Что же, однако, сталось с письмом, которое он написал ей перед смертью?
Мимо проходил почтальон.
Жак Мере окликнул его.
— Друг мой, — спросил Жак, — не говорила ли вам мадемуазель де Шазле перед отъездом, куда следует пересылать письма, пришедшие на ее имя?
— Нет, сударь, — отвечал почтальон.
— Но ведь она получила после отъезда какое-то письмо?
— Она его не получила — именно потому, что уже уехала.
— Благодарю, друг мой, ты доказал мне, что я еще глупее тебя, — сказал Жак Мере. — Но как же ты поступил с этим письмом?
— Ну, оно ведь было оплачено, вот я и подсунул его под ворота; когда хозяйка вернется, она его там найдет.
Жак Мере горько вздохнул: почтальон заметил его неудовольствие.
— И зачем люди оплачивают свои письма? — воскликнул он. — Когда письма оплачены, почта за них уже не отвечает.
И почтальон пошел своей дорогой, весьма довольный своим похвальным словом почте.
Мальчишка улегся на землю и попытался заглянуть в щель под воротами.
— Посмотри-ка, — сказал он, — вот оно, письмо. Я хоть сейчас вытяну его оттуда прутом.
— Друг мой, — возразил Жак Мере после секундного раздумья, — письмо не мое, адресовано оно не мне, я не имею права его читать.
Впрочем, мальчишке он дал шесть франков за труды.
Вернувшись в гостиницу, он заказал обед и принялся было за еду, но внезапно пришедшая ему в голову мысль заставила его прервать трапезу.
Поскольку мальчишка-рассыльный, получив шесть франков, счел своим долгом остаться в распоряжении приезжего господина до вечера и ожидал приказаний под дверью, он подозвал его и спросил:
— Как тебя зовут?
— Франси, сударь, к вашим услугам, — отвечал мальчишка.
— Разыщи-ка мне кучера, который двадцать четвертого числа вез госпожу де Шазле.
— Я его знаю, — отвечал Франси. — Это Пьеро.
— Ты уверен?
— Еще бы! Уж я-то помню: он хлестнул меня кнутом за то, что я подобрал и съел сливу, которая вывалилась у мадемуазель Жанны из корзинки с провизией.
Жак вспомнил, что мадемуазель де Шазле в самом деле упоминала в одном из писем свою горничную по имени Жанна.
— Ну что ж, в таком случае приведи ко мне Пьеро, — приказал Жак. Пьеро, очевидно оповещенный мальчишкой о щедрости путешественника, явился молниеносно. На лице его сияла улыбка.
— Это ты двадцать четвертого октября правил каретой, в которой ехала мадемуазель де Шазле? — спросил Жак.
— Мадемуазель де Шазле? Погодите-ка, — задумался Пьеро, — это та богомольная старуха с горничной и больной барышней, точно?
— Точно, — согласился Жак Мере.
— Помнишь, Пьеро, ты еще огрел меня кнутом? — спросил мальчишка.
— Не помню, — отвечал Пьеро.
— Зато я помню.
— Ну, стало быть, она ехала со мной, стало быть, со мной, — кивнул Пьеро, утирая губы рукавом куртки, как делают все жители Берри.
— Значит, ты говоришь, что они поехали в сторону Дижона?
— Э, нет, вот уж нет.
— Тогда в сторону Осера?
— Тоже нет, — помотал головой Пьеро, — опять не угадали.
— Что значит «не угадал»?
— Я бы не хотел вас прогневить, но вам ведь угодно, чтобы я сказал вам правду, так? Вот я и должен вам ее сказать.
— Я вовсе не гневаюсь, друг мой; напротив, ты окажешь мне огромную услугу, если назовешь дорогу, по которой они поехали. Мне нужно их догнать, понимаешь? Это дело чрезвычайной важности.
— Ну вот, я и говорю: если хотите их догнать, ни дижонская, ни осерская дорога вам ни к чему.
— Но в какую же сторону они поехали?
— В совсем противоположную — в сторону Шатору. Тут Жака осенило.
— Ах вот что! — сказал он. — Значит, они направились в замок Шазле. Запрягай, друг мой, запрягай не мешкая!
— Ладно, — согласился Пьеро, — как раз мой черед ехать. И он бросился во двор. Франси убежал вместе с ним. Четверть часа спустя лошади были уже запряжены, а
Пьеро сидел в седле.
Жак Мере расплатился с хозяином гостиницы, поискал глазами мальчишку-рассыльного, которому хотел подарить оставшуюся у него мелочь, но не увидел его.
Лошади сразу побежали рысью — это лишний раз доказывало, что Франси посвятил Пьеро в тайну новоприобретенного экю.
Карета как раз выезжала из города, когда Жак Мере увидел на дороге своего юного провожатого.
Мальчишка размахивал какой-то бумагой и всячески
давал понять, что желает сообщить господину путешественнику нечто важное.
Пьеро остановил лошадей, и Франси ловко вспрыгнул на подножку.
— Что еще стряслось? — спросил Жак Мере.
— А то, — отвечал Франси, — что раз уж вы скачете за госпожой де Шазле, значит, рано или поздно вы ее догоните; вот я и решил, что заодно вы сможете отдать ей письмо, — все лучше, чем если оно будет валяться за воротами.
— И что же?
— А вот что, — сказал Франси, бросив письмо в карету, а затем спрыгнул с подножки на землю и крикнул кучеру:
— Погоняй!
Поразмыслив, Жак Мере пришел к выводу, что слова мальчишки не лишены логики: письмо, которое принес Франси, наверняка содержит последнюю волю отца Евы; валяясь за воротами, оно в конце концов может размокнуть и сделаться неразборчивым, а значит, будет куда лучше, если он, Жак Мере, сохранит его у себя не читая, а затем отдаст его одной из двух женщин, имеющих право его распечатать, — Еве или мадемуазель де Шазле.
Приняв это решение, он спрятал письмо в потайное отделение своего бумажника.
XXXIII. ПУСТОЙ ДОМ
Жак Мере не ошибся. Мадемуазель де Шазле в самом деле отправилась в Аржантон, где — поскольку в карете до замка доехать было невозможно, — наняла на единственном постоялом дворе городка трех верховых лошадей, которых вели под уздцы три погонщика, и двинулась в Шазле.
Там три женщины провели ночь, а назавтра вернулись в город.
Тут в карету опять запрягли почтовых лошадей, и мадемуазель де Шазле покинула Аржантон; на сей раз дорога ее лежала в направлении Шатра, Сент-Амёна, Отана, Бургундии и так далее.
Однако, поскольку мадемуазель де Шазле опережала Жака Мере на шесть дней, поскольку она не получила последнего, предсмертного письма брата и повиновалась его предшествующему посланию, где он, без сомнения, приказывал ей ехать к нему, в Германию, баденские же либо висбаденские воды были только предлогом для того, чтобы покинуть Францию, — по всем этим причинам Жак Мере, измученный беспрерывной скачкой по скверным дорогам и едва живой от усталости, проделав более шестисот льё, не счел необходимым продолжать погоню немедленно и остановил карету перед дверью своего дома, который долгие годы слыл в Аржантоне таинственным домом, а нынче был домом пустым.
Прошло более двух месяцев с тех пор, как он его покинул.
На стук колес из ворот выбежала старая Марта.
Увидев доктора, служанка вскрикнула от изумления: она уже не надеялась вновь увидеть своего хозяина.
Войдя в дом и заперев за собою дверь, Жак Мере остановился на нижней ступеньке лестницы;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113