Они устроили сентябрьскую резню.
Жирондисты не сомневались в том, что события 2 и 3 сентября — страшные преступления; они потребовали наказать виновных.
Как мы уже упоминали, они публично бросили обвинение Робеспьеру. Чьими же устами? Устами Ролана, воплощавшего честность? Устами Кондорсе, воплощавшего ученость? Устами Бриссо, воплощавшего порядочность? Устами Верньо, воплощавшего красноречие? — Нет, устами Луве, сочинившего «Фобласа» и, следовательно, воплощавшего, по всеобщему убеждению, одно лишь легкомыслие.
Робеспьер, отвечая Луве, дважды солгал, сказав, во-первых, что никогда не имел отношения к наблюдательному комитету, созданному Коммуной, а во-вторых, что перестал посещать заседания Коммуны еще до начала сентябрьской резни.
Исход заседания оказался для Робеспьера выгодным, популярность же Жиронды омрачило первое облачко.
Тем временем настала пора избрать нового мэра Парижа. Между Люилье, бывшим сапожником с улицы Моконсей, и жирондистским кандидатом Шамбоном развернулась жестокая трехдневная борьба; с большим трудом Шамбону удалось взять верх.
То был мрачный и тревожный сигнал: жирондисты теряли авторитет, власть ускользала от них и переходила к якобинцам.
Якобинцы и монтаньяры считали казнь короля неизбежной и все как один высказались за немедленное и безусловное предание его смерти.
Жирондисты, напротив, имели неосторожность писать к королю уже после того, как он лишился трона, когда же настал день голосования, высказывались все вразброд: одни за немедленную казнь, другие — за отсрочку приговора, третьи — за предоставление королю права его обжаловать.
Итак, жирондисты не сумели выступить единым фронтом и тем дали монтаньярам и якобинцам повод для постоянных упреков в политической слабости.
Дантон, как мы уже сказали, сделал шаг навстречу Жиронде. Жиронда, однако, от сближения с Дантоном устранилась.
Гюаде назвал его «сентябристом».
Дантон в ответ лишь грустно покачал головой.
— Гюаде, — сказал он, — ты не прав, ты не умеешь прощать, не умеешь приносить свои чувства в жертву отечеству, не умеешь уступать — все это тебя погубит!
И Дантон махнул на Жиронду рукой.
Некогда жирондисты сформировали правительство, в которое вошли самые одаренные члены их партии: Ролан, Ларивьер и Серван.
Правительство это не сумело удержаться на плаву.
Был у жирондистов и свой полководец — Дюмурье.
Однако его, выигравшего два сражения, спасшего Францию при Вальми и при Жемапе, обвинили в том, что он отстоял родину лишь для того, чтобы вверить ее герцогу Шартрскому. Поездка Дюмурье в Париж и несколько его опрометчивых высказываний сообщили достоверность этим слухам, которые жирондисты не осмеливались опровергнуть.
Впрочем, Дюмурье был человек удачливый, а потому незаменимый.
Меж тем внезапно град новостей, одна ужаснее другой, обрушился на Париж и привел его в смятение.
Первым пришло известие о восстании в Лионе.
Лион, город высоких домов и темных подвалов, город ткачей и негоциантов, стал прибежищем эмигрантских шпионов, мятежных священников и неистовых богомолок. Богатые торговцы и купцы, лишившиеся покупателей, заключали союзы со знатью. Дворяне и торговцы, принадлежавшие по сути к числу роялистов, именовали себя жирондистами, что, однако, ничуть не помешало им создать батальон федератов, которые, прикрываясь своим знатным происхождением, оскорбляли муниципальные власти, а также разбили вдребезги статую Свободы и несколько бюстов Руссо.
Деяния их послужили еще одним негласным обвинением против жирондистов. Но этого мало, в то же самое время случилась другая беда: точно так же как в пору сражения при Вальми, в армии возникла паника, полторы тысячи дезертиров скитались по Бельгии, кто пешком, кто верхом, и кричали на всех углах, что армия разбита, что Дюмурье предал и продал Францию.
Дюмурье — ставленник жирондистов!
Впрочем, дело было не только в том, что Дюмурье спасовал перед врагом: он совершил преступления куда более тяжкие.
Так, войдя в город Брюгге, он дал там бал. Некий безвестный юноша, завершая контрданс, представился ему, назвавшись комиссаром исполнительной власти, направляющимся в Остенде и Ньюпорт, чтобы установить там артиллерийские батареи и привести эти две крепости в состояние, годное для обороны.
Генерал бросил на него взгляд через плечо и произнес:
— Занимайтесь своими гражданскими делами, сударь, исполняйте их по мере сил и не суйтесь в военную сферу, касающуюся меня одного.
Другой комиссар, по имени Ленто, послал главнокомандующему письмо, где обращался к нему на «ты» и приказывал немедленно выступить на помощь Рурмонду.
Дюмурье отослал письмо в военное министерство с припиской: «Следовало бы указать, что сие писано в Шарантоне».
Третий комиссар, по имени Кошле, прислал генералу Миранде, подчиненному Дюмурье, бумагу, в которой приказывал ему взять Маастрихт до 20 февраля, в противном же случае угрожал объявить генерала предателем.
Понятно, что все шпильки Дюмурье в адрес посланцев Конвента не улучшали его отношений с якобинцами.
Все эти новости, достигнув Парижа, вызвали ропот и на улицах, и в самом Конвенте.
Огромная толпа ворвалась в зал заседаний, заполонила трибуны и подняла истошный крик:
— Долой предателей! Долой контрреволюционеров!
Внезапно из этого страшного хора выделилось несколько голосов; послышались вопли: «Дантон! Дантон!» Тот, кого выкликали, вошел в залу весь покрытый дорожной пылью и грязью: карета его разбилась, и последние тридцать льё он проскакал верхом, изо всех сил погоняя коня.
При виде Дантона все стихли.
Тогда громовым голосом он воскликнул:
— Граждане представители народа, военный министр скрывает от вас правду; я прибыл из Бельгии, я видел все своими глазами; угодно ли вам выслушать подробности?
Семь сотен голосов выдохнули: «Говори! Говори!» В ответ на эту просьбу Дантон со всей присущей ему ораторской мощью изложил собранию те факты, о которых мы рассказали в предыдущих главах; он поведал о том, как наши союзники, мужественные жители Льежа — мужчины, женщины, старики, дети, — покинув родные дома, страдая от голода и холода, добрались до Брюсселя и, укрывшись там, ждут избавления и помощи от одной лишь Франции.
Откуда же, однако, ждать помощи самой Франции? Дюмурье отступает; часть армии разбита.
Затем Дантон добавил:
— Закон о рекрутском наборе нам не поможет; парижане должны взяться за оружие по доброй воле.
При этих словах зал заседаний огласился воплями:
— Дюмурье к ответу! Смерть Дюмурье! Смерть предателям!
— Дюмурье не так сильно виноват, как вы думаете, — возразил Дантон. — Ему пообещали тридцатитысячное подкрепление — он не получил ни одного человека;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113