А сейчас, если вы дадите мне договор, — обратился он к Розе, — я подпишу его при свидетелях.
Девушка протянула бумагу Джорджу, но ее удивление осталось незамеченным для толпы, громко выражавшей свое неудовольствие. Особенно негодовала Пичес Макклауд.
Но больше всех своим решением был шокирован сам Джордж.
Роза чувствовала себя после всего этого совершенно разбитой, каждая часть ее тела болела, как после тяжелой нагрузки.
Переночевав в Остине, Джордж настоял на том, чтобы выехать на рассвете. Он хотел добраться на ранчо за один день. Когда Джордж спросил Розу, поедет она в фургоне или вместе с ним на лошади, она без колебания решила ехать с Джорджем. Хотя теперь ей уже казалось, что она допустила ошибку: она была уверена, что не сможет сидеть неделю после этого монотонного путешествия.
Джордж всю дорогу казался холодным, будто он был чем-то недоволен, и неразговорчивым. Хотя он отвечал на все ее вопросы, заметно было, что охотнее он ехал бы в тишине. Порой ответы Джорджа граничили с грубостью. Было очевидно, что у этого человека есть и другое лицо, далеко не такое приятное, как то, что было в Остине. Словно в нем жили бесы. Розе казалось, что сейчас он борется с одним из них. Поначалу она подумала, что Джордж может рассказать ей о том, что происходит у него в душе, но потом поняла, что он не из тех людей, которые доверяются другим. Джордж ехал глядя прямо перед собой, не обращая внимания на окружающее. И на нее.
Роза и раньше слышала о кустарниковых зарослях, но она никогда не бывала в этой местности. Она не понимала, как человек или даже зверь может жить в таких местах. Они ехали через непроходимые чащи, простиравшиеся на многие мили. Иногда они выезжали на небольшие поляны, эти крошечные участки саванны в царстве густых зарослей деревьев, наполненных москитами и состоящих из колких диких груш, дикой смородины и всего многообразия низкорастущих кустарников, унизанных ароматными цветами, сочными ягодами и ядовитыми шипами. Роза не представляла, как многочисленные животные, которые здесь обитают, могут прятаться в таких зарослях и как человек или лошадь проберутся сквозь густую сетку кустов, унизанных шипами, и останутся живыми.
Роза всю свою жизнь прожила в городе, и поэтому удаленность этой местности от цивилизованного мира поубавила в ней мужества. За целый день она не видела ни одного дома. Казалось, они единственные люди в этих местах. Роза уже не знала, сможет ли она выжить вдали от людей — с Джорджем, который казался высеченным из камня. Тропа отвлекла внимание Розы от зарослей. Она вела к какому-то строению. При виде его к ней тачала возвращаться жизнь.
— Это не совсем дом, — предупредил ее Джордж. — Мы переехали сюда незадолго до начала войны. Когда отец и двое старших братьев ушли воевать, матери чудом удалось его сохранить.
С удивлением Роза отметила, что раньше Джордж никогда не рассказывал о своих родителях.
— Я думала, что… Ты никогда не говорил… Я поняла.
— Мама умерла три года назад. Дом будет полностью на твоем попечении, — говоря это, Джордж даже не смотрел на нее. Невозможно понять, что чувствует этот человек.
— А твой отец?
— Мы думаем, что он был убит в Джорджии, в битве за Атланту.
Роза не знала, что ответить. Она услышала в голосе Джорджа за равнодушным тоном плохо скрываемую ярость и решила больше не задавать вопросов.
Однако вид ранчо не слишком улучшил ее настроение. Это была постройка из двух очень больших комнат, между которыми находилась кухня, и двух загонов для скота. В одном из них стоял большой бык.
Джордж проследил за ее взглядом.
— Одна семья из Алабамы одолжила его, чтобы выручить нас. Джефф и я постоянно смотрим за ним — боимся, что украдут. Приплод от него поможет нам разбогатеть.
Вблизи дом выглядел еще более нежилым. Возле него рылись в мусоре грязные цыплята и паслась молочная корова. Здесь, наверное, можно умереть, и никто никогда ничего не узнает.
— После смерти мамы здесь все разладилось. Близнецы слишком заняты со скотом, а младшие не обращают внимания на беспорядок.
— Младшие? Ты же говорил о семи мужчинах…
— Сейчас нас только шестеро. Мэдисон куда-то пропал, — его голос задрожал, но только на мгновение. — Близнецам по семнадцать, Тайлеру — тринадцать, Заку — около семи лет.
— Но это же совсем ребенок! — воскликнула Роза, невольно жалея малыша, вынужденного расти в такой глуши.
— Только не говори ему об этом, — предупредил ее Джордж. Его лицо впервые за много часов осветила улыбка. — Он считает себя таким же взрослым, как все остальные.
— Но остался еще один?
— Да, это Джефф, — Джордж произнес это имя так, словно оно требовало отдельного рассказа, и все, сказанное о других братьях, не могло относиться к Джеффу. — Джефф потерял руку в бою за Геттисбург. Пуля раздробила ему локоть.
Джордж говорил, и каждое слово как будто обвиняло Розу. Он не смотрел на нее, и осуждения не было в его голосе, но Роза чувствовала это.
— Оставшиеся дни войны он провел в лагере для военнопленных.
Роза молчала.
— Джефф хочет показать, что он смирился с потерей руки, но это не так. Не следует говорить при нем, что твой отец был героем армии Союза.
— Я должна держать это в секрете?
— Упоминание об этом приведет лишь только к неприятностям.
Роза вынуждена была согласиться, хотя ей была неприятна любая ложь, даже та, которую не произносят вслух.
— Расскажи мне об остальных.
— Я мало их знаю. Когда я уходил, Зак был совсем несмышленым, а Тайлеру было только восемь.
— А близнецы?
— Они выросли в парней, которых я теперь с трудом понимаю.
Никто не вышел из дома встречать их. Кругом царила тишина и неподвижность летнего полудня. Безмолвие угнетающе действовало на Розу. Джордж спрыгнул с коня, но она настолько устала, что не чувствовала ног. Он помог ей спуститься, но в его прикосновении не чувствовалось теплоты. Лучше бы он ударил ее — по крайней мере, это было бы проявлением чувства.
— На этой стороне мы спим, — показывая левую половину дома, сказал Джордж. Роза тем временем пыталась заставить свои мышцы двигаться. — А это кухня.
Она и сама поняла по торчащей трубе, что это кухня. Двор, если только место, окружавшее дом, можно было так назвать, видно, не подметался неделями, и было неизвестно, подметался ли он когда-нибудь вообще. Псарня в доме была местом, где братья хранили упряжь и серпы, сюда к тому же они сваливали всякий хлам. В окно с настоящим стеклом можно было различить только одно: день сейчас или ночь.
Затем Джордж отворил дверь в кухню. И здесь самообладание оставило Розу. Только большой шутник назвал бы это помещение «кухней». Огромная железная плита была завалена кастрюлями с остатками пищи, грязные тарелки и стаканы украшали стол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Девушка протянула бумагу Джорджу, но ее удивление осталось незамеченным для толпы, громко выражавшей свое неудовольствие. Особенно негодовала Пичес Макклауд.
Но больше всех своим решением был шокирован сам Джордж.
Роза чувствовала себя после всего этого совершенно разбитой, каждая часть ее тела болела, как после тяжелой нагрузки.
Переночевав в Остине, Джордж настоял на том, чтобы выехать на рассвете. Он хотел добраться на ранчо за один день. Когда Джордж спросил Розу, поедет она в фургоне или вместе с ним на лошади, она без колебания решила ехать с Джорджем. Хотя теперь ей уже казалось, что она допустила ошибку: она была уверена, что не сможет сидеть неделю после этого монотонного путешествия.
Джордж всю дорогу казался холодным, будто он был чем-то недоволен, и неразговорчивым. Хотя он отвечал на все ее вопросы, заметно было, что охотнее он ехал бы в тишине. Порой ответы Джорджа граничили с грубостью. Было очевидно, что у этого человека есть и другое лицо, далеко не такое приятное, как то, что было в Остине. Словно в нем жили бесы. Розе казалось, что сейчас он борется с одним из них. Поначалу она подумала, что Джордж может рассказать ей о том, что происходит у него в душе, но потом поняла, что он не из тех людей, которые доверяются другим. Джордж ехал глядя прямо перед собой, не обращая внимания на окружающее. И на нее.
Роза и раньше слышала о кустарниковых зарослях, но она никогда не бывала в этой местности. Она не понимала, как человек или даже зверь может жить в таких местах. Они ехали через непроходимые чащи, простиравшиеся на многие мили. Иногда они выезжали на небольшие поляны, эти крошечные участки саванны в царстве густых зарослей деревьев, наполненных москитами и состоящих из колких диких груш, дикой смородины и всего многообразия низкорастущих кустарников, унизанных ароматными цветами, сочными ягодами и ядовитыми шипами. Роза не представляла, как многочисленные животные, которые здесь обитают, могут прятаться в таких зарослях и как человек или лошадь проберутся сквозь густую сетку кустов, унизанных шипами, и останутся живыми.
Роза всю свою жизнь прожила в городе, и поэтому удаленность этой местности от цивилизованного мира поубавила в ней мужества. За целый день она не видела ни одного дома. Казалось, они единственные люди в этих местах. Роза уже не знала, сможет ли она выжить вдали от людей — с Джорджем, который казался высеченным из камня. Тропа отвлекла внимание Розы от зарослей. Она вела к какому-то строению. При виде его к ней тачала возвращаться жизнь.
— Это не совсем дом, — предупредил ее Джордж. — Мы переехали сюда незадолго до начала войны. Когда отец и двое старших братьев ушли воевать, матери чудом удалось его сохранить.
С удивлением Роза отметила, что раньше Джордж никогда не рассказывал о своих родителях.
— Я думала, что… Ты никогда не говорил… Я поняла.
— Мама умерла три года назад. Дом будет полностью на твоем попечении, — говоря это, Джордж даже не смотрел на нее. Невозможно понять, что чувствует этот человек.
— А твой отец?
— Мы думаем, что он был убит в Джорджии, в битве за Атланту.
Роза не знала, что ответить. Она услышала в голосе Джорджа за равнодушным тоном плохо скрываемую ярость и решила больше не задавать вопросов.
Однако вид ранчо не слишком улучшил ее настроение. Это была постройка из двух очень больших комнат, между которыми находилась кухня, и двух загонов для скота. В одном из них стоял большой бык.
Джордж проследил за ее взглядом.
— Одна семья из Алабамы одолжила его, чтобы выручить нас. Джефф и я постоянно смотрим за ним — боимся, что украдут. Приплод от него поможет нам разбогатеть.
Вблизи дом выглядел еще более нежилым. Возле него рылись в мусоре грязные цыплята и паслась молочная корова. Здесь, наверное, можно умереть, и никто никогда ничего не узнает.
— После смерти мамы здесь все разладилось. Близнецы слишком заняты со скотом, а младшие не обращают внимания на беспорядок.
— Младшие? Ты же говорил о семи мужчинах…
— Сейчас нас только шестеро. Мэдисон куда-то пропал, — его голос задрожал, но только на мгновение. — Близнецам по семнадцать, Тайлеру — тринадцать, Заку — около семи лет.
— Но это же совсем ребенок! — воскликнула Роза, невольно жалея малыша, вынужденного расти в такой глуши.
— Только не говори ему об этом, — предупредил ее Джордж. Его лицо впервые за много часов осветила улыбка. — Он считает себя таким же взрослым, как все остальные.
— Но остался еще один?
— Да, это Джефф, — Джордж произнес это имя так, словно оно требовало отдельного рассказа, и все, сказанное о других братьях, не могло относиться к Джеффу. — Джефф потерял руку в бою за Геттисбург. Пуля раздробила ему локоть.
Джордж говорил, и каждое слово как будто обвиняло Розу. Он не смотрел на нее, и осуждения не было в его голосе, но Роза чувствовала это.
— Оставшиеся дни войны он провел в лагере для военнопленных.
Роза молчала.
— Джефф хочет показать, что он смирился с потерей руки, но это не так. Не следует говорить при нем, что твой отец был героем армии Союза.
— Я должна держать это в секрете?
— Упоминание об этом приведет лишь только к неприятностям.
Роза вынуждена была согласиться, хотя ей была неприятна любая ложь, даже та, которую не произносят вслух.
— Расскажи мне об остальных.
— Я мало их знаю. Когда я уходил, Зак был совсем несмышленым, а Тайлеру было только восемь.
— А близнецы?
— Они выросли в парней, которых я теперь с трудом понимаю.
Никто не вышел из дома встречать их. Кругом царила тишина и неподвижность летнего полудня. Безмолвие угнетающе действовало на Розу. Джордж спрыгнул с коня, но она настолько устала, что не чувствовала ног. Он помог ей спуститься, но в его прикосновении не чувствовалось теплоты. Лучше бы он ударил ее — по крайней мере, это было бы проявлением чувства.
— На этой стороне мы спим, — показывая левую половину дома, сказал Джордж. Роза тем временем пыталась заставить свои мышцы двигаться. — А это кухня.
Она и сама поняла по торчащей трубе, что это кухня. Двор, если только место, окружавшее дом, можно было так назвать, видно, не подметался неделями, и было неизвестно, подметался ли он когда-нибудь вообще. Псарня в доме была местом, где братья хранили упряжь и серпы, сюда к тому же они сваливали всякий хлам. В окно с настоящим стеклом можно было различить только одно: день сейчас или ночь.
Затем Джордж отворил дверь в кухню. И здесь самообладание оставило Розу. Только большой шутник назвал бы это помещение «кухней». Огромная железная плита была завалена кастрюлями с остатками пищи, грязные тарелки и стаканы украшали стол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96