Пышный галстук, который в ту пору носил один Сен-Жюст, очень плотно облегал его шею, и злые языки говорили — возможно, без всякого основания, — что у него золотуха. Галстук и высокий жесткий воротник создавали впечатление, будто у него вовсе нет шеи, — впечатление странное и тем более неожиданное, что высокий рост Сен-Жюста отнюдь не предполагал подобного изъяна. Лоб у Сен-Жюста был очень низкий, макушка как бы приплюснутая, так что волосы, не очень длинные, падали на глаза. Но особенно странной была его походка — походка автомата. Но сравнению с ним Робеспьер казался весельчаком и гулякой. В чем тут было дело — в физическом недостатке, в неизбывной гордыне, в тонком расчете? Не имеет значения. Главное, что походка эта не столько смешила, сколько смущала окружающих. Чувствовалось, что тот, у кого такой твердый шаг, наделен твердой и черствой душой. Поэтому, когда, покончив с королем, он перешел к Жиронде и заговорил о тех, кто сидел в Конвенте справа, повернулся направо и устремил на жирондистов свой суровый, смертоносный взгляд, все в зале кожей ощутили прикосновение холодной стали».
В тот же день большинством в тридцать четыре голоса Людовик XVI был приговорен к немедленной смерти.
Жак Мере голосовал против казни.
— Как врач, — объяснил он, — я противник смерти, но Людовика XVI я признаю виновным и потому считаю подобающей для него карой пожизненное заключение.
Произнеся эти слова, он разом подписал два приговора — королю и самому себе.
XXXVIII. КАЗНЬ
Из всего сказанного выше читатель мог понять, что Людовик XVI был осужден на смерть как человек, представляющий опасность для нации.
Останься он жив, были уверены члены Конвента, смерть настигла бы всю Францию; умертвив же его, Франция не только будет процветать сама, но и разбудит революционный дух в соседних народах.
Вместе с королем французы желали уничтожить саму идею подчинения целого народа одному человеку.
Бретонец Ланжюине сказал: «Бывают бунтовщики, чье дело свято». Бунтовщики, чье дело свято, бьются за торжество справедливости, за возвращение в родной дом подлинного хозяина, за изгнание оттуда незваных гостей.
Не Херея и его сообщники погубили Калигулу, но те льстецы, которые уверили его, что он бог, — они-то и есть истинные цареубийцы!
Министр юстиции посетил короля в Тампле; Людовик XVI выслушал свой приговор с величайшим спокойствием.
Волею судеб он уже много лет имел перед глазами картину собственной смерти.
Господин де Ришелье, царедворец милостью Божьей, не пожалел золота и купил в подарок г-же Дюбарри прекрасный портрет Карла I работы Ван Дейка.
Какие узы связуют меж собой г-жу Дюбарри, английского короля и фламандского живописца?
Нужно быть хитроумнейшим из царедворцев, чтобы проникнуть в тайну этих уз.
На портрете изображен юный паж, ведущий под уздцы королевского коня. То был любимец Карла I. Звали его Бари.
Следовательно, требовалось убедить г-жу Дюбарри в том, что сей паж — предок ее супруга.
Сделать это оказалось совсем не трудно: бедняжка верила всему, что слышала.
Ее покои располагались в мансарде Версальского дворца. Картину пришлось поставить на пол — она упиралась в потолок.
Между прочим, г-н де Ришелье растолковал ей заодно, кто такой Карл I.
Так что, когда Людовик XV приходил к своей фаворитке, она усаживала его на канапе напротив портрета и говорила:
— Видишь, Франция, вот король, которому отрубили голову, потому что он не смел противиться собственному парламенту.
Людовик XV умер. Госпожу Дюбарри удалили в ссылку. Шедевр Ван Дейка пылился в версальской мансарде.
Затем наступило 5 октября 1792 года. Людовику XVI с семейством пришлось переехать в Париж.
Дворец Тюильри, где уже много лет никто не жил, выглядел заброшенно и голо. Чтобы придать ему более жилой вид, из опустевшего Версаля, в том числе из покоев бывших фавориток, привезли кое-какую мебель и картины.
Войдя в свою спальню, Людовик XVI обнаружил там портрет Карла I.
Он узрел в этой случайности знак Провидения, и с тех пор мысль о смерти уже не покидала его.
Накануне казни он спал глубоким сном, проснулся на заре, на коленях выслушал мессу и отказался повидать королеву, хотя накануне обещал ей прийти проститься: он боялся окончательно пасть духом. Наконец в восемь утра он вышел из своего кабинета в спальню, где его уже ждали.
Все пришедшие были в шляпах.
— Шляпу мне! — приказал Людовик XVI. Клери подал ему шляпу; король надел ее. Затем он продолжал:
— Клери, вот мое обручальное кольцо; отдайте его моей жене и скажите, что мне грустно с нею расставаться.
Затем он достал из кармана печать и также протянул ее Клери:
— А это — для моего сына.
На печати был выгравирован герб Франции.
Согласно традиции, король таким образом передавал наследнику свой престол.
Подойдя к члену Коммуны, которого звали Жак Ру, король спросил:
— Угодно ли вам принять от меня завещание? Жак Ру попятился.
— Мое дело — отвезти вас на эшафот.
— Дайте сюда, — сказал другой член Коммуны, — я этим займусь.
— Вы наденете редингот, ваше величество? — спросил Клери.
Король отрицательно покачал головой. На нем был темный фрак, черные короткие штаны, белые чулки и белый молетоновый жилет.
В глубине кареты короля ждал его духовник, ирландец аббат Эджворт, выученик тулузских иезуитов, священник, не принесший присягу.
Людовик XVI сел рядом с аббатом. На переднем сидении устроились двое жандармов.
У короля в руках был молитвенник; он принялся читать псалмы.
На казнь он ехал в собственной карете.
Улицы были пустынны, двери и окна закрыты; ни один человек не прильнул к стеклу изнутри, чтобы взглянуть, как король едет в свой последний путь. Казалось, Париж превратился в некрополь.
Вся жизнь города сосредоточилась в тот час в одном-единственном месте — на площади Революции.
Часы показывали без десяти десять, когда карета остановилась перед разводным мостом.
Комиссары Коммуны ожидали короля подле колоннады Королевской кладовой; им было поручено присутствовать при казни и составить протокол; эшафот с трех сторон окружала тройная цепь пушек, дула которых грозно глядели на толпу, причем между их лафетами и помостом было оставлено большое пустое пространство; вся площадь была запружена войсками, ибо в городе ходили слухи о готовящемся мятеже, якобы имеющем целью отбить короля.
Поскольку эшафот окружала плотная цепь солдат, которые расступились лишь для того, чтобы дать дорогу осужденному, зрители располагались от места казни самое меньшее в тридцати шагах.
Солдаты, охранявшие эшафот, были федераты из числа самых пылких фанатиков.
Двадцать барабанщиков стояли подле эшафота спиной к мосту Людовика XV. Карета остановилась в нескольких шагах от лесенки, по которой осужденные всходили на помост.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113