Но для него было бы грехом совершенно ее покинуть из-за того, что его человеческая природа встала на пути долга священника. И это было правдой, а не просто удобным предлогом, чтобы продолжать ее видеть. Он был в этом уверен, потому что хорошо знал, как мучительно быть с ней рядом.
Что до Энни, он знал: она свое слово сдержит. Она назвала себя агностиком, но честь была для нее священна; кроме того, у нее не было искушения быть нечестной.
Не было искушения? Совсем не было? Это не так. Она не была совсем к нему безразлична (он понял сразу), и это было самым приятным и самым опасным в их отношениях. Он не мог позволить себе эти сладкие, но запретные мысли, потому что за этой дверью таился дьявол. То был откровенный соблазн.
Кристи прижался лбом к прохладному оконному стеклу и стал искать сил в молитве.
Вскоре он услышал шаги в коридоре. Уже пять часов? Но не мальчики Вутен протиснулись в его кабинет через мгновение. Это был Уильям Холиок.
– Викарий, слава Богу, вы здесь. – Вода стекала со шляпы в его руке, образуя лужу вокруг ботинок там, где он стоял. Его простое лицо, красное от холода, выражало смущение и тревогу.
– Что такое? – взволнованно спросил Кристи. – Что-то случилось в Линтон-холле?
– Угу.
– Что-то с Энни?
– Нет, она в порядке. Она у Вэнстоунов, чай пьет с дамами.
– Тогда в чем же дело?
– Посмотрите. – Холиок полез во внутренний карман куртки и вынул сложенный конверт. – Только что солдатик из Иелвертонского полка принес. Это из военного министерства. Я знаю, что там, – солдатик сказал. Его светлость умер.
***
Кристи ждал под черным зонтиком на краю сквера, в сорока футах от главных ворот красивого двухэтажного дома мэра в стиле Тюдор. Он и Холиок решили, что не надо говорить Энни о Джеффри на приеме у Онории Вэнстоун. Уильям скажет ей, что случилась беда, и уведет ее из дома; позже, у себя в доме, Кристи должен будет рассказать ей правду.
Из-за дождя опустели улицы и плотно закрылись окна домов. Вдали дымила кузница Джона Суона; дверь «Святого Георгия» была, как всегда, приотворена. С другой стороны, даже магазины казались заброшенными… Что скажут жители, думал Кристи, когда узнают, что всего через семь месяцев после того, как они потеряли старого лорда, у них не стало и молодого? Наступают смутные времена, и прихожане обратятся к нему за поддержкой.
Он поднял голову и увидел Энни, которая быстро шла через ворота Вэнстоунов; за ней следовал Холиок. Кристи выступил из-под роняющих дождевые капли деревьев. Она резко остановилась, когда увидела его, и что-то сердито сказала Уильяму. Управляющий виновато покачал головой. Она снова пошла вперед, несмотря на то что он протянул к ней руку. На ней был плащ с капюшоном поверх темного платья; она не воспользовалась каретой, как сказал ему Уильям, потому что в три часа была хорошая погода. Высокая, стройная и изящная, даже когда перепрыгивала через лужи в своих полусапожках, она ранила сердце Кристи; и это было отнюдь не пастырское сострадание. Помоги ему, Боже, он любил ее, и в этот момент понимал только одно: она свободна.
Он встретил ее на середине улицы.
– Кристи, что случилось? Уильям не сказал мне!
Он протянул руку к ее локтю.
– Пойдемте ко мне в дом. Там я вам скажу.
– Нет. – Ужас исказил ее черты. Она отступила. – Скажите мне сейчас.
Кристи и Холиок неловко переглянулись. Уильям мог бы теперь устраниться, и Кристи не стал бы винить его за это. Но управляющий не покинул его; он стоял посреди улицы, невозмутимый и честный, готовый исполнить свой долг.
Но трудное дело, как всегда, должен был сделать Кристи.
– Это плохие известия. Пришло письмо от военного министра.
– Джеффри! – Она поднесла руку ко рту. Он кивнул.
– Это произошло четырнадцатого числа этого месяца. Был сильный шторм рядом с Балаклавой, он был в это время на госпитальном судне в бухте. Тридцать кораблей пошли на дно. Он пропал.
Слезы наполнили ее глаза. Она закрыла лицо руками. Кристи и Холиок нащупали свои платки и неловко протянули их. Они обменялись мрачными взглядами, по-мужски поддерживая друг друга, пока Энни стояла тихо и неподвижно. Ее лицо было скрыто капюшоном и белыми пальцами. Порыв ветра принес сбоку холодные капли дождя, и она вздрогнула.
Кристи сказал:
– Пошли, – и взял ее под правую руку. – Я провожу вас домой, Энни. Там горит огонь. Мы можем согреться.
Она взглянула на него. Он наклонился, встречая безнадежный пристальный взгляд мокрых от слез глаз.
– Пошли домой, – повторил он. Ее губы пошевелились, и она кивнула:
– Домой.
Мужчины окружили ее с двух сторон, оба схватились за ручку зонта Кристи, чтобы укрыть ее, и все втроем они пошли по мокрому деревенскому скверу домой.
***
– Вот, выпейте это, Энни. Она взяла у него чашку и блюдце и поставила их к себе на колени, переведя завороженный взгляд с искр, потрескивающих на каминной решетке, на коричневую, с молоком, жидкость в чашке.
– Выпейте это, – напомнил он. Она сделала маленький глоток, поморщилась и закрыла глаза.
– Кажется, я выпила больше чая за последние шесть месяцев, чем за всю предыдущую жизнь.
Кристи улыбнулся, ободренный замечанием – вообще тем, что она что-то сказала, – и сел на стул рядом с ней. Он положил руки на колени и сцепил их, уставившись на свои ботинки и подыскивая правильные слова.
– Энни, – начал он медленно, – смерть человека, которого мы любим, особенно когда это происходит неожиданно, часто представляется произволом, даже жестокостью, если мы…
– Не надо. – Она не открыла глаза; ее рот вытянулся в тонкую прямую линию. – Кристи, ради Бога.
– Вы не хотите говорить об этом? Хорошо, тогда мы…
– Я не хочу вашего христианского утешения. Если смерть Джеффри поразила меня произволом и жестокостью, не думайте, что я буду винить в этом Бога – потому что я не верю в Бога. И не смейте мне говорить, что он в лучшем мире!
Он согласно кивнул. Она не могла видеть кивок, так как не хотела открыть глаза. Поэтому он сказал:
– Очень хорошо, не надо христианского утешения. Поговорим о том, как вы себя чувствуете.
– А как, по-вашему, я себя чувствую?
– Почему вы мне не скажете?
– Лучше не стоит.
Он снова кивнул, уже не так согласно, взял кочергу и стукнул по обуглившимся поленьям, отчего в трубу взлетел сноп искр.
Энни поставила невыпитый чай на стол позади себя.
– Извините. Дело в том, что я ничего не чувствую, кроме оцепенения.
– Это естественно.
– Да, наверное.
– Вы еще не можете в это поверить. И я тоже. Трудно горевать, когда это еще не стало реальностью для вас. – Она не ответила. – Если хотите, я позабочусь обо всех приготовлениях для отпевания.
– Отпевание, – произнесла она тупо и уронила голову на руки. – Делайте что хотите, мне все равно.
Он помедлил мгновение перед тем, как сказать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93