Но тебе следует научиться не обращать внимания на сплетни. Ведь люди сочиняют их не от большого ума.
– Это Хосе Моралес болтал про тебя всякие гадости, Анжелика. Он подслушал, как его мать говорила тетке, будто тебя вышвырнут с асиенды за шуры-муры с тем техасцем. Он сказал, что теперь всем стало ясно: донне Терезе не следовало брать тебя на асиенду. И после того, как ты стала путаться с ее гостями, ни одна приличная семья тебя и на порог не пустит. А еще он сказал…
Анжелика ласково прижала палец к его губам, чувствуй как часто и тяжело он дышит. Но Карлос отбросил ее руку добавил:
– И тогда я сказал Хосе, что его мать – дура… что все Женщины в деревне завидуют тебе, потому что ты такая красивая. Я сказал, что его мать и сестра – настоящие уродины и мечтают, чтобы все остальные тоже были уродами, и…
– Карлос, ты не мог такое сказать!
– Но я сказал это, Анжелика, потому что это правда! Ты красивая, как ангел, поэтому мама и дала тебе такое имя. Ты чересчур красива для них.
– Карлос…
– И я никому не позволю болтать про тебя гадости…
– Карлос, тебе это не удастся. Ты же не сможешь драться со всеми подряд.
– Ну тогда я скажу сеньору Доусону, и с ним будет драться он! Он такой большой, сильный…
– Тссс, Карлос! – подавляя рыдание, выдохнула Анжелика. – Сеньор Доусон нам не помощник. Он скоро совсем уедет из Реал-дель-Монте. Это положит конец сплетням, и все встанет на свои места. А тебе, милый, надо научиться не обращать внимания на злые языки – как это делаю я.
Наступила тишина, а затем Карлос решился спросить:
– Анжелика, ведь это неправда? Тебя не прогнали с асиенды…
– Конечно. Карлос. Сеньора сама поговорила со мной этим утром, но я сумела ей все объяснить, и теперь все в Я порядке. Тебе не о чем беспокоиться, милый.
– Я скажу им завтра… всем скажу! Скажу, что они все наврали! Что ты по-прежнему работаешь на асиенде, и сама сеньора…
– Нет, Карлос, ты ничего никому не скажешь. Они сами все увидят и поймут, что болтали глупости.
– Но, Анжелика…
– Они поймут, что согрешили, Карлос. В ее голосе прозвучала такая уверенность, что мальчик задумчиво умолк, а потом с сомнением пробормотал:
– Да, Анжелика…
Она легонько поцеловала малыша в лоб и почувствовала. что он горит.
– Карлос, ты хорошо себя чувствуешь?
– Да, просто я сильно устал. Завтра мне будет лучше.
– Выспись как следует, милый. Анжелика медленно выпрямилась и вышла из каморки, аккуратно притворив за собой дверь.
Чей-то надсадный, хриплый кашель вывел Анжелику из забытья. Она не сразу проснулась и сообразила, что происходит, но уже в следующий миг сидела на кровати с бешено колотящимся сердцем. Звуки неслись из того угла, где лежал ее брат. Она поспешно отбросила покрывало и кинулась к нему:
– Карлос, что с тобой? Мой хороший… Едва различимое в темноте бледное лицо повернулось к ней. Запавшие глаза Карлоса широко распахнулись.
– Я… я не могу дышать… Анжелика… И без того испуганная, Анжелика обмерла – таким жаром горел его лоб. Она приложила руку к худой груди, кото– рая ходила ходуном в безуспешных попытках протолкнуть в легкие хоть каплю воздуха. Маленькое сердце из последних сил колотилось о ребра, как будто рвавшаяся на свободу птица.
– Милый мой, хороший, постарайся успокоиться. Тебе нечего бояться. Это скоро пройдет, и тебе станет легче…
– Анжелика… Ради Бога… не уходи от меня… К горлу подступили рыдания. Однако Карлос не спускал с нее огромных умоляющих глаз, и нельзя было показать ему свой страх, затопивший холодной волной ее рассудок, лишавший способности размышлять здраво. Нет, она не станет вспоминать слова падре Мануэля о том, чем может закончиться очередной приступ…
– Карлос, ты у нас храбрый, ты не должен бояться… – дрожащим голосом произнесла она. Пришлось начать заново – предварительно взяв себя в руки: – Мне нужно выйти на минутку. Я позову маму с папой. Они посидят с тобой, пока я сбегаю за падре Мануэлем.
– Нет… не хочу… останься…
Карлос, сотрясаясь от нового приступа, отчаянно цеплялся за нее слабеющими пальцами. Анжелика бессильно прижалась щекой к его руке. Нельзя, нельзя ждать… Нужно немедленно отправиться за падре Мануэлем!
– Карлос, я умоляю тебя, наберись храбрости! Ты ведь сделаешь это ради меня, милый? Ты не будешь бояться, пока я приведу маму с папой? Карлос, ты сумеешь побороть свой страх – для меня?
– Да… Иди. Я… не боюсь.
Помедлив еще секунду, Анжелика наконец решилась выскочить из комнаты. Разбудить родителей было делом одной минуты. При виде Карлоса на их лицах отразился тот же страх, что терзал и ее, и Анжелика снова почувствовала панику. Она ничем не могла помочь малышу, которому становилось все хуже. Вот между судорожно сжатых белых зубов появилась тонкая струйка крови и потекла по бледной щеке.
Ужас будто подбросил ее. Поспешно накинув что-то поверх ночной рубашки, Анжелика схватила лампу и понеслась к церкви. Задыхаясь, не чуя под собой ног, она мчалась, мчалась что было сил по знакомой тропинке, пока чьи-то сильные руки не схватили ее.
Едва узнавая склоненное над ней лицо Гарета Доусона, девушка закричала:
– Отпустите! Мне надо идти… – Куда это тебе понадобилось, Анжелика? Что за важное…
– Карлос! Ему плохо… Надо привести падре Мануэля. Черт побери, да отпустите же меня!
Не замечая, что лицо ее залито слезами, Анжелика стала молча вырываться из железных объятий. Вцепившись одной рукой в лампу, она молотила другой по его сильной груди.
– Анжелика, хватит! Хватит!
Что-то в его тоне заставило Анжелику подчиниться, она сразу обмякла, и только судорожные рыдания сотрясали все тело. Гарет взял у нее лампу и обнял за плечи:
– Тебе не следует бегать по ночам одной. Я пойду с тобой за вашим священником. Пойдем.
И он пошел за Анжеликой, стараясь приладиться к ее неровному поспешному шагу. В этот миг главным его желанием было помочь этой беспомощной, растерянной девушке. Казалось, тропинка никогда не кончится – но вот впереди замаячила громада церкви. Они подошли к стоявшему на отшибе небольшому дому, и Анжелика забарабанила в дверь. На стук ответили не сразу, и Гарет отступил в тень, не спуская глаз с миниатюрной фигурки. В лучах лампы были ясно видны нежные точеные черты. Волна роскошных черных волос металась по плечам в такт порывистым движениям. Щеки были еще влажны, однако слезы иссякли. В широко распахнутых глазах застыл страх. Дверь внезапно открылась. На пороге стоял невысокий плотный человек в темной рясе.
– Падре… скорее! Карлос! Ему плохо, намного хуже, чем в прошлый раз!
Священник кивнул, переведя взгляд с искаженного паникой лица Анжелики на молчаливого Гарета. Не сказав ни слова, он скрылся в доме и вернулся через несколько минут с маленьким кожаным саквояжем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
– Это Хосе Моралес болтал про тебя всякие гадости, Анжелика. Он подслушал, как его мать говорила тетке, будто тебя вышвырнут с асиенды за шуры-муры с тем техасцем. Он сказал, что теперь всем стало ясно: донне Терезе не следовало брать тебя на асиенду. И после того, как ты стала путаться с ее гостями, ни одна приличная семья тебя и на порог не пустит. А еще он сказал…
Анжелика ласково прижала палец к его губам, чувствуй как часто и тяжело он дышит. Но Карлос отбросил ее руку добавил:
– И тогда я сказал Хосе, что его мать – дура… что все Женщины в деревне завидуют тебе, потому что ты такая красивая. Я сказал, что его мать и сестра – настоящие уродины и мечтают, чтобы все остальные тоже были уродами, и…
– Карлос, ты не мог такое сказать!
– Но я сказал это, Анжелика, потому что это правда! Ты красивая, как ангел, поэтому мама и дала тебе такое имя. Ты чересчур красива для них.
– Карлос…
– И я никому не позволю болтать про тебя гадости…
– Карлос, тебе это не удастся. Ты же не сможешь драться со всеми подряд.
– Ну тогда я скажу сеньору Доусону, и с ним будет драться он! Он такой большой, сильный…
– Тссс, Карлос! – подавляя рыдание, выдохнула Анжелика. – Сеньор Доусон нам не помощник. Он скоро совсем уедет из Реал-дель-Монте. Это положит конец сплетням, и все встанет на свои места. А тебе, милый, надо научиться не обращать внимания на злые языки – как это делаю я.
Наступила тишина, а затем Карлос решился спросить:
– Анжелика, ведь это неправда? Тебя не прогнали с асиенды…
– Конечно. Карлос. Сеньора сама поговорила со мной этим утром, но я сумела ей все объяснить, и теперь все в Я порядке. Тебе не о чем беспокоиться, милый.
– Я скажу им завтра… всем скажу! Скажу, что они все наврали! Что ты по-прежнему работаешь на асиенде, и сама сеньора…
– Нет, Карлос, ты ничего никому не скажешь. Они сами все увидят и поймут, что болтали глупости.
– Но, Анжелика…
– Они поймут, что согрешили, Карлос. В ее голосе прозвучала такая уверенность, что мальчик задумчиво умолк, а потом с сомнением пробормотал:
– Да, Анжелика…
Она легонько поцеловала малыша в лоб и почувствовала. что он горит.
– Карлос, ты хорошо себя чувствуешь?
– Да, просто я сильно устал. Завтра мне будет лучше.
– Выспись как следует, милый. Анжелика медленно выпрямилась и вышла из каморки, аккуратно притворив за собой дверь.
Чей-то надсадный, хриплый кашель вывел Анжелику из забытья. Она не сразу проснулась и сообразила, что происходит, но уже в следующий миг сидела на кровати с бешено колотящимся сердцем. Звуки неслись из того угла, где лежал ее брат. Она поспешно отбросила покрывало и кинулась к нему:
– Карлос, что с тобой? Мой хороший… Едва различимое в темноте бледное лицо повернулось к ней. Запавшие глаза Карлоса широко распахнулись.
– Я… я не могу дышать… Анжелика… И без того испуганная, Анжелика обмерла – таким жаром горел его лоб. Она приложила руку к худой груди, кото– рая ходила ходуном в безуспешных попытках протолкнуть в легкие хоть каплю воздуха. Маленькое сердце из последних сил колотилось о ребра, как будто рвавшаяся на свободу птица.
– Милый мой, хороший, постарайся успокоиться. Тебе нечего бояться. Это скоро пройдет, и тебе станет легче…
– Анжелика… Ради Бога… не уходи от меня… К горлу подступили рыдания. Однако Карлос не спускал с нее огромных умоляющих глаз, и нельзя было показать ему свой страх, затопивший холодной волной ее рассудок, лишавший способности размышлять здраво. Нет, она не станет вспоминать слова падре Мануэля о том, чем может закончиться очередной приступ…
– Карлос, ты у нас храбрый, ты не должен бояться… – дрожащим голосом произнесла она. Пришлось начать заново – предварительно взяв себя в руки: – Мне нужно выйти на минутку. Я позову маму с папой. Они посидят с тобой, пока я сбегаю за падре Мануэлем.
– Нет… не хочу… останься…
Карлос, сотрясаясь от нового приступа, отчаянно цеплялся за нее слабеющими пальцами. Анжелика бессильно прижалась щекой к его руке. Нельзя, нельзя ждать… Нужно немедленно отправиться за падре Мануэлем!
– Карлос, я умоляю тебя, наберись храбрости! Ты ведь сделаешь это ради меня, милый? Ты не будешь бояться, пока я приведу маму с папой? Карлос, ты сумеешь побороть свой страх – для меня?
– Да… Иди. Я… не боюсь.
Помедлив еще секунду, Анжелика наконец решилась выскочить из комнаты. Разбудить родителей было делом одной минуты. При виде Карлоса на их лицах отразился тот же страх, что терзал и ее, и Анжелика снова почувствовала панику. Она ничем не могла помочь малышу, которому становилось все хуже. Вот между судорожно сжатых белых зубов появилась тонкая струйка крови и потекла по бледной щеке.
Ужас будто подбросил ее. Поспешно накинув что-то поверх ночной рубашки, Анжелика схватила лампу и понеслась к церкви. Задыхаясь, не чуя под собой ног, она мчалась, мчалась что было сил по знакомой тропинке, пока чьи-то сильные руки не схватили ее.
Едва узнавая склоненное над ней лицо Гарета Доусона, девушка закричала:
– Отпустите! Мне надо идти… – Куда это тебе понадобилось, Анжелика? Что за важное…
– Карлос! Ему плохо… Надо привести падре Мануэля. Черт побери, да отпустите же меня!
Не замечая, что лицо ее залито слезами, Анжелика стала молча вырываться из железных объятий. Вцепившись одной рукой в лампу, она молотила другой по его сильной груди.
– Анжелика, хватит! Хватит!
Что-то в его тоне заставило Анжелику подчиниться, она сразу обмякла, и только судорожные рыдания сотрясали все тело. Гарет взял у нее лампу и обнял за плечи:
– Тебе не следует бегать по ночам одной. Я пойду с тобой за вашим священником. Пойдем.
И он пошел за Анжеликой, стараясь приладиться к ее неровному поспешному шагу. В этот миг главным его желанием было помочь этой беспомощной, растерянной девушке. Казалось, тропинка никогда не кончится – но вот впереди замаячила громада церкви. Они подошли к стоявшему на отшибе небольшому дому, и Анжелика забарабанила в дверь. На стук ответили не сразу, и Гарет отступил в тень, не спуская глаз с миниатюрной фигурки. В лучах лампы были ясно видны нежные точеные черты. Волна роскошных черных волос металась по плечам в такт порывистым движениям. Щеки были еще влажны, однако слезы иссякли. В широко распахнутых глазах застыл страх. Дверь внезапно открылась. На пороге стоял невысокий плотный человек в темной рясе.
– Падре… скорее! Карлос! Ему плохо, намного хуже, чем в прошлый раз!
Священник кивнул, переведя взгляд с искаженного паникой лица Анжелики на молчаливого Гарета. Не сказав ни слова, он скрылся в доме и вернулся через несколько минут с маленьким кожаным саквояжем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117