Цветы, разлетевшись во все стороны, какое-то время кружились в воздухе. Букеты, более тяжелые, упали в воду быстрее. И все это поплыло по течению.
— Вот так так! — сказала Артемиза, глядя на цветочницу, так странно расправившуюся со своим товаром, — можно подумать… да ведь… но нет… да-да… очень странно!
Цветочница приложила палец к губам, будто просила Артемизу молчать, и исчезла.
— Кто это? — спросил Лорен. — Вы знакомы с этой смертной, богиня?
— Нет. Сначала мне показалось… Нет, наверное, я ошиблась.
— И тем не менее она подала вам знак, — настаивал Лорен.
— Почему это сегодня утром она стала цветочницей? — как бы спрашивая себя, произнесла Артемиза.
— Стало быть вы все-таки знаете ее, Артемиза? — повторил свой вопрос Лорен.
— Да, — ответила Артемиза, — это цветочница, услугами которой я временами пользуюсь.
— Во всяком случае, — заметил Лорен, — у вашей цветочницы очень странная манера сбывать свой товар.
И в последний раз посмотрев на цветы, уносимые быстрым течением под арки деревянного моста, Лорен и Артемиза направились в Рапе, где рассчитывали пообедать наедине.
Случай этот пока что не имел последствий; но он был странным и носил какой-то таинственный характер, а потому запечатлелся в поэтическом воображении Лорена.
Тем временем донос тетки Тизон на Мориса и Лорена наделал много шума в Якобинском клубе. Морис в Тампле получил известие из Коммуны о том, что его свободе угрожает общественное негодование. Это был намек на то, что если молодой гвардеец виноват, то должен скрыться. Но совесть Мориса была спокойна; он остался в Тампле, и, когда пришли, чтобы арестовать его, молодого человека нашли на посту.
Мориса тотчас же допросили.
Твердо решив не впутывать в дело никого из своих друзей — в них он был уверен, — Морис вовсе не собирался, подобно герою из романа, приносить себя в жертву смехотворным молчанием: он потребовал разыскать цветочницу.
Лорен вернулся домой в пять часов вечера. Он только что узнал об аресте Мориса и его заявлении.
Тотчас же ему вспомнилось, как цветочница бросила с моста Мари в Сену свой товар; это было внезапное открытие. Странная цветочница, совпадение кварталов, полупризнание Артемизы — все ему смутно подсказывало, если не сказать кричало, что именно здесь разгадка тайны, объяснения которой добивается Морис.
Опрометью он выскочил из комнаты, как на крыльях слетел с четвертого этажа и понесся к богине Разума, которая в это время вышивала золотые звезды на платье из голубого газа.
Это платье было знаком ее божественного достоинства.
— Хватит звезд, дорогая, — сказал Лорен. — Сегодня утром арестовали Мориса, и вечером, по всей вероятности, придут за мной.
— Арестовали Мориса?
— Да, Боже мой, да! В наше время нет ничего будничнее больших событий; на них просто не обращают внимания, потому что они происходят во множестве. Но почти все эти события возникают из-за пустяков. Так что не будем пренебрегать пустяками. Скажите, дорогая, кто была эта цветочница, встреченная нами сегодня утром?
Артемиза вздрогнула.
— Какая цветочница?
— Черт возьми, ну та, что с такой расточительностью бросала цветы в Сену.
— Ах, Боже мой! — сказала Артемиза. — Да разве этот случай так важен, что вы с такой настойчивостью возвращаетесь к нему?
— Настолько важен, дорогая, что я прошу сейчас же ответить на мой вопрос.
— Но я не могу, друг мой.
— Вы богиня, для вас нет ничего невозможного.
— Я поклялась честью, что буду хранить молчание.
— А я поклялся честью, что заставлю вас говорить.
— Но почему вы так настаиваете?
— Потому, черт возьми, что Морису могут отрубить голову.
— Боже мой! Мориса могут гильотинировать! — в ужасе воскликнула молодая женщина.
— Это случится, если вы мне не скажете; да, по правде говоря, я не могу ручаться, что и моя голова останется на плечах.
— О нет, нет! — воскликнула Артемиза. — Ведь это ее окончательно погубит.
В это время в комнату Артемизы вбежал служитель Лорена.
— Ах, гражданин, — завопил он, — спасайся, спасайся!
— Почему бы это? — спросил Лорен.
— Потому что дома тебя ждут жандармы. Пока они выламывали дверь, я по крыше перебрался в соседний дом и прибежал предупредить тебя.
У Артемизы вырвался крик ужаса: ведь она по-настоящему любила Лорена.
— Артемиза, — сказал Лорен, — вы кладете жизнь цветочницы на одни весы с жизнью Мориса и вашего возлюбленного? Если так, то я заявляю, что отныне не считаю вас богиней Разума и стану называть вас богиней Безумия.
— Бедная Элоиза! — воскликнула бывшая танцовщица Оперы. — Если я предаю тебя, то не по своей вине.
— Ну хорошо, дорогая, — сказал Лорен, протягивая ей лист бумаги. — Вы мне уже милостиво назвали ее имя, а теперь дайте ее фамилию и адрес.
— О нет, писать — никогда, никогда! — вскричала Артемиза. — Сказать — еще куда ни шло.
— Так скажите; будьте спокойны, я не забуду.
И Артемиза устно сообщила Лорену фамилию и адрес цветочницы.
Ее звали Элоиза Тизон, и проживала она на улице Нонандьер, № 24.
Услышав это имя, Лорен вскрикнул и помчался со всех ног.
Но не успел он добежать и до конца улицы, как Артемизе вручили письмо.
В этом письме было всего три строки:
«Ни слова обо мне, дорогая подруга. Если ты откроешь мое имя, то это меня бесповоротно погубит. Не говори обо мне до завтра, сегодня вечером я покидаю Париж.
Твоя Элоиза».
— Боже мой! — воскликнула будущая богиня, — если бы я только знала об этом, я бы, конечно, протянула время до завтра.
Она бросилась к окну, чтобы вернуть Лорена, если удастся, но его уже не было видно.
XXIV. МАТЬ И ДОЧЬ
Как мы уже сказали, весть о случившемся за несколько часов облетела весь Париж. Действительно, легко понять болтливость тогдашнего правительства, ведь узлы его по-» литики завязывались и развязывались на улице.
Ужасный и угрожающий отзвук этого события дошел и до Старой улицы Сен-Жак. Спустя два часа там уже знали об аресте Мориса.
При активном содействии Симона все подробности о заговоре быстро распространились за пределами Тампля; но, поскольку каждый прикрашивал их на свой лад, то до хозяина кожевни правда дошла в несколько искаженном виде. Говорили об отравленном цветке, который якобы передали королеве и с помощью которого Австриячка должна была усыпить стражу и выбраться из Тампля. Более того, к этим слухам прибавились кое-какие подозрения насчет надежности батальона, отстраненного накануне Сантером. Дошло до того, что уже назывались многочисленные имена будущих жертв народного гнева.
Но на Старой улице Сен-Жак вовсе не заблуждались — и имели на то основания — относительно сущности происшедшего. Моран и Диксмер сразу же ушли из дома, оставив Женевьеву в сильнейшем отчаянии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124