Правда, в настоящее время ему предстояло сражаться вовсе не с анархистами, а с г-жой Пелюш, и из защитника конституционной власти, каким он был до сих пор, г-н Пелюш превращался в бунтаря, восстающего против супружеской власти.
Он призвал на помощь всю свою решимость, повернулся на каблуках и, со стуком опустив на пол приклад ружья, спросил.
— Ну, и что дальше?
— Как что дальше? — в ужасе переспросила г-жа Пелюш.
— Да, чего вы хотите?
— Я хочу потребовать у вас, господин Пелюш, отчета в вашем непонятном поведении.
— И отчет будет вам незамедлительно дан, сударыня, — произнес, выпрямляясь, г-н Пелюш. — Вы сказали, что ружье в четыре тысячи франков — это бесполезный капитал; так вот, я хочу попытаться заставить этот капитал приносить прибыль!
— Каким образом?
— Делая то, что делает Мадлен, то есть стреляя куропаток, кроликов, зайцев и косуль.
— Но они обойдутся вам гораздо дороже, чем вы сможете выручить за них.
— Любое деловое начинание, госпожа Пелюш, требует первичного капитала, а мои вложения вовсе не разорительны — пять франков!
— А порох, а дробь, а эта куртка, эти гетры, этот жилет, эта охотничья сумка?
— Знаете ли вы, Атенаис, сколько это все стоит? — произнес г-н Пелюш, смягчая тон перед тем, как назвать цифру. — Двести пятьдесят франков.
— Двести пятьдесят франков! — в испуге вскричала г-жа Пелюш. — Выдумаете, что такие деньги валяются на дороге?
— Нет, госпожа Пелюш, но их можно найти под букетом роз, а розы, слава Богу, рождаются в ваших руках.
Госпожа Пелюш не узнавала своего мужа. Он предстал перед ней в совершенно новом свете, он вел себя одновременно вызывающе и галантно.
— О Анатоль! Анатоль! — воскликнула она, воздевая руки к Небу. — Ваша гордость погубит вас, как она погубила Сатану!
— Что же! Да, — отвечал г-н Пелюш, — я гордец и, признаюсь, испытываю унижение при мысли о счастье Мадлена. Со своими двумя тысячами пятьюстами ливрами ренты он затмевает меня, выступая в роли благодетеля; меня, кто, продавая и покупая из расчета пяти процентов прибыли, может получить двадцать пять тысяч ливров ренты — ведь при последней инвентарной описи, госпожа Пелюш, мы насчитали пятьсот двадцать две тысячи франков. Я хочу предстать перед ним во всем своем превосходстве, и если из ружья за сто пятьдесят франков он убивает куропаток, кроликов, зайцев и косуль, то из ружья за четыре тысячи франков я должен убивать слонов и жирафов.
— Господин Пелюш, вы сошли с ума!
В эту минуту Камилла, заслышав шум, робко поднялась наверх и появилась на пороге комнаты отца.
Господин Пелюш, увидев девушку, почувствовал, что в ее лице он найдет поддержку.
— Сошел с ума?! — воскликнул он. — Я призываю Камиллу рассудить нас.
— Меня, отец? — удивленно переспросила его дочь.
— Да. Как ты находишь меня в этом костюме, дитя мое? — спросил г-н Пелюш, любуясь собою.
— Вы великолепны, отец.
— А вот моя супруга, — заметил г-н Пелюш, — так не думает.
И высокомерным жестом он указал на г-жу Пелюш.
— Как?! — воскликнула Камилла. — Разве вы не находите, что этот костюм идет моему отцу гораздо больше, чем его ужасный редингот и уродливая шляпа?
— Да, — пробормотала г-жа Пелюш, — но двести пятьдесят франков…
— Ну и что же? Разве мой отец и вы недостаточно богаты, чтобы позволить себе, когда потребуется, прихоть, потратив двести пятьдесят франков?
— Мадемуазель, — ответила ей г-жа Пелюш, — когда имеешь дочь на выданье, то никогда не можешь считать себя достаточно богатым.
— Сударыня, — возразила Камилла, — если бы я могла предположить, что вам и моему отцу приходится идти ради меня на подобные жертвы, то я скорее бы предпочла стать учительницей в моем бывшем пансионе.
— Вы слышите, госпожа Пелюш: это дитя преподнесло вам хороший урок философии.
— Философия — это прекрасно, но дайте в приданое за вашей дочерью хоть всю философию в мире, и посмотрим, найдете ли вы ей мужа.
— К счастью, — робко продолжала Камилла, — миг моей разлуки с вами еще далек. Но когда он наступит, то, я надеюсь, найдется какой-нибудь достойный и честный молодой человек, который полюбит меня, не принимая в расчет чуть большее или чуть меньшее количество мешков с деньгами в моем приданом. Я хочу быть выданной замуж, сударыня, а не выторгованной моим мужем и проданной вами.
Госпожа Пелюш, без сомнения, намеревалась ответить одним из тех умозаключений, что заставили бы смутиться ее падчерицу и мужа и поставили бы их на место, но послышался голос старшей продавщицы магазина.
Она звала г-жу Пелюш, чтобы та срочно заняла свое место за конторкой, так как только владельцы «Королевы цветов» могли дать необходимые разъяснения по возникшему вопросу.
Господин Пелюш не мог спуститься вниз в своем наряде, поэтому Атенаис пришлось оставить поле сражения Камилле и своему супругу.
Едва только ее мачеха исчезла на лестнице, как Камилла подбежала к отцу.
— Что случилось, дорогой отец? — спросила девушка.
— Случилось то, дорогое дитя, — ответил г-н Пелюш тоном человека, только что одержавшего свою первую победу и осознающего всю ее важность, — что сегодня вечером мы отправляемся навестить твоего крестного Мадлена и пробудем у него две недели.
— Вместе? — робко спросила Камилла.
— Да, вместе, вдвоем: ты и я, и больше никто.
— О! Как вы добры, дорогой отец! — вскричала Камилла, обеими руками обнимая г-на Пелюша за шею.
Затем, подумав, она добавила:
— Но… моя мать?
— Твоя мать? — промолвил г-н Пелюш. — Она будет присматривать за магазином, ведь госпожа Пелюш домоседка по своей природе.
X. ОТЪЕЗД
Господин Пелюш напоминал Суллу г-на де Жуй — он мог порой менять свои намерения, но в своих решениях был так же непоколебим, как сама судьба.
В своем великолепном костюме, с которым он не пожелал расстаться, но все же оставив дома ружье, г-н Пелюш немедленно пошел заказывать два места на экипаж, отправляющийся от «Оловянного блюда».
Не стоит и говорить, что торговец цветами вышел через общую входную дверь дома.
Нет ничего удивительного в том, что появление Юпитера — Пелюша во всем его блеске и величии поразило Атена-ис — Семелу, ведь точно так же были поражены и его соседи, которые, увидев, как он шествует мимо, выбежали на порог своих домов и принялись кричать, не будучи, однако, уверены, что не ошиблись:
— Господин Пелюш!
И вслед за первым восклицанием следовало второе, свидетельствовавшее о том, какой степени достигло удивление соседей:
— Это, несомненно, он!
Это напомнило г-ну Пелюшу, как однажды, выходя из театра Порт-Сен-Мартен, где давали «Марино Фальеро», он слышал, как повторяли имя Казимира Делавиня, и, надо сказать, владелец «Королевы цветов» испытывал некоторую гордость от того, что он пользуется такой известностью в квартале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136