Синджен усмехнулась. У Дугласа Шербрука лицо было деревянное, как церковная скамья. Колин чувствовал себя так, будто он и впрямь попал в сумасшедший дом и его обитатели набросились на него все скопом.
— Эту историю я расскажу вам позже, — с улыбкой сказала Синджен и легко погладила рукав его светло-коричневого сюртука. Потом, не подумав о последствиях, она снова вперила взгляд в его лицо и тут же поплатилась: ее собственное лицо жарко вспыхнуло под воздействием некоторых весьма интригующих мыслей.
— Прекратите, Джоан, — прошептал он сквозь зубы. — Вы опасны для самой себя. Да прекратите же! Или вы хотите, чтобы ваш брат опять на меня набросился?
— Слушайте, я требую, чтобы вы все замолчали хотя бы на минуту!
С этими словами Дуглас встал и принялся мерить шагами гостиную. При этом он продолжал держать чайную чашку, и вскоре горячий чай пролился ему на руку. Он поморщился, поставил чашку на стол и снова пустился ходить взад и вперед.
— Синджен, ты впервые увидела его всего лишь пять дней назад. Пять дней! Ты не можешь знать, будешь ли ты с ним счастлива, потому что он тебе совсем чужой.
— Он сказал, что не станет меня бить. Он сказал, что у него доброе сердце и он чувствует себя в ответе за тех, кто от него зависит. Когда бывает по-настоящему холодно, он позволяет своим кошкам спать в его постели. Что еще мне следует, по-твоему, знать, Дуглас?
— Тебе не мешало бы узнать, питает ли он хоть какие-то нежные чувства к тебе или же только к твоим деньгам.
— Если сейчас и не питает, то потом будет питать, ведь человек я неплохой. Например, тебе, Дуглас, я нравлюсь.
Колин поднялся со стула и встал в полный рост.
— Джоан, перестаньте отвечать вместо меня, как будто я слабоумный или вообще нахожусь в другом месте.
— Хорошо, — кротко сказала Синджен и чинно сложила руки на коленях.
— Черт меня побери, милорд, мне нечего вам сказать! Это, это… — Дуглас не находил слов. Гневно протопав к двери, он обернулся и объявил через плечо: — Я поговорю с вами, Колин Кинросс, но не сейчас, а ровно через неделю. Через семь дней! И эти семь дней вы будете держаться подальше от моей сестры, ясно? Неделю — и ни днем меньше! А пока вы еще здесь — вы покинете этот дом через десять минут, — не смейте прикасаться к моей сестре.
Он с грохотом захлопнул за собой дверь. Алике встала и сказала с усмешкой:
— Думаю, придется прибегнуть к розовой воде, дабы омочить его разгоряченное чело. Это его успокоит.
Она хихикнула и удалилась вслед за мужем. У двери она, не оборачиваясь, проговорила:
— Не вздумай трогать его руками, Синджен, тебе ясно? В любовных делах мужчины теряют всякое самообладание. Не доводи его до этого, потому что за десять минут джентльмен способен напрочь забыть обо всех приличиях.
О Господи, неужто все Шербруки, включая и тех, кто не был рожден Шербруком, абсолютно сумасшедшие!
— Я рад, что мне удалось так позабавить вашу невестку, — выдавил из себя Колин, причем досады в его голосе было куда больше, нежели чаю в его чашке. — Если вы хотите, чтобы я не трогал вас руками, то перестаньте пялить глаза на мои губы.
— Не могу. Ведь вы такой прекрасный. О Боже, ведь у нас с вами есть только десять минут!
Колин вскочил на ноги и по примеру Дугласа начал ходить по гостиной.
— Что за невероятная ситуация! — воскликнул он, поворачиваясь к облицованному мрамором камину. — Послушайте, Джоан, впредь я буду говорить за себя сам.
Ну и что же он тогда скажет? Вот дьявольщина! Он остановился и посмотрел на пустой камин. Тот был выложен бледно-розовым итальянским мрамором — дорогостоящее украшение и выполнено истинными мастерами. Ему вспомнился громадный, почерневший от сажи очаг в главном зале замка Вир, в котором легко можно было бы поджарить целую корову. Какой же он старый, грязный, с потрескавшимися кирпичами и вываливающимися кусками раствора. Иисусе Христе, даже картина с пасторальной сценой, висящая над этой мраморной каминной полкой, и та, по всему видно, старинная, от нее веет давним, многолетним богатством и высоким общественным положением. Богатством и высоким положением, которые были у этой семьи на протяжении многих поколений. Он подумал об узкой винтовой лестнице, ведущей на третий этаж северной башни; эта лестница стала теперь опасной, оттого что деревянные ступеньки подгнили под действием холодного ветра, задувающего сквозь щели в наружных стенах… Он глубоко вздохнул. Он может спасти замок Вир. Он может спасти своих людей. Может пополнить стада и даже засеять свои пахотные земли наилучшими культурами, ведь он знает все о севообороте. Он может закупить зерно для посева и для еды. Он обернулся к своей будущей жене и сказал:
— Я не стану оспаривать ваше утверждение о том, что я будто бы прекрасен. В конце концов, любому мужчине хочется, чтобы женщина, на которой он женится, считала, что он достаточно привлекателен.
— Привлекателен — это не то слово, — выпалила Синджен и почувствовала, как сердце у нее в груди бешено забилось. Он все-таки согласился взять ее в жены! Наконец-то! От радости ей хотелось броситься навзничь на диван и дрыгать ногами.
Он снова вздохнул и так взъерошил пальцами свои волосы, что они стали торчком, потом замер, услышав ее мечтательный голос:
— Я никогда не думала, что влюблюсь. Ни один мужчина никогда не внушал мне таких мыслей. Некоторых из них я находила занятными, но не более того. Другие были грубияны и тупицы, и у них были безвольные подбородки. Кое-кто из них считал меня синим чулком, и все из-за того, что я не невежда. Я даже представить себе не могла, как кто-то из них меня целует. Бог ты мой, да если бы один из них хотя бы дотронулся до моего зада, я бы завопила во все горло и убила его на месте. Но с вами… с вами все по-другому. Я прекрасно сознаю, что вы не любите меня. Но поверьте, это не имеет значения. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы вы ко мне привязались. Последнее, что мне остается сказать, это то, что я постараюсь стать вам хорошей женой. Что вы предпочитаете: съесть ячменную лепешку миссис Поттер или пойти к себе и без помех поразмыслить?
— Поразмыслить, — ответил он. — Но вы многого обо мне не знаете. Может статься, вы еще передумаете.
Она окинула его задумчивым взглядом, потом спокойно, словно речь шла о деле уже решенном, спросила:
— Ведь вы будете обо мне заботиться, не так ли?
— Я буду защищать вас даже ценой собственной жизни. Это будет мой долг.
— Вы будете меня уважать?
— Да, если вы это заслужите.
— Что ж, хорошо. Вы расскажете мне о себе все, что сочтете нужным, но только после свадьбы. До того я ничего не хочу слышать. И имейте в виду: что бы вы мне ни рассказали, это нисколько не изменит моих чувств. Просто я не хочу, чтобы какие-нибудь неподходящие и малозначащие подробности дошли до ушей Дугласа, прежде чем мы станем мужем и женой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
— Эту историю я расскажу вам позже, — с улыбкой сказала Синджен и легко погладила рукав его светло-коричневого сюртука. Потом, не подумав о последствиях, она снова вперила взгляд в его лицо и тут же поплатилась: ее собственное лицо жарко вспыхнуло под воздействием некоторых весьма интригующих мыслей.
— Прекратите, Джоан, — прошептал он сквозь зубы. — Вы опасны для самой себя. Да прекратите же! Или вы хотите, чтобы ваш брат опять на меня набросился?
— Слушайте, я требую, чтобы вы все замолчали хотя бы на минуту!
С этими словами Дуглас встал и принялся мерить шагами гостиную. При этом он продолжал держать чайную чашку, и вскоре горячий чай пролился ему на руку. Он поморщился, поставил чашку на стол и снова пустился ходить взад и вперед.
— Синджен, ты впервые увидела его всего лишь пять дней назад. Пять дней! Ты не можешь знать, будешь ли ты с ним счастлива, потому что он тебе совсем чужой.
— Он сказал, что не станет меня бить. Он сказал, что у него доброе сердце и он чувствует себя в ответе за тех, кто от него зависит. Когда бывает по-настоящему холодно, он позволяет своим кошкам спать в его постели. Что еще мне следует, по-твоему, знать, Дуглас?
— Тебе не мешало бы узнать, питает ли он хоть какие-то нежные чувства к тебе или же только к твоим деньгам.
— Если сейчас и не питает, то потом будет питать, ведь человек я неплохой. Например, тебе, Дуглас, я нравлюсь.
Колин поднялся со стула и встал в полный рост.
— Джоан, перестаньте отвечать вместо меня, как будто я слабоумный или вообще нахожусь в другом месте.
— Хорошо, — кротко сказала Синджен и чинно сложила руки на коленях.
— Черт меня побери, милорд, мне нечего вам сказать! Это, это… — Дуглас не находил слов. Гневно протопав к двери, он обернулся и объявил через плечо: — Я поговорю с вами, Колин Кинросс, но не сейчас, а ровно через неделю. Через семь дней! И эти семь дней вы будете держаться подальше от моей сестры, ясно? Неделю — и ни днем меньше! А пока вы еще здесь — вы покинете этот дом через десять минут, — не смейте прикасаться к моей сестре.
Он с грохотом захлопнул за собой дверь. Алике встала и сказала с усмешкой:
— Думаю, придется прибегнуть к розовой воде, дабы омочить его разгоряченное чело. Это его успокоит.
Она хихикнула и удалилась вслед за мужем. У двери она, не оборачиваясь, проговорила:
— Не вздумай трогать его руками, Синджен, тебе ясно? В любовных делах мужчины теряют всякое самообладание. Не доводи его до этого, потому что за десять минут джентльмен способен напрочь забыть обо всех приличиях.
О Господи, неужто все Шербруки, включая и тех, кто не был рожден Шербруком, абсолютно сумасшедшие!
— Я рад, что мне удалось так позабавить вашу невестку, — выдавил из себя Колин, причем досады в его голосе было куда больше, нежели чаю в его чашке. — Если вы хотите, чтобы я не трогал вас руками, то перестаньте пялить глаза на мои губы.
— Не могу. Ведь вы такой прекрасный. О Боже, ведь у нас с вами есть только десять минут!
Колин вскочил на ноги и по примеру Дугласа начал ходить по гостиной.
— Что за невероятная ситуация! — воскликнул он, поворачиваясь к облицованному мрамором камину. — Послушайте, Джоан, впредь я буду говорить за себя сам.
Ну и что же он тогда скажет? Вот дьявольщина! Он остановился и посмотрел на пустой камин. Тот был выложен бледно-розовым итальянским мрамором — дорогостоящее украшение и выполнено истинными мастерами. Ему вспомнился громадный, почерневший от сажи очаг в главном зале замка Вир, в котором легко можно было бы поджарить целую корову. Какой же он старый, грязный, с потрескавшимися кирпичами и вываливающимися кусками раствора. Иисусе Христе, даже картина с пасторальной сценой, висящая над этой мраморной каминной полкой, и та, по всему видно, старинная, от нее веет давним, многолетним богатством и высоким общественным положением. Богатством и высоким положением, которые были у этой семьи на протяжении многих поколений. Он подумал об узкой винтовой лестнице, ведущей на третий этаж северной башни; эта лестница стала теперь опасной, оттого что деревянные ступеньки подгнили под действием холодного ветра, задувающего сквозь щели в наружных стенах… Он глубоко вздохнул. Он может спасти замок Вир. Он может спасти своих людей. Может пополнить стада и даже засеять свои пахотные земли наилучшими культурами, ведь он знает все о севообороте. Он может закупить зерно для посева и для еды. Он обернулся к своей будущей жене и сказал:
— Я не стану оспаривать ваше утверждение о том, что я будто бы прекрасен. В конце концов, любому мужчине хочется, чтобы женщина, на которой он женится, считала, что он достаточно привлекателен.
— Привлекателен — это не то слово, — выпалила Синджен и почувствовала, как сердце у нее в груди бешено забилось. Он все-таки согласился взять ее в жены! Наконец-то! От радости ей хотелось броситься навзничь на диван и дрыгать ногами.
Он снова вздохнул и так взъерошил пальцами свои волосы, что они стали торчком, потом замер, услышав ее мечтательный голос:
— Я никогда не думала, что влюблюсь. Ни один мужчина никогда не внушал мне таких мыслей. Некоторых из них я находила занятными, но не более того. Другие были грубияны и тупицы, и у них были безвольные подбородки. Кое-кто из них считал меня синим чулком, и все из-за того, что я не невежда. Я даже представить себе не могла, как кто-то из них меня целует. Бог ты мой, да если бы один из них хотя бы дотронулся до моего зада, я бы завопила во все горло и убила его на месте. Но с вами… с вами все по-другому. Я прекрасно сознаю, что вы не любите меня. Но поверьте, это не имеет значения. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы вы ко мне привязались. Последнее, что мне остается сказать, это то, что я постараюсь стать вам хорошей женой. Что вы предпочитаете: съесть ячменную лепешку миссис Поттер или пойти к себе и без помех поразмыслить?
— Поразмыслить, — ответил он. — Но вы многого обо мне не знаете. Может статься, вы еще передумаете.
Она окинула его задумчивым взглядом, потом спокойно, словно речь шла о деле уже решенном, спросила:
— Ведь вы будете обо мне заботиться, не так ли?
— Я буду защищать вас даже ценой собственной жизни. Это будет мой долг.
— Вы будете меня уважать?
— Да, если вы это заслужите.
— Что ж, хорошо. Вы расскажете мне о себе все, что сочтете нужным, но только после свадьбы. До того я ничего не хочу слышать. И имейте в виду: что бы вы мне ни рассказали, это нисколько не изменит моих чувств. Просто я не хочу, чтобы какие-нибудь неподходящие и малозначащие подробности дошли до ушей Дугласа, прежде чем мы станем мужем и женой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109