Амфитеатр этот начинается подле Жемапа, а кончается подле Кюэма. Жемап расположен слева от дороги, а Кюэм — справа. Жемап располагается на склоне горы и частично ее прикрывает; Кюэм выстроен у подножия горы и, напротив, прикрыт ею; обе горы в ожидании боя ощетинились австрийскими редутами, а дороге, идущей между ними, прикрытием служил густой лес. Вдобавок австрийцы перегородили дорогу завалами из деревьев, а если бы французы одолели завалы и редуты, их встретило бы громадное войско — девятнадцать тысяч австрийских солдат. Конечно, у Дюмурье солдат имелось куда больше, но, поскольку в окрестностях Жемапа французы не могли развернуться перед атакой и принуждены были наступать колоннами, их численное превосходство не имело ни малейшего значения.
Итак, все зависело от тех, кто пойдет в первых рядах: сумеют ли эти новобранцы, никогда не нюхавшие пороху, разрушить укрепления, преодолеть редуты, заставить замолчать вражеские батареи; выдержат ли рукопашный бой — испытание, перед которым частенько пасуют даже старые, опытные бойцы?
Свою главную квартиру Дюмурье разместил в деревеньке Рам. С фронта ее защищала речушка того же названия, справа — лес, слева — укрепления, возведенные в деревне Буссю австрийцами, но в ходе стремительного наступления французов и бельгийцев, о котором мы уже упоминали, перешедшие в наши руки.
Дюмурье только что сел за стол и с большим аппетитом ел капустную похлебку, поданную ему хозяйкой дома; над огнем медленно поворачивался на вертеле цыпленок. Внезапно перед домом остановилась карета и вышедший из нее человек вбежал в комнату, где обедал генерал, со словами:
— Дайте мне место сегодня вечером за столом, а завтра утром — в бою! Это был Жак Мере, который, как он и рассчитывал, догнал Дюмурье 5 ноября.
Дюмурье вскрикнул от радости и раскрыл ему свои объятия.
— Клянусь честью! — сказал он. — Вот теперь я уверен в победе; вы приносите мне счастье; вы-то и доставите в Париж знамена, которые мы отвоюем у неприятеля при Жемапе, как прежде доставили знамена, захваченные при Вальми.
Жак Мере сел за стол; вместе со всем штабом он подкрепился капустной похлебкой, цыпленком и сыром, после чего все, закутавшись в плащи, стали дожидаться рассвета.
За час до восхода солнца Дюмурье был уже на ногах; он знал, что солдаты его провели тяжелую ночь и нуждаются в ободрении.
В самом деле, они целую ночь стояли с ружьями наперевес посреди сырой равнины, где невозможно было даже развести костры. Недаром этой ночью Больё вторично предложил напасть на французов, ослабевших и вымокших, и перебить их.
Однако австрийский главнокомандующий вновь отказался.
Такая ночь, как эта, могла бы доконать даже старых бойцов, привыкших к ночевкам на биваке под открытым небом. Увидев посреди бескрайнего болота в густом тумане свою армию, Дюмурье с ужасом представил себе тот упадок сил, который наверняка явился следствием этой страшной обстановки.
Велико же было его изумление, когда он услыхал смех и песни.
Дюмурье поднял глаза к небу. Жак Мере положил ему руку на плечо.
— Мощь человеческой души беспредельна; она и совершила это чудо, — сказал Жак.
Впрочем, подойдя поближе, генерал и доктор увидели, что солдаты хоть и распевают песни, но дрожат от холода; от утренней прохлады даже у здоровяков не попадал зуб на зуб; не прибавлял французам бодрости и вид горных склонов, усеянных имперскими гусарами в роскошных шубах, венгерскими гренадерами в мехах и австрийскими драгунами в белых плащах.
— Все это ваше! — сказал Дюмурье солдатам. — Остается только взять.
— Ну, — отвечал волонтер-парижанин, — это дело нетрудное, если, конечно, сначала позавтракать.
— Что ж, позавтракаете после боя, — сказал Дюмурье, — только аппетит нагуляете, а покамест каждому дадут глотнуть водки.
— Согласны глотнуть водки! — хором воскликнули волонтеры.
О благословенные времена, когда армии согревались собственным воодушевлением, когда от холода их спасала вера, а доспехами служил фанатизм!
История не забудет тех солдат, что в первый год Республики отправились покорять мир босиком.
XXXVI. ЖЕМАП
Если, взглянув на карту, всякий может без малейшего труда составить себе представление о сражении при Вальми, то с не меньшей легкостью, рассматривая карту, можно вообразить себе и сражение при Жемапе.
Мы уже сказали, что австрийская армия располагалась на холмах, тянущихся амфитеатром от Жемапа до Кюэма.
Замысел Дюмурье остался прежним.
Генералу Дарвилю, занимавшему правый фланг близ Фрамри, было приказано выступить на рассвете и занять высоты позади Монса — единственное место, куда могли бы отступить австрийцы.
Бернонвиль, стоявший рядом с Дарвилем, должен был двинуться прямо на Кюэм и напасть на него с фронта. Герцог Шартрский, которого Дюмурье прочил в короли и которому поэтому отводил роль героя дня, был облечен званием генерала и назначен командующим центральным отрядом. Ему предстояло напасть на Жемап с фронта и попытаться прорваться в глубь расположения вражеских войск по дороге, проходящей между Жемапом и Кюэмом. Наконец генерал Феро, командующий левым флангом, получил приказ миновать деревню Кареньон и оказать герцогу Шартрскому поддержку с флангов.
Кавалерия была готова поддержать пехоту, а артиллерия — обстреливать редуты и подавлять их огонь.
Значительный резерв, состоявший как из пехотинцев, так и из кавалеристов, в любую минуту мог выступить вперед по берегу речушки Вам.
С обеих сторон сигнал к атаке подали пушки; тотчас, согласно приказу, Феро и Бернонвиль перешли в наступление: первый намеревался атаковать с правого фланга Жемап, второй — напасть с фронта на Кюэм.
Однако ни одна из этих атак не увенчалась успехом.
Пробило одиннадцать; вот уже три часа французы и австрийцы сражались друг с другом в густом тумане; когда же туман рассеялся, стало очевидно, насколько мало продвинулись вперед наши войска. Для того чтобы выгнать австрийцев из Жемапа, необходим был один из тех людей, которые готовы, услышав приказ «Ступайте и отдайте свою жизнь!», ринуться в бой и без колебаний отдать жизнь ради победы.
В распоряжении Дюмурье такой человек имелся — это был Тувено.
Миновав Кареньон, он заставил замолчать вражеские пушки и увлек за собою весь корпус Феро; под командой Тувено французские солдаты, пригнув головы, со штыками наперевес, под звуки фанфар пошли в атаку на австрийцев.
Тем, кто находился в долине, туман не позволял разглядеть наших солдат, и об их продвижении они могли судить лишь по звукам музыки — торжественным мелодиям, которые, казалось, прокладывали дорогу сынам Франции. Время от времени музыку заглушал грохот канонады, но в перерывах между залпами над долиной по-прежнему плыла грозная «Марсельеза», которой суждено было сопровождать взятие всех европейских столиц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Итак, все зависело от тех, кто пойдет в первых рядах: сумеют ли эти новобранцы, никогда не нюхавшие пороху, разрушить укрепления, преодолеть редуты, заставить замолчать вражеские батареи; выдержат ли рукопашный бой — испытание, перед которым частенько пасуют даже старые, опытные бойцы?
Свою главную квартиру Дюмурье разместил в деревеньке Рам. С фронта ее защищала речушка того же названия, справа — лес, слева — укрепления, возведенные в деревне Буссю австрийцами, но в ходе стремительного наступления французов и бельгийцев, о котором мы уже упоминали, перешедшие в наши руки.
Дюмурье только что сел за стол и с большим аппетитом ел капустную похлебку, поданную ему хозяйкой дома; над огнем медленно поворачивался на вертеле цыпленок. Внезапно перед домом остановилась карета и вышедший из нее человек вбежал в комнату, где обедал генерал, со словами:
— Дайте мне место сегодня вечером за столом, а завтра утром — в бою! Это был Жак Мере, который, как он и рассчитывал, догнал Дюмурье 5 ноября.
Дюмурье вскрикнул от радости и раскрыл ему свои объятия.
— Клянусь честью! — сказал он. — Вот теперь я уверен в победе; вы приносите мне счастье; вы-то и доставите в Париж знамена, которые мы отвоюем у неприятеля при Жемапе, как прежде доставили знамена, захваченные при Вальми.
Жак Мере сел за стол; вместе со всем штабом он подкрепился капустной похлебкой, цыпленком и сыром, после чего все, закутавшись в плащи, стали дожидаться рассвета.
За час до восхода солнца Дюмурье был уже на ногах; он знал, что солдаты его провели тяжелую ночь и нуждаются в ободрении.
В самом деле, они целую ночь стояли с ружьями наперевес посреди сырой равнины, где невозможно было даже развести костры. Недаром этой ночью Больё вторично предложил напасть на французов, ослабевших и вымокших, и перебить их.
Однако австрийский главнокомандующий вновь отказался.
Такая ночь, как эта, могла бы доконать даже старых бойцов, привыкших к ночевкам на биваке под открытым небом. Увидев посреди бескрайнего болота в густом тумане свою армию, Дюмурье с ужасом представил себе тот упадок сил, который наверняка явился следствием этой страшной обстановки.
Велико же было его изумление, когда он услыхал смех и песни.
Дюмурье поднял глаза к небу. Жак Мере положил ему руку на плечо.
— Мощь человеческой души беспредельна; она и совершила это чудо, — сказал Жак.
Впрочем, подойдя поближе, генерал и доктор увидели, что солдаты хоть и распевают песни, но дрожат от холода; от утренней прохлады даже у здоровяков не попадал зуб на зуб; не прибавлял французам бодрости и вид горных склонов, усеянных имперскими гусарами в роскошных шубах, венгерскими гренадерами в мехах и австрийскими драгунами в белых плащах.
— Все это ваше! — сказал Дюмурье солдатам. — Остается только взять.
— Ну, — отвечал волонтер-парижанин, — это дело нетрудное, если, конечно, сначала позавтракать.
— Что ж, позавтракаете после боя, — сказал Дюмурье, — только аппетит нагуляете, а покамест каждому дадут глотнуть водки.
— Согласны глотнуть водки! — хором воскликнули волонтеры.
О благословенные времена, когда армии согревались собственным воодушевлением, когда от холода их спасала вера, а доспехами служил фанатизм!
История не забудет тех солдат, что в первый год Республики отправились покорять мир босиком.
XXXVI. ЖЕМАП
Если, взглянув на карту, всякий может без малейшего труда составить себе представление о сражении при Вальми, то с не меньшей легкостью, рассматривая карту, можно вообразить себе и сражение при Жемапе.
Мы уже сказали, что австрийская армия располагалась на холмах, тянущихся амфитеатром от Жемапа до Кюэма.
Замысел Дюмурье остался прежним.
Генералу Дарвилю, занимавшему правый фланг близ Фрамри, было приказано выступить на рассвете и занять высоты позади Монса — единственное место, куда могли бы отступить австрийцы.
Бернонвиль, стоявший рядом с Дарвилем, должен был двинуться прямо на Кюэм и напасть на него с фронта. Герцог Шартрский, которого Дюмурье прочил в короли и которому поэтому отводил роль героя дня, был облечен званием генерала и назначен командующим центральным отрядом. Ему предстояло напасть на Жемап с фронта и попытаться прорваться в глубь расположения вражеских войск по дороге, проходящей между Жемапом и Кюэмом. Наконец генерал Феро, командующий левым флангом, получил приказ миновать деревню Кареньон и оказать герцогу Шартрскому поддержку с флангов.
Кавалерия была готова поддержать пехоту, а артиллерия — обстреливать редуты и подавлять их огонь.
Значительный резерв, состоявший как из пехотинцев, так и из кавалеристов, в любую минуту мог выступить вперед по берегу речушки Вам.
С обеих сторон сигнал к атаке подали пушки; тотчас, согласно приказу, Феро и Бернонвиль перешли в наступление: первый намеревался атаковать с правого фланга Жемап, второй — напасть с фронта на Кюэм.
Однако ни одна из этих атак не увенчалась успехом.
Пробило одиннадцать; вот уже три часа французы и австрийцы сражались друг с другом в густом тумане; когда же туман рассеялся, стало очевидно, насколько мало продвинулись вперед наши войска. Для того чтобы выгнать австрийцев из Жемапа, необходим был один из тех людей, которые готовы, услышав приказ «Ступайте и отдайте свою жизнь!», ринуться в бой и без колебаний отдать жизнь ради победы.
В распоряжении Дюмурье такой человек имелся — это был Тувено.
Миновав Кареньон, он заставил замолчать вражеские пушки и увлек за собою весь корпус Феро; под командой Тувено французские солдаты, пригнув головы, со штыками наперевес, под звуки фанфар пошли в атаку на австрийцев.
Тем, кто находился в долине, туман не позволял разглядеть наших солдат, и об их продвижении они могли судить лишь по звукам музыки — торжественным мелодиям, которые, казалось, прокладывали дорогу сынам Франции. Время от времени музыку заглушал грохот канонады, но в перерывах между залпами над долиной по-прежнему плыла грозная «Марсельеза», которой суждено было сопровождать взятие всех европейских столиц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113