зачем строить стены на совершенно отвесных утесах? Неужели они действительно опасаются нападения с флангов или же это просто художественные изыски?
Впрочем, утесы были не совсем отвесные, а плато – неправильной формы. Кое-где земля выдавалась за пределы стен, хотя такие выступы, как правило, срезались, и склон в таких местах был положе. Там, где уровень земли понижался, стены, само собой, были выше. Конечно, армия не могла обойти город вдоль стен, но, возможно, ловкий воин, будь у него на то время и тяга к самоубийству, справился бы с этим. Отряд саперов мог бы найти место для подкопа под стены, но только как им остаться при этом незамеченными? Защитники города забросают их камнями. При веем-при том есть несколько мест, где человек мог даже отойти от стен на пару шагов, чтобы не смотреть на них, задрав голову. Или стрелять не вертикально вверх? Или?..
Он нутром чувствовал, что решение кроется где-то здесь, но никак не мог ухватить его. Должно быть, множество генералов уже перебирали до него все эти возможности. Лемод еще ни разу не брали штурмом.
– Наверняка можно обойти город вдоль основания стен, – сказал он, дрожа от холода.
– Если не заметят сверху. Пара ребят из Рареби утверждают, что делали это.
Эдвард пристально посмотрел в бесхитростные голубые глаза под длинными золотыми ресницами.
– Откуда тебе это известно?
– Подслушал.
Ну да, конечно. Никто не заговаривал с Дошем, если в этом не было жизненной необходимости.
– Приведи их тоже на совет.
– Хочешь, я узнаю, делал ли это кто-нибудь еще?
– Нет, – усмехнулся Эдвард. – С Тарионом ты тоже так говорил?
– Как?
– По-военному, четко и ясно.
– Нет.
– А как ты с ним говорил?
Дош на мгновение отвернулся, а когда снова посмотрел на Эдварда, на глазах его блестели слезы.
– Я люблю тебя… – Голос его прерывался. – Я все сделаю для тебя, все, чтобы ты был счастлив. – Все это звучало абсолютно искренне. – Я люблю тебя за твою улыбку, за прикосновение твоих…
– Спасибо, хватит! Я понял.
– Ты сам спросил.
– И зря. Я не хотел унизить тебя.
– Как можешь ты унизить меня? Ты не знаешь, что такое унижение.
– Нет, наверное, не знаю. Мне правда жаль.
– Не стоит, – сказал Дош. – «Жалость – пустая трата времени». Зеленое Писание, Стих четыреста семьдесят четвертый.
– Правда?
– Как знать! Кто читает такой хлам? – Он скорбно улыбнулся в ответ на смех Эдварда. – А в чем твоя проблема?
– Я могу тебе доверять?
– Если ты имеешь в виду, расскажу ли я всем в лагере то, что услышу от тебя, то нет. И потом, кто будет слушать?
– А с кем-либо за пределами лагеря ты можешь говорить?
Дош вздрогнул.
– Конечно, нет! – буркнул он.
Это подтверждало то, о чем Эдвард уже догадывался. Ветер пронизывал его до костей, и он, возможно, совсем посинел, но это было слишком важно.
– Ты шпионил за Тарионом, верно? На кого?
– Я не буду отвечать на этот вопрос!
– Ты не можешь отвечать на этот вопрос! Ты и ему не мог сказать этого! Вот почему он изрезал твое лицо!
– Ты считаешь меня героем?
– Нет, не считаю. Ты шпионишь не на смертного, да?
Красные шрамы у глаз Доша свело судорогой, возможно, болью.
– Не могу отвечать, – пробормотал он.
– Тогда и не пробуй. Если я назову имя, ты можешь…
– Не надо, господин! Прошу тебя!
– Ладно, – произнес Эдвард, так до конца и не уверенный, разыгрывает ли Дош спектакль или нет. – Кстати, будь у тебя такая возможность, ты вонзишь нож мне в спину?
Дош презрительно скривил свои ангельские губки:
– Тебя давно бы уже не было в живых.
– Да. Ясно. Спасибо. – Значит, не Зэц. – Ты никогда не носил в волосах золотой розы?
Дош уставился на него, потом кивнул. Между шрамами разлился мальчишеский румянец. Что нужно, чтобы заставить шлюху покраснеть?
Но ответ на этот вопрос единственный: Тион.
– Только подглядывал?
– Только подглядывал. Так в чем проблема?
Это был прирожденный шпион, любопытный к любой мелочи, словно кошка. Даже маленькой Элиэль было далеко до Доша по части любопытства. Про Элиэль Эдвард старался не вспоминать.
Он обхватил себя руками, сгорбившись под пронизывающим ветром.
– Я пообещал новому полководцу взять сегодня город и не знаю, как. Ни малейшего представления.
– О, ты что-нибудь придумаешь.
– Твоя уверенность достойна… – Эдвард резко повернулся и в упор посмотрел на это изуродованное лицо. – Что ты хочешь этим сказать?
Дош хитро улыбнулся, отчего алые железнодорожные линии вокруг глаз изогнулись.
– Ничего, Военачальник.
– Выкладывай!
– Пророчество… – нехотя произнес Дош.
– Какое еще пророчество?
Удивление… недоверие…
– Ну, то, длинное. То, где говорится про город. «Филобийский Завет», стих то ли пятисотый, то ли четыреста пятидесятый…
– Скажи мне!
– Ты не знаешь? Правда?
– Нет, не знаю.
На мгновение Дошу показалось, что Эдвард шутит. Он удивленно тряхнул головой, с минуту подумал, потом продекламировал:
– «И будет первый знак, когда боги соберутся вместе. Ибо придет тогда Освободитель во гневе, и обернется гнев скорбью. И отворит он врата, и падет город. И наполнится река кровью, и понесут воды ее весть в дальние земли, говоря: смотрите – город пал, и кровь пролилась. И принесет он смерть и ликование. Радость и страдания – его удел».
28
Слишком много всего случилось в эту ночь. Мысленно Дош не раз возвращался к ней, но не мог припомнить ни паники, ни страха. Он не сомневался, что на протяжении всего сохранял трезвую голову. Он делал то, что от него требовалось, со смелостью, какой он за собой никогда раньше не замечал.
Память его подвела. Страх громоздился на страх, а ужас на ужас до тех пор, пока рассудок не отказался их воспринимать. Реальность меркла, как в страшном сне, так что впоследствии ему вспоминались только обрывки, по большей части ключевые моменты, хотя всплывало и несколько незначительных деталей, как бы случайно попавших в этот сон. Словно поворотная точка его жизни была записана в какую-то драгоценную книгу, а потом он ее потерял, так и не успев прочесть, и осталось только несколько клочков страниц. Слишком много пробелов.
Это была ночь сближения всех четырех лун – чуда, которое мало кто видел из смертных; такое случается раз на несколько поколений. Но многие просто не заметили этого, ибо подобное чудо никогда не длится долго. Позже ни Ниол, ни Тарг не признали, что это великое событие вообще имело место. Ниолийцы настаивали на том, что Иш прошла в ту ночь близко от Трумба, но не за ним, в то время как таргианцы утверждали, что это Кирб’л так и не прошел перед Трумбом. А в Джоале стояла непогода, так что никто вообще ничего не видел.
Зато Дош все знал точно. Он своими глазами видел собрание богов, обещанное пророчеством, и мир для него изменился навсегда.
Все же остальное… так, рисунки на стене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
Впрочем, утесы были не совсем отвесные, а плато – неправильной формы. Кое-где земля выдавалась за пределы стен, хотя такие выступы, как правило, срезались, и склон в таких местах был положе. Там, где уровень земли понижался, стены, само собой, были выше. Конечно, армия не могла обойти город вдоль стен, но, возможно, ловкий воин, будь у него на то время и тяга к самоубийству, справился бы с этим. Отряд саперов мог бы найти место для подкопа под стены, но только как им остаться при этом незамеченными? Защитники города забросают их камнями. При веем-при том есть несколько мест, где человек мог даже отойти от стен на пару шагов, чтобы не смотреть на них, задрав голову. Или стрелять не вертикально вверх? Или?..
Он нутром чувствовал, что решение кроется где-то здесь, но никак не мог ухватить его. Должно быть, множество генералов уже перебирали до него все эти возможности. Лемод еще ни разу не брали штурмом.
– Наверняка можно обойти город вдоль основания стен, – сказал он, дрожа от холода.
– Если не заметят сверху. Пара ребят из Рареби утверждают, что делали это.
Эдвард пристально посмотрел в бесхитростные голубые глаза под длинными золотыми ресницами.
– Откуда тебе это известно?
– Подслушал.
Ну да, конечно. Никто не заговаривал с Дошем, если в этом не было жизненной необходимости.
– Приведи их тоже на совет.
– Хочешь, я узнаю, делал ли это кто-нибудь еще?
– Нет, – усмехнулся Эдвард. – С Тарионом ты тоже так говорил?
– Как?
– По-военному, четко и ясно.
– Нет.
– А как ты с ним говорил?
Дош на мгновение отвернулся, а когда снова посмотрел на Эдварда, на глазах его блестели слезы.
– Я люблю тебя… – Голос его прерывался. – Я все сделаю для тебя, все, чтобы ты был счастлив. – Все это звучало абсолютно искренне. – Я люблю тебя за твою улыбку, за прикосновение твоих…
– Спасибо, хватит! Я понял.
– Ты сам спросил.
– И зря. Я не хотел унизить тебя.
– Как можешь ты унизить меня? Ты не знаешь, что такое унижение.
– Нет, наверное, не знаю. Мне правда жаль.
– Не стоит, – сказал Дош. – «Жалость – пустая трата времени». Зеленое Писание, Стих четыреста семьдесят четвертый.
– Правда?
– Как знать! Кто читает такой хлам? – Он скорбно улыбнулся в ответ на смех Эдварда. – А в чем твоя проблема?
– Я могу тебе доверять?
– Если ты имеешь в виду, расскажу ли я всем в лагере то, что услышу от тебя, то нет. И потом, кто будет слушать?
– А с кем-либо за пределами лагеря ты можешь говорить?
Дош вздрогнул.
– Конечно, нет! – буркнул он.
Это подтверждало то, о чем Эдвард уже догадывался. Ветер пронизывал его до костей, и он, возможно, совсем посинел, но это было слишком важно.
– Ты шпионил за Тарионом, верно? На кого?
– Я не буду отвечать на этот вопрос!
– Ты не можешь отвечать на этот вопрос! Ты и ему не мог сказать этого! Вот почему он изрезал твое лицо!
– Ты считаешь меня героем?
– Нет, не считаю. Ты шпионишь не на смертного, да?
Красные шрамы у глаз Доша свело судорогой, возможно, болью.
– Не могу отвечать, – пробормотал он.
– Тогда и не пробуй. Если я назову имя, ты можешь…
– Не надо, господин! Прошу тебя!
– Ладно, – произнес Эдвард, так до конца и не уверенный, разыгрывает ли Дош спектакль или нет. – Кстати, будь у тебя такая возможность, ты вонзишь нож мне в спину?
Дош презрительно скривил свои ангельские губки:
– Тебя давно бы уже не было в живых.
– Да. Ясно. Спасибо. – Значит, не Зэц. – Ты никогда не носил в волосах золотой розы?
Дош уставился на него, потом кивнул. Между шрамами разлился мальчишеский румянец. Что нужно, чтобы заставить шлюху покраснеть?
Но ответ на этот вопрос единственный: Тион.
– Только подглядывал?
– Только подглядывал. Так в чем проблема?
Это был прирожденный шпион, любопытный к любой мелочи, словно кошка. Даже маленькой Элиэль было далеко до Доша по части любопытства. Про Элиэль Эдвард старался не вспоминать.
Он обхватил себя руками, сгорбившись под пронизывающим ветром.
– Я пообещал новому полководцу взять сегодня город и не знаю, как. Ни малейшего представления.
– О, ты что-нибудь придумаешь.
– Твоя уверенность достойна… – Эдвард резко повернулся и в упор посмотрел на это изуродованное лицо. – Что ты хочешь этим сказать?
Дош хитро улыбнулся, отчего алые железнодорожные линии вокруг глаз изогнулись.
– Ничего, Военачальник.
– Выкладывай!
– Пророчество… – нехотя произнес Дош.
– Какое еще пророчество?
Удивление… недоверие…
– Ну, то, длинное. То, где говорится про город. «Филобийский Завет», стих то ли пятисотый, то ли четыреста пятидесятый…
– Скажи мне!
– Ты не знаешь? Правда?
– Нет, не знаю.
На мгновение Дошу показалось, что Эдвард шутит. Он удивленно тряхнул головой, с минуту подумал, потом продекламировал:
– «И будет первый знак, когда боги соберутся вместе. Ибо придет тогда Освободитель во гневе, и обернется гнев скорбью. И отворит он врата, и падет город. И наполнится река кровью, и понесут воды ее весть в дальние земли, говоря: смотрите – город пал, и кровь пролилась. И принесет он смерть и ликование. Радость и страдания – его удел».
28
Слишком много всего случилось в эту ночь. Мысленно Дош не раз возвращался к ней, но не мог припомнить ни паники, ни страха. Он не сомневался, что на протяжении всего сохранял трезвую голову. Он делал то, что от него требовалось, со смелостью, какой он за собой никогда раньше не замечал.
Память его подвела. Страх громоздился на страх, а ужас на ужас до тех пор, пока рассудок не отказался их воспринимать. Реальность меркла, как в страшном сне, так что впоследствии ему вспоминались только обрывки, по большей части ключевые моменты, хотя всплывало и несколько незначительных деталей, как бы случайно попавших в этот сон. Словно поворотная точка его жизни была записана в какую-то драгоценную книгу, а потом он ее потерял, так и не успев прочесть, и осталось только несколько клочков страниц. Слишком много пробелов.
Это была ночь сближения всех четырех лун – чуда, которое мало кто видел из смертных; такое случается раз на несколько поколений. Но многие просто не заметили этого, ибо подобное чудо никогда не длится долго. Позже ни Ниол, ни Тарг не признали, что это великое событие вообще имело место. Ниолийцы настаивали на том, что Иш прошла в ту ночь близко от Трумба, но не за ним, в то время как таргианцы утверждали, что это Кирб’л так и не прошел перед Трумбом. А в Джоале стояла непогода, так что никто вообще ничего не видел.
Зато Дош все знал точно. Он своими глазами видел собрание богов, обещанное пророчеством, и мир для него изменился навсегда.
Все же остальное… так, рисунки на стене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115