяде и…
— Обо всем, что мне дорого?
Он снова посмотрел ей в глаза, и у Лиззи замерло сердце.
Она медленно наклонила голову.
— Что же вам дорого, Николас?
— Я… — Он глубоко вздохнул. — Скажите, Джонатон не придет?
— Нет, — шепотом произнесла она, глядя в его темные глаза. — Я не думала, что вы захотите встретиться со мной, если я напрямик попрошу об этом.
— Вы были правы. Я не должен встречаться с вами наедине, такое просто недопустимо.
— Чепуха. Мы встречались с вами наедине много раз. Кроме того, мы знаем друг друга с детства.
— Но вы уже больше не ребенок.
Что светится в его потемневших глазах? Страсть? Желание? Или любовь?
— Мы оба не дети. — Лиззи упорно не сводила с него глаз. — Я не могла позволить вам уехать, не повидавшись хоть недолго наедине. Не попытаться убедить вас остаться, а не преуспев в этом, просто попрощаться.
— Почему? — Тон вопроса был жесткий и требовательный.
— Потому что я… — Лиззи сглотнула до боли в горле. — Вы должны уехать? Непременно?
Он испустил долгий дрожащий вздох, словно ему трудно было высказать то, что причинит боль и ей и ему.
—Да.
— Почему?
— Я уже сказал вам. Я не могу объяснить это иначе, нежели сделал. Я должен так поступить. Вероятно, это судьба.
— Тогда сделайте ее и моей судьбой. Возьмите меня с собой, — не задумываясь, произнесла Лиззи. — Есть нечто между нами, Николас. Оно существовало и оставалось невысказанным с того самого дня, как вы вернулись в Лондон. Вы не можете этого отрицать.
— Возможно…
— Нет! — Голос Лиззи прозвучал резко, она вся горела от возбуждения и придвинулась ближе к Николасу — настолько близко, что заметила, как бурно поднимается и опускается его грудь, и ощутила тепло его тела. Отчаяние вынудило ее забыть об осторожности.
Почему вы так упрямы? Здесь нет никакого «возможно»! Вы поцеловали меня так, как никто до тех пор не целовал, и я не могу этого забыть. И не верю, что вы об этом забыли. Вы испытываете ко мне определенное чувство, и если вы уедете, у вас… у нас обоих не будет возможности понять, насколько это чувство серьезно, насколько оно значительно. — Лиззи говорила все это, глядя в глаза Николасу с мольбой, продиктованной отчаянными сомнениями. — Я хочу знать, о чем вы думаете, что вы чувствуете, чего вы хотите…
— Чего я хочу? — Он смотрел на нее так, словно не верил глазам своим. — Я хочу того, чего хотел всегда. — Он привлек Лиззи к себе. — Я хочу вас.
Стиснув ее в объятиях, он поцеловал ее, отдавая всего себя в этом поцелуе, и Лиззи отвечала ему тем же. Он прижался грудью к ее груди, и Лиззи почувствовала биение его сердца, такое же бурное, как у нее самой. Она в жизни не подозревала, что страсть может быть такой сильной, захватывающей, непреодолимой… Их объятие длилось мгновение… или всю жизнь… или целую вечность… и она клялась себе, что никогда не отдаст его никому…
Внезапно Николас выпрямился. Отпустил Лиззи и отступил на шаг.
— Простите меня, Элизабет. — Он вежливо, в чисто формальной манере наклонил голову, словно они были едва знакомы, словно это не он только что завладел ее душой. — Я не должен был позволять себе подобную вольность. Пожалуйста, примите мои извинения.
Лиззи попыталась выровнять дыхание.
— Что?!
— Это непростительно с моей стороны, я понимаю… Но я был так захвачен вашей красотой… — Он обвел комнату отсутствующим взглядом. — И этот праздничный вечер так прекрасен…
— Вы… вы… вы извиняетесь? — Лиззи глядела на него, широко раскрыв глаза. — За то, что поцеловали меня?
— Да, разумеется. — Он покачал головой. — Это было попросту неприлично, особенно здесь, наедине… может пострадать ваша репутация…
— Вы не испытываете ко мне никаких особых чувств? — Лиззи не могла этому поверить. Не может мужчина целовать так, не испытывая никаких особых эмоций, без любви! — Я не дорога вам? Вы меня не хотите?
— Разумеется, хочу. Мужчина должен умереть и лежать в могиле, чтобы не хотеть вас. Желание овладело нами обоими в равной мере. Только полный идиот мог бы это отрицать. И то, как вы целуете… — Он вдруг усмехнулся без особой приятности. — Господи, Элизабет, вы красивы и очаровательны, но я и заподозрить не мог, насколько в вас много страсти. Вы поистине занятная женщина.
— Занятная? — Лиззи повысила голос. — Вы считаете меня занятной?
— В высшей степени. — Николас окинул Лиззи пристальным взглядом, как бы оценивая ее качества. — Мы с вами могли бы прекрасно проводить время. Во время моих странствий я многое узнал о мужчинах и женщинах. Мой дядя — большой знаток подобных вещей. Он был превосходным руководителем.
— Вот как?
Неужели это и есть ответ на вопрос? Неужели он вскружил ей голову своим поцелуем лишь потому, что умеет это делать? Никаких чувств с его стороны, только результат опыта и практики? Она, совершенно не искушенная в подобных вещах, поддалась всего лишь искусству опытного соблазнителя, но не эмоциям влюбленного мужчины.
— Совершенно точно, — услышала она слова Николаса. — Мой дядя в этом смысле просто мастер. Он ввел меня… впрочем, здесь и сейчас незачем говорить об этом.
— Да, совершенно незачем, — ответила Лиззи тоном вежливым, но чрезвычайно сухим, сама не узнавая своего голоса.
— Тем не менее я должен признаться, — продолжал Николас, сощурив глаза как бы в задумчивости, — что ваше предложение сопровождать меня можно назвать интригующим.
Лиззи, вспыхнув от негодования, вздернула подбородок.
— Я вовсе не…
— Вы отпрыск весьма уважаемой и богатой семьи. Ваше приданое и влияние вашей семьи плюс деньги моего дяди весьма привлекательны, чтобы отказаться от подобной чести. Плюнуть на всю эту чепуху с моим состоянием и остаться здесь…
— Николас!
Лиззи смотрела на него с ужасом. Как бы ни хотелось ей, чтобы он поступил именно так, ни самый тон его слов, ни расчетливый огонек в его взгляде не могли принадлежать мужчине, которого она знала. Или воображала, что знает. Воображала, что может его любить.
— Но это не проходит, — пожав плечами, продолжал он. — Если бы я женился, то лишь на женщине, которая разделяла бы мои намерения и вместе со мной шла к цели. Как вы ни очаровательны, мне нужна супруга гораздо более серьезная и гораздо менее ветреная.
— Ветреная?
Лиззи чуть не подавилась этим словом — она полагала, что Николас о ней лучшего мнения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66