Давно уже Филип не был так доволен собой!
В комнате стало холодно. Он разжег огонь в камине и отправился вниз, чтобы согреть воды и помыться. Вздыхая от блаженства и наслаждаясь собственной чистотой, он вытерся и уныло воззрился на груду грязного белья. Но иного выхода не было: виконт Деренкур принялся за дело, представляя потрясенную физиономию Дамблера при виде хозяина, энергично трущего белую батистовую рубашку в тазу с грязноватой водой.
Филип развесил белье на спинках стульев, окружавших большой деревянный кухонный стол, натянул последнюю чистую рубашку, панталоны и вернулся в спальню. Девушка по-прежнему спала, повернувшись к нему спиной. Лоб оставался холодным, но халат был влажен от пота. Черт возьми, как же он не догадался ее переодеть!
Филип осторожно стянул с нее халат, стараясь не разбудить, и против воли стал восторженно рассматривать девушку. Как она прелестна, особенно теперь, когда чуть разрумянилась! Кустик волос на венерином холмике немного темнее локонов на голове. Он хотел коснуться ее. Погрузиться в женскую плоть. Господи, неужели нельзя думать о чем-то другом! Хорошо, он сосредоточит свое внимание на самых невинных частях тела. Белоснежные руки с длинными пальчиками… Наверное, она играет на фортепьяно. Ну вот, может же он владеть собой! А груди… такие круглые и упругие… нет-нет, он опять свернул не туда.
Филип уставился на ее ноги. Маленькие ступни с высоким подъемом, вполне пригодные для бега и ходьбы, как полагается хорошим ногам.
Но тут он, не выдержав, рассмеялся над собой.
— Прости, милая. Я изо всех сил пытаюсь держаться в рамках приличий. Прости, если считаешь, что у меня плохо получается.
Сабрина тихо застонала во сне, чем отнюдь не отвлекла Филипа от грешных мыслей.
Филип надел на нее белую мужскую рубашку, вынутую из комода, и хорошенько расправил. Она доходила до середины девичьих бедер. Вполне скромный вид. Но наверное, придется выстирать халаты, или бархат нельзя стирать?
Филип вгляделся в ее спокойное лицо, ставшее за эти дни таким дорогим для него. Как ни странно, это правда.
Сейчас ему все равно, даже если она окажется расчетливой подлой лгуньей, ведьмой или святой. В разговоре она казалась неглупой, остроумной и образованной, но по собственному опыту Филип знал, как легко идеал и совершенство могут обернуться злом и пороком.
Элейн. Он так давно не думал о ней. Говоря по правде, он вспоминал об этой женщине, только когда сталкивался с ней лицом к лицу в бальной зале или на приеме. И от души надеялся, что она несчастна в браке.
Сабрина все еще спала. Пора что-то поесть. Филип испек хлеб, вернее, некое подобие такового, и, вытащив из печи два каравая, буквально раздулся от гордости, несмотря на то что хлеб не подошел, да к тому же подгорел. Но главное, он был съедобен, и Филип сам, сам его состряпал! Настоящий мужчина должен выжить в любой ситуации. Караваи напомнили ему серые плиты, которые его рабочие вырезали из песчаника в каменоломне около Динвитти-Мэнор, когда потребовалось отремонтировать древнюю сторожевую башню времен королевы Елизаветы. Тот же песчаник пойдет на строительство новой башни с бойницами, которую он проектировал собственноручно все прошлое лето. Однако работы еще так и не начинались, возможно, из-за того, что он был слишком потрясен случившимся в Шотландии с Роэном и Сюзанной Кэррингтон. Впрочем, сейчас не время думать о той неправдоподобной истории! Филип позволял себе эти воспоминания, только когда оставался один и пил бренди в библиотеке, глядя в огонь и видя сцены, которые обыкновенный смертный и вообразить не мог.
Он надломил почерневший уголок каравая и, попробовав, поморщился. Правда, он не особенно голоден, иначе его изделие показалось бы ему таким же лакомством, как и чудесные блюда, которые готовила повариха в Динвитти-Мэнор. Но сейчас все это не важно. В их положении придется довольствоваться тем, что есть.
Сабрина не просыпалась, и Филип удовлетворенно кивнул. Сон для нее — лучшее лекарство.
Он старательно завернул караваи в салфетки из грубой ткани, найденные на кухонной полке, накинул пальто и отправился проведать Ташу. Стоило ступить за порог, как ветер, завывая, швырнул ему в лицо пригоршню колючих снежинок. Когда же наконец буран стихнет?
Филип взглянул на белую ленту каменной дорожки, вьющейся вокруг дома. Так или иначе, сюда вряд ли кто заглянет сегодня.
Таша, как обычно, при виде его тихо заржала. Он погладил бархатистую морду кобылы и засмеялся, когда она игриво толкнула его в грудь.
— Знаю, милая, тебе все до чертиков надоело, но ничего не поделаешь. Еще несколько дней — и мы помчимся отсюда резвым галопом. — И, поглядев на почти пустую кормушку, добавил: — Правда, я в этом сомневаюсь. К концу нашего заключения ты так разжиреешь, что едва сможешь переставлять ноги.
Он наполнил кормушку сеном, набрал в ведро снега, поставил таять и медленно побрел назад, проваливаясь в снег по колено.
В доме царила тишина. Филип покачал головой и улыбнулся. Черт возьми, если Сабрина и дальше будет спать без просыпу, он скоро осатанеет от скуки и одиночества и начнет разговаривать с мебелью!
Он почти закончил уборку на кухне, когда сверху послышался глухой стук. Филип сорвал передник и одним махом взлетел по ступенькам. Распахнув полуоткрытую дверь спальни, он замер как вкопанный. Сабрина стояла у кровати, держась за кроватный столбик. Лицо ее побелело от напряжения, она тяжело дышала.
— Какого черта вы встали?!
Сабрина упрямо смотрела на него, слегка пошатываясь от слабости.
— Я пока не могу лечь.
— Почему, черт возьми?!
— Мне… мне нужно облегчиться. Вы не знаете, где ночная ваза?
— Знаю, разумеется, но вам следовало бы позвать меня, вместо того чтобы действовать самой.
— Но я даже не знакома с вами! То есть знакома, конечно, но вы мужчина. Не хотелось бы, чтобы вы оказывали мне столь интимные услуги. Это» неприлично и донельзя унизительно.
— Так и быть, помогу вам добраться до ширмы. Позовите, когда справитесь, я доведу вас до постели. Бьюсь об заклад, сил у вас не больше, чем у дохлой мухи.
— Увы, это так, — признала она.
Уложив девушку и как следует подоткнув одеяла, Филип сел рядом и привычно потрогал ее лоб. Едва теплый. Ни малейшего жара.
— Кажется, все обошлось. Только не вздумайте вставать, Сабрина. Вы теперь нуждаетесь в отдыхе, чтобы окончательно поправиться.
— Вы знаете, как меня зовут? — удивилась она, пристально глядя на него своими странными глазами. Филип едва не ляпнул, что знает также о крошечной родинке-сердечке на ее левой ягодице, но благоразумно сдержался, одарив ее улыбкой.
— Разумеется, и даже проведал, что домашние именуют вас Бри. Надеюсь, вы помните, что я Филип?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
В комнате стало холодно. Он разжег огонь в камине и отправился вниз, чтобы согреть воды и помыться. Вздыхая от блаженства и наслаждаясь собственной чистотой, он вытерся и уныло воззрился на груду грязного белья. Но иного выхода не было: виконт Деренкур принялся за дело, представляя потрясенную физиономию Дамблера при виде хозяина, энергично трущего белую батистовую рубашку в тазу с грязноватой водой.
Филип развесил белье на спинках стульев, окружавших большой деревянный кухонный стол, натянул последнюю чистую рубашку, панталоны и вернулся в спальню. Девушка по-прежнему спала, повернувшись к нему спиной. Лоб оставался холодным, но халат был влажен от пота. Черт возьми, как же он не догадался ее переодеть!
Филип осторожно стянул с нее халат, стараясь не разбудить, и против воли стал восторженно рассматривать девушку. Как она прелестна, особенно теперь, когда чуть разрумянилась! Кустик волос на венерином холмике немного темнее локонов на голове. Он хотел коснуться ее. Погрузиться в женскую плоть. Господи, неужели нельзя думать о чем-то другом! Хорошо, он сосредоточит свое внимание на самых невинных частях тела. Белоснежные руки с длинными пальчиками… Наверное, она играет на фортепьяно. Ну вот, может же он владеть собой! А груди… такие круглые и упругие… нет-нет, он опять свернул не туда.
Филип уставился на ее ноги. Маленькие ступни с высоким подъемом, вполне пригодные для бега и ходьбы, как полагается хорошим ногам.
Но тут он, не выдержав, рассмеялся над собой.
— Прости, милая. Я изо всех сил пытаюсь держаться в рамках приличий. Прости, если считаешь, что у меня плохо получается.
Сабрина тихо застонала во сне, чем отнюдь не отвлекла Филипа от грешных мыслей.
Филип надел на нее белую мужскую рубашку, вынутую из комода, и хорошенько расправил. Она доходила до середины девичьих бедер. Вполне скромный вид. Но наверное, придется выстирать халаты, или бархат нельзя стирать?
Филип вгляделся в ее спокойное лицо, ставшее за эти дни таким дорогим для него. Как ни странно, это правда.
Сейчас ему все равно, даже если она окажется расчетливой подлой лгуньей, ведьмой или святой. В разговоре она казалась неглупой, остроумной и образованной, но по собственному опыту Филип знал, как легко идеал и совершенство могут обернуться злом и пороком.
Элейн. Он так давно не думал о ней. Говоря по правде, он вспоминал об этой женщине, только когда сталкивался с ней лицом к лицу в бальной зале или на приеме. И от души надеялся, что она несчастна в браке.
Сабрина все еще спала. Пора что-то поесть. Филип испек хлеб, вернее, некое подобие такового, и, вытащив из печи два каравая, буквально раздулся от гордости, несмотря на то что хлеб не подошел, да к тому же подгорел. Но главное, он был съедобен, и Филип сам, сам его состряпал! Настоящий мужчина должен выжить в любой ситуации. Караваи напомнили ему серые плиты, которые его рабочие вырезали из песчаника в каменоломне около Динвитти-Мэнор, когда потребовалось отремонтировать древнюю сторожевую башню времен королевы Елизаветы. Тот же песчаник пойдет на строительство новой башни с бойницами, которую он проектировал собственноручно все прошлое лето. Однако работы еще так и не начинались, возможно, из-за того, что он был слишком потрясен случившимся в Шотландии с Роэном и Сюзанной Кэррингтон. Впрочем, сейчас не время думать о той неправдоподобной истории! Филип позволял себе эти воспоминания, только когда оставался один и пил бренди в библиотеке, глядя в огонь и видя сцены, которые обыкновенный смертный и вообразить не мог.
Он надломил почерневший уголок каравая и, попробовав, поморщился. Правда, он не особенно голоден, иначе его изделие показалось бы ему таким же лакомством, как и чудесные блюда, которые готовила повариха в Динвитти-Мэнор. Но сейчас все это не важно. В их положении придется довольствоваться тем, что есть.
Сабрина не просыпалась, и Филип удовлетворенно кивнул. Сон для нее — лучшее лекарство.
Он старательно завернул караваи в салфетки из грубой ткани, найденные на кухонной полке, накинул пальто и отправился проведать Ташу. Стоило ступить за порог, как ветер, завывая, швырнул ему в лицо пригоршню колючих снежинок. Когда же наконец буран стихнет?
Филип взглянул на белую ленту каменной дорожки, вьющейся вокруг дома. Так или иначе, сюда вряд ли кто заглянет сегодня.
Таша, как обычно, при виде его тихо заржала. Он погладил бархатистую морду кобылы и засмеялся, когда она игриво толкнула его в грудь.
— Знаю, милая, тебе все до чертиков надоело, но ничего не поделаешь. Еще несколько дней — и мы помчимся отсюда резвым галопом. — И, поглядев на почти пустую кормушку, добавил: — Правда, я в этом сомневаюсь. К концу нашего заключения ты так разжиреешь, что едва сможешь переставлять ноги.
Он наполнил кормушку сеном, набрал в ведро снега, поставил таять и медленно побрел назад, проваливаясь в снег по колено.
В доме царила тишина. Филип покачал головой и улыбнулся. Черт возьми, если Сабрина и дальше будет спать без просыпу, он скоро осатанеет от скуки и одиночества и начнет разговаривать с мебелью!
Он почти закончил уборку на кухне, когда сверху послышался глухой стук. Филип сорвал передник и одним махом взлетел по ступенькам. Распахнув полуоткрытую дверь спальни, он замер как вкопанный. Сабрина стояла у кровати, держась за кроватный столбик. Лицо ее побелело от напряжения, она тяжело дышала.
— Какого черта вы встали?!
Сабрина упрямо смотрела на него, слегка пошатываясь от слабости.
— Я пока не могу лечь.
— Почему, черт возьми?!
— Мне… мне нужно облегчиться. Вы не знаете, где ночная ваза?
— Знаю, разумеется, но вам следовало бы позвать меня, вместо того чтобы действовать самой.
— Но я даже не знакома с вами! То есть знакома, конечно, но вы мужчина. Не хотелось бы, чтобы вы оказывали мне столь интимные услуги. Это» неприлично и донельзя унизительно.
— Так и быть, помогу вам добраться до ширмы. Позовите, когда справитесь, я доведу вас до постели. Бьюсь об заклад, сил у вас не больше, чем у дохлой мухи.
— Увы, это так, — признала она.
Уложив девушку и как следует подоткнув одеяла, Филип сел рядом и привычно потрогал ее лоб. Едва теплый. Ни малейшего жара.
— Кажется, все обошлось. Только не вздумайте вставать, Сабрина. Вы теперь нуждаетесь в отдыхе, чтобы окончательно поправиться.
— Вы знаете, как меня зовут? — удивилась она, пристально глядя на него своими странными глазами. Филип едва не ляпнул, что знает также о крошечной родинке-сердечке на ее левой ягодице, но благоразумно сдержался, одарив ее улыбкой.
— Разумеется, и даже проведал, что домашние именуют вас Бри. Надеюсь, вы помните, что я Филип?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82