– Садитесь, капитан. Сигарету? – Стрингер протянул ему резную сигаретницу красного дерева. Английские и египетские.
Смедли с благодарностью сел и взял «Данхилл». Стрингер выбрал то же и зажег спичку, потом откинулся назад, разглядывая своего посетителя и вежливо улыбаясь.
– А я и не знал, что мы в родстве.
– Приемные сыновья, сэр.
– Esse non sapere?
– Это особо уместно применительно к Фландрии! Быть, но не знать…
– Фэллоу внес более чем достойную лепту в эту войну, капитан, – одобрительно кивнул Стрингер. – По последним данным, сорок четыре наших выпускника принесли Высшую Жертву. Жаль тех ребят, которые учатся сейчас там. Веселенькие перед ними открываются перспективы, верно?
– Просто жуть.
Да, перспективы перед нынешними шестиклассниками открывались куда худшие, чем перед процветающим хирургом с доходной практикой на Харли-стрит, для которого еженедельные консультации в Стаффлз – максимум того, что страна может требовать от него для победы в этой войне. А уж полевые госпитали наверняка ниже достоинства такого медицинского светила.
Он и улыбался-то ему этакой профессорской улыбкой – так профессора-светила разговаривают со своими любимыми студентами.
– Ваше имя навсегда войдет в школьные анналы, капитан. Жаль, я раньше не знал, что вы здесь. Мы все гордимся вами.
Смедли почувствовал приближение приступа и усилием воли отогнал его.
Брови Стрингера поползли вверх.
– И чем я могу помочь вам?
Больше всего на свете Смедли хотелось сказать: «Не дайте отослать меня отсюда!»
Но он смог произнести только:
– Э…
– Да?
– Э… – Он захлебывался, не в состоянии даже вздохнуть. – Э… э…
Стрингер вежливо стряхнул пепел с сигареты, глядя только на пепельницу.
– Э…
Врач не поднимал глаз.
– Не спешите, старина. Требуется некоторое время, чтобы ваш организм избавился от этого. Слава Богу, вы уже не на фронте.
– Э…
– У нас полно народа куда тяжелее вас. Конечно, вы не по моей части. Увы, память ампутировать невозможно.
Они все в Стаффлз говорили подобную чушь, но на самом-то деле думали совсем по-другому. На самом деле они думали: «Трус и слабак», – в точности как отец. Когда Смедли вышвырнут отсюда, ему придется лицом к лицу столкнуться с миром, который считает так же.
Стрингер продолжал изучать кончик своей сигареты, а лицо Смедли пылало, как закат, и дергалось, дергалось без остановки. Его губы и язык не могли ничего, кроме как пускать слюни. Зачем он пришел сюда? Чего доброго, еще ляпнет что-нибудь про Экзетера…
– Некоторые бедолаги даже имен своих не помнят, – беззаботно заметил Стрингер, засовывая сигарету обратно в рот. Он взял из проволочной корзинки письмо и просмотрел его. – У нас тут наверху есть один парень – так он не сказал ни слова с того дня, когда его привезли сюда. Правда, английский он понимает. Реагирует – не хочет этого показать, но реагирует. Немецкий тоже понимает.
«Боже правый! Он знает!»
– Но я не думаю, что немецкий в данном случае что-то значит, – заметил Стрингер, хмуро глядя в бумаги.
– Возможно, и нет, – согласился Смедли. У Экзетера всегда были способности к языкам. Стрингер знает, кто он!
– Забавный парень. Подобран в самом пекле без единой нитки на теле, неподалеку от Ипра. Непонятно, как он там оказался. А он не может нам этого рассказать. Или не хочет. Ходили разговоры, что его поставят к стенке.
– Так почему этого не сделали? – произнес какой-то голос; Смедли с удивлением понял, что это его собственный.
Стрингер осторожно поднял глаза и, похоже, одобрительно отнесся к тому, что увидел. Он бросил письмо обратно в корзину.
– Ну, тут много подозрительного. Например, его волосы.
– Волосы, сэр?
– У него была длинная борода, и волосы закрывали уши, как у женщины. Думаю, нет нужды напоминать вам, капитан, королевский устав на этот счет, и вряд ли кайзер относится к вшам по-другому. – Стрингер затянулся сигаретой, иронично сдвинув брови, словно призывая относиться к этому как к очевидной шутке. Рыбьи глазки блеснули. Он повернулся на стуле и выдвинул ящик с папками. – Так или иначе, – сказал он через плечо, – наш таинственный незнакомец не солдат. Это совершенно ясно. И потом – его загар. Я полагаю, такой возможно получить только на юге Франции.
– Загар, сэр? – Скорее больничная бледность…
– Он был загорелый. Дочерна. – Стрингер повернулся обратно, лицом к собеседнику, копаясь в папке. – Ага, вот оно: «Будучи обнаженным, пациент выглядел так, будто на нем белые шорты. Подобная пигментация сравнима единственно с длительным пребыванием в тропическом климате». И после этого он оказывается под Ипром в самое дождливое лето за последние пятьдесят лет. Странно, вы не находите?
Теперь хирург пустил в ход свой профессорский взгляд, но Смедли даже не заметил этого. Теперь он знал, почему Экзетера не расстреляли как шпиона. Да, ненамного он продвинулся. Где-то на заднем плане продолжало маячить убийство, и оставался еще вопрос – откуда знает Стрингер…
Хирург улыбался.
– Как? – слабым голосом спросил Смедли.
Ухмылка.
– Лучший подающий школы с начала века. До сих пор помню его подачу в том матче с Итоном.
Боже, разве кто-нибудь забудет тот день! Новый приступ подобрался к глазам Смедли и подергал их.
– Просто удивительно, как никто до сих пор не узнал его! – вздохнул Стрингер. – Что, черт возьми, нам делать?
– Вы? Вы, сэр? Вы поможете; сэр?
– А вам этого не хочется?
– Да! О да! Вы поможете? Я хочу сказать, он был, наверное, моим лучшим другом, и я сделаю все, что смогу, чтобы вызволить его и избавить…
– А, да. Значит, так?
Смедли вдруг пронзила ужасная мысль – он угодил в западню. Он ведь никогда раньше не говорил с этим человеком, а теперь, возможно, предает своего друга. Мысль о том, что Стрингер пожертвует своей блестящей карьерой и пойдет на риск вплоть до тюремного заключения, вряд ли могла бы прийти в голову даже контуженному…
Впрочем, доктор и так знал.
– Ничего серьезного, – пробормотал Стрингер, справившись в папке. – Несколько грязных ссадин, конечно, есть опасность инфекции. Впрочем, газовая гангрена, столбняк – все это не так уж и страшно. Слава Богу, у нас теперь есть антитоксины. Не то что в пятнадцатом году. – Он осторожно покосился на Смедли. – Но в физическом отношении он здоров. Вы говорили, что учились вместе? Мне казалось, он младше вас года на два.
– Он просто хорошо сохранился. – Сам Смедли сохранился значительно хуже. – Сэр, я никогда не поверю, чтобы Экзетер мог убить человека ударом в спину!
Стрингер скривился:
– Да, в мое время в Фэллоу этому не учили! Видите ли, расследование проводилось кое-как. Какой-то деревенский бобби, никогда не имевший дела ни с чем серьезнее потравы посевов. Министерство внутренних дел впоследствии уволило его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115