Ну да, это тебе не метание копий и лязг щита.
– Детские игрушки. Вы в порядке, Джинджер?
– Только умер от страха, больше ничего, – ответил далекий голос.
– Красивая картинка.
Тук-тук-тук-тук. Сердце.
– Не кончилось еще? – спросила Алиса. – Кто-то уперся коленкой мне прямо в почки.
– Подождите немного. Вторая волна самолетов заходит на пожары.
Бум! Машина взмыла на фут в воздух и с возмущенным скрежетом рухнула на землю. Что-то тяжелое ударило по крыше, но на этот раз щелканье гравия прекратилось быстрее.
– Нет, еще не все.
Минута тянулась за минутой. Далекий звон пожарного колокола. Крики и ругань, иногда совсем рядом. Еще взрывы, где-то очень далеко. Бесполезные хлопки выстрелов.
– Думаю, уже можно рискнуть, – сказал Смедли. – Осторожнее, тут все в стекле. – Он сел. У машины не осталось ни одного целого стекла. Огненный рассвет освещал улицу и толпы перепуганных людей; многие из них выбежали из домов как были, в ночном белье. – Экзетер, старина, мне кажется, теперь твоя одежда вполне сообразна ситуации.
Они осторожно вылезли из помятой машины. Джинджер потерял шляпу и пенсне и теперь подслеповато щурился, бормоча что-то. Тем не менее все четверо остались целы и невредимы. Чего не скажешь о жителях Гринвича, а может, это был уже Дептфорд. На мостовой лежали тела, плакали дети, люди в одном белье дрожали от холода. Полисмены пытались отодвинуть толпу, чтобы дать проехать пожарным машинам и каретам «скорой помощи». Никто больше не обращал внимания на беглецов.
– Можно сказать, как раз вовремя, – заметил Смедли. – Далеко нам еще отсюда? – Он посмотрел на остальных – те не отрывали взгляда от горящих зданий. – Алиса! Далеко нам еще отсюда?
– Что? Ох, несколько миль.
– Тогда пошли! Или вы хотите со всеми здесь попрощаться?
Алиса уставилась на него.
– Как вы можете шутить? – крикнула она. – Там люди гибнут, тела…
– Если не шутить, закричишь. Пошли!
– Но вы не можете идти в таком состоянии!
– Значит, вы меня понесете. Пошли! Никто не будет теперь спрашивать, почему мы так одеты! Или откуда кровь. – Смедли взял Джинджера за руку и заставил сделать шаг, потом другой. Он надеялся, что Экзетер с Алисой идут следом, но не оглядывался. Он испытывал такое же дикое исступление, как и тогда, когда потерял руку, – спасен! Не важно, какой ценой. Теперь при необходимости они могли объяснить свой невероятный вид. До Ламбета оставалось вряд ли больше пяти миль, и он не сомневался, что одолеет их. Он прошел почти столько же со жгутом на истекающем кровью обрубке. Вот только Алисе придется нелегко в ее модных туфлях.
Это было очень странное путешествие по темному большому городу. Наверное, половина его жителей высыпала на улицы посмотреть на пожары и лучи прожекторов, шарящие по облакам. Они проклинали бошей и сочувствовали оборванным беглецам, а их чудовищное произношение просто резало уши.
Примерно через полчаса, когда они вышли за пределы разрушенного района, они стали привлекать к себе больше внимания. Люди начали задавать вопросы. В любой момент мог появиться новый полисмен. Затем рядом с ними остановился грузовик, и водитель, высунувшись из кабины, спросил на сочном кокни, не нужна ли им помощь.
Алиса ехала в кабине с водителем, проклиная немецкие бомбы и рассказывая про поездку в гости к мифической тетушке. Мужчины тряслись в кузове, и через несколько минут они благополучно прибыли к ее дому.
16
Алисе еще ни разу не доводилось принимать в своей гостиной одновременно трех человек. Там было слишком много мебели, рассчитанной на помещение значительно больше этого. Трое мужчин, стоявших и щурившихся на яркий свет, казалось, заполнили собой все свободное пространство. Лишь теперь она смогла как следует рассмотреть Эдварда. Он совершенно не изменился – все тот же долговязый розовощекий мальчишка, каким был три года назад. За одним исключением: теперь лицо его стало жестоким, что ли.
– Садитесь, пожалуйста, – сказала она. – Я сейчас согрею чай.
Они все выглядели какими-то побитыми, с синяками под глазами. Эдвард и Джулиан были небриты, а борода старого мистера Джонса растрепалась. Его редкие волосы разметались по лысине, пальцы то и дело ощупывали переносицу в поисках потерянного пенсне. Она, наверное, и сама выглядит страшилой. Ей полагалось бы быть усталой, но она чувствовала себя невесомой, казалось, она, как маленький пузырек воздуха, покачивается в море иллюзии.
– Значит, старый ублюдок захапал все? – спросил Эдвард.
– Не говори ерунду… Ты знаешь, что он умер?
– Рад слышать. Зато теперь он до конца времен будет удивляться, почему это он в аду!
– Эдвард! Пойди прополощи рот!
Продолжая хмуриться, он снял шинель и бросил ее на диван, кровавыми пятнами вверх. Потом сделал знак Джулиану, чтобы тот садился туда, а сам рухнул в кресло, совершенно не заботясь о том, что его пижама тоже заляпана кровью. Мистер Джонс сдувшимся воздушным шаром утонул в другом кресле. Алиса сняла с конфорки пустой чайник и, перешагивая через ноги, пошла в ванную набрать воды.
– Это ты про своего покойного дядюшку Роланда, насколько я понимаю? – услышала она голос Джулиана.
Эдвард буркнул что-то, чего она не разобрала; возможно, и к лучшему. Она вернулась, поставила чайник на газ и, снова перешагнув через три пары ног, прошла в спальню. Фотография Д’Арси была уже надежно спрятана в комоде. У нее оставалась лишь одна вещь, напоминавшая о нем, – темно-зеленый бархатный халат, который он держал еще в ее квартире в Челси. Сколько дорогих ее сердцу воспоминаний связано с этим халатом – как она сидит у него на коленях, как он снимает его, или она снимает его с него, или сама залезает к нему внутрь, ощущая прикосновение мягкой ткани к спине, когда он закутывает их обоих… «Каждый день, за который я не узнала ничего о нем, приближает на день к концу войны».
Д’Арси не возражал бы против того, чтобы одолжить свой халат кузену Эдварду. Юный кузен Эдвард что-то слишком нежно вел себя в машине. Пора бы ему вырасти из своих юношеских иллюзий.
Она вернулась в гостиную и набросила на него халат.
– Вот. Так ты будешь выглядеть немного пристойнее.
Потом повернулась к буфету и, не оборачиваясь, принялась доставать чашки и блюдца. Должно быть, Эдвард встал, надел халат и снова сел, так как она услышала скрип кресла. Не может быть, чтобы трое взрослых мужчин не узнали мужскую одежду. Молчание становилось зловещим. Слишком зловещим.
Она чуть повернула голову – достаточно, чтобы видеть Джулиана. Глаза его стали совиными – ни дать ни взять сова, изо всех сил старающаяся не ухать.
– Надо взглянуть на вашу ногу, – сказала она. – Возможно, придется показаться врачу.
– Никаких врачей, – упрямо нахмурился он. – Так, царапина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
– Детские игрушки. Вы в порядке, Джинджер?
– Только умер от страха, больше ничего, – ответил далекий голос.
– Красивая картинка.
Тук-тук-тук-тук. Сердце.
– Не кончилось еще? – спросила Алиса. – Кто-то уперся коленкой мне прямо в почки.
– Подождите немного. Вторая волна самолетов заходит на пожары.
Бум! Машина взмыла на фут в воздух и с возмущенным скрежетом рухнула на землю. Что-то тяжелое ударило по крыше, но на этот раз щелканье гравия прекратилось быстрее.
– Нет, еще не все.
Минута тянулась за минутой. Далекий звон пожарного колокола. Крики и ругань, иногда совсем рядом. Еще взрывы, где-то очень далеко. Бесполезные хлопки выстрелов.
– Думаю, уже можно рискнуть, – сказал Смедли. – Осторожнее, тут все в стекле. – Он сел. У машины не осталось ни одного целого стекла. Огненный рассвет освещал улицу и толпы перепуганных людей; многие из них выбежали из домов как были, в ночном белье. – Экзетер, старина, мне кажется, теперь твоя одежда вполне сообразна ситуации.
Они осторожно вылезли из помятой машины. Джинджер потерял шляпу и пенсне и теперь подслеповато щурился, бормоча что-то. Тем не менее все четверо остались целы и невредимы. Чего не скажешь о жителях Гринвича, а может, это был уже Дептфорд. На мостовой лежали тела, плакали дети, люди в одном белье дрожали от холода. Полисмены пытались отодвинуть толпу, чтобы дать проехать пожарным машинам и каретам «скорой помощи». Никто больше не обращал внимания на беглецов.
– Можно сказать, как раз вовремя, – заметил Смедли. – Далеко нам еще отсюда? – Он посмотрел на остальных – те не отрывали взгляда от горящих зданий. – Алиса! Далеко нам еще отсюда?
– Что? Ох, несколько миль.
– Тогда пошли! Или вы хотите со всеми здесь попрощаться?
Алиса уставилась на него.
– Как вы можете шутить? – крикнула она. – Там люди гибнут, тела…
– Если не шутить, закричишь. Пошли!
– Но вы не можете идти в таком состоянии!
– Значит, вы меня понесете. Пошли! Никто не будет теперь спрашивать, почему мы так одеты! Или откуда кровь. – Смедли взял Джинджера за руку и заставил сделать шаг, потом другой. Он надеялся, что Экзетер с Алисой идут следом, но не оглядывался. Он испытывал такое же дикое исступление, как и тогда, когда потерял руку, – спасен! Не важно, какой ценой. Теперь при необходимости они могли объяснить свой невероятный вид. До Ламбета оставалось вряд ли больше пяти миль, и он не сомневался, что одолеет их. Он прошел почти столько же со жгутом на истекающем кровью обрубке. Вот только Алисе придется нелегко в ее модных туфлях.
Это было очень странное путешествие по темному большому городу. Наверное, половина его жителей высыпала на улицы посмотреть на пожары и лучи прожекторов, шарящие по облакам. Они проклинали бошей и сочувствовали оборванным беглецам, а их чудовищное произношение просто резало уши.
Примерно через полчаса, когда они вышли за пределы разрушенного района, они стали привлекать к себе больше внимания. Люди начали задавать вопросы. В любой момент мог появиться новый полисмен. Затем рядом с ними остановился грузовик, и водитель, высунувшись из кабины, спросил на сочном кокни, не нужна ли им помощь.
Алиса ехала в кабине с водителем, проклиная немецкие бомбы и рассказывая про поездку в гости к мифической тетушке. Мужчины тряслись в кузове, и через несколько минут они благополучно прибыли к ее дому.
16
Алисе еще ни разу не доводилось принимать в своей гостиной одновременно трех человек. Там было слишком много мебели, рассчитанной на помещение значительно больше этого. Трое мужчин, стоявших и щурившихся на яркий свет, казалось, заполнили собой все свободное пространство. Лишь теперь она смогла как следует рассмотреть Эдварда. Он совершенно не изменился – все тот же долговязый розовощекий мальчишка, каким был три года назад. За одним исключением: теперь лицо его стало жестоким, что ли.
– Садитесь, пожалуйста, – сказала она. – Я сейчас согрею чай.
Они все выглядели какими-то побитыми, с синяками под глазами. Эдвард и Джулиан были небриты, а борода старого мистера Джонса растрепалась. Его редкие волосы разметались по лысине, пальцы то и дело ощупывали переносицу в поисках потерянного пенсне. Она, наверное, и сама выглядит страшилой. Ей полагалось бы быть усталой, но она чувствовала себя невесомой, казалось, она, как маленький пузырек воздуха, покачивается в море иллюзии.
– Значит, старый ублюдок захапал все? – спросил Эдвард.
– Не говори ерунду… Ты знаешь, что он умер?
– Рад слышать. Зато теперь он до конца времен будет удивляться, почему это он в аду!
– Эдвард! Пойди прополощи рот!
Продолжая хмуриться, он снял шинель и бросил ее на диван, кровавыми пятнами вверх. Потом сделал знак Джулиану, чтобы тот садился туда, а сам рухнул в кресло, совершенно не заботясь о том, что его пижама тоже заляпана кровью. Мистер Джонс сдувшимся воздушным шаром утонул в другом кресле. Алиса сняла с конфорки пустой чайник и, перешагивая через ноги, пошла в ванную набрать воды.
– Это ты про своего покойного дядюшку Роланда, насколько я понимаю? – услышала она голос Джулиана.
Эдвард буркнул что-то, чего она не разобрала; возможно, и к лучшему. Она вернулась, поставила чайник на газ и, снова перешагнув через три пары ног, прошла в спальню. Фотография Д’Арси была уже надежно спрятана в комоде. У нее оставалась лишь одна вещь, напоминавшая о нем, – темно-зеленый бархатный халат, который он держал еще в ее квартире в Челси. Сколько дорогих ее сердцу воспоминаний связано с этим халатом – как она сидит у него на коленях, как он снимает его, или она снимает его с него, или сама залезает к нему внутрь, ощущая прикосновение мягкой ткани к спине, когда он закутывает их обоих… «Каждый день, за который я не узнала ничего о нем, приближает на день к концу войны».
Д’Арси не возражал бы против того, чтобы одолжить свой халат кузену Эдварду. Юный кузен Эдвард что-то слишком нежно вел себя в машине. Пора бы ему вырасти из своих юношеских иллюзий.
Она вернулась в гостиную и набросила на него халат.
– Вот. Так ты будешь выглядеть немного пристойнее.
Потом повернулась к буфету и, не оборачиваясь, принялась доставать чашки и блюдца. Должно быть, Эдвард встал, надел халат и снова сел, так как она услышала скрип кресла. Не может быть, чтобы трое взрослых мужчин не узнали мужскую одежду. Молчание становилось зловещим. Слишком зловещим.
Она чуть повернула голову – достаточно, чтобы видеть Джулиана. Глаза его стали совиными – ни дать ни взять сова, изо всех сил старающаяся не ухать.
– Надо взглянуть на вашу ногу, – сказала она. – Возможно, придется показаться врачу.
– Никаких врачей, – упрямо нахмурился он. – Так, царапина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115