Когда Лорен исчез за углом набережной, Морис закрыл окно и упал в кресло. Он находился в своего рода полусне, каким у натур сильных и чутких проявляется предчувствие большого несчастья. Это сродни затишью перед бурей в природе.
Из этих смутных размышлений — а вернее, из этого забытья — его вывел служитель; выполнив поручение в городе, он вернулся с тем оживленным видом, какой бывает у слуг, когда они горят нетерпением поделиться с хозяином только что услышанной новостью.
Но, видя, что Морис ушел в себя, он не осмелился отвлекать его и удовольствовался тем, что беспричинно, но настойчиво стал прохаживаться перед ним взад и вперед.
— В чем дело? — небрежно спросил Морис. — Говори, если хочешь мне что-то сказать.
— Ах, гражданин, еще один заговор, подумать только! Морис пожал плечами.
— Но такой, что волосы на голове встают дыбом, — настаивал Агесилай.
— В самом деле? — ответил Морис тоном человека, привыкшего к тридцати заговорам на день, как это было в ту эпоху.
— Да, гражданин, — продолжал Агесилай, — тут поневоле вздрогнешь! У добрых патриотов при одной мысли об этом по спине мурашки бегают.
— Ну и что же это за заговор? — спросил Морис.
— Австриячка чуть не убежала.
— Вот оно что! — сказал Морис, начиная слушать внимательнее.
— Похоже, — сказал Агесилай, — что вдова Капет была в сговоре с девицей Тизон, которую сегодня гильотинируют. Та не смогла ей помочь, несчастная.
— Каким же образом королева поддерживала связь с этой девушкой? — спросил Морис, чувствуя, что его лоб покрывается потом.
— При помощи гвоздики. Представляете, гражданин, план побега ей передали в гвоздике.
— В гвоздике! И кто же?
— Шевалье… де… подождите… это имя очень известно… но я всегда забываю имена… Шевалье де Шато… ох, как же я глуп: замков-то больше нет! Шевалье де Мезон…
— Мезон-Руж?
— Именно так.
— Невозможно.
— Почему невозможно? Я же вам говорю, что нашли люк, подземелье, кареты.
— Но ведь ты еще ничего мне об этом не рассказал.
— Так сейчас расскажу.
— Я слушаю. Если это и сказка, то, по крайней мере, красивая.
— Нет, гражданин, это не сказка, далеко не так; в доказательство скажу, что я узнал об этом от гражданина привратника. Аристократы прорыли подземный ход от Канатной улицы до погреба в кабачке гражданки Плюмо. Ее чуть тоже не обвинили в соучастии, гражданку Плюмо. Вы ведь ее, надеюсь, знаете?
— Да, — ответил Морис. — И что дальше?
— Так вот, вдова Капет должна была убежать через это подземелье. Представляете, она уже поставила ногу на первую ступеньку! Но гражданин Симон схватил ее за платье. Прислушайтесь: в городе бьют общий сбор, сзывают секции; слышите барабан? Говорят, пруссаки в Даммартене и разведывательные отряды разосланы до самых границ.
В этом потоке слов, потоке правды и лжи, возможного и абсурдного Морис сумел кое-как поймать путеводную нить. Все началось с гвоздики, что на его глазах взяла королева. Он сам купил ее у несчастной цветочницы. В гвоздике был спрятан план только что осуществленного заговора, подробности которого более или менее верно рассказал Агесилай.
В это время барабанный бой приблизился, и Морис услышал крик глашатая:
— Большой заговор, раскрытый в Тампле гражданином Симоном! Заговор в пользу вдовы Капет, раскрытый в Тампле!
— Да, да, — сказал Морис, — так я и думал; значит, в этом есть доля правды. И если Лорен среди этой исступленной толпы попытается протянуть девушке руку, его разорвут в клочья…
Морис взял шляпу, пристегнул к поясу саблю и в два прыжка оказался на улице.
«Где он? — спросил себя Морис. — Конечно же на дороге из Консьержери».
И он бросился к набережной.
В конце Кожевенной набережной ему бросились в глаза пики и штыки, торчавшие из середины какого-то сборища. Морису показалось, что среди этой толпы он видит человека в форме национальной гвардии, окруженного враждебно настроенными людьми. Сердце его сжалось, и он рванулся к скоплению народа, запрудившего набережную.
Он увидел Лорена, окруженного группой марсельцев. Бледный, со сжатыми губами и угрожающим взглядом, он держал руку на сабле, намечая места ударов, которые собирался нанести.
В двух шагах от него стоял Симон. Со злобным смехом указывая на Лорена марсельцам и черни, он говорил:
— Смотрите, смотрите! Вы видите этого типа; я вчера выгнал его из Тампля как аристократа; это один из тех, кто помогает вести переписку с помощью гвоздик. Это сообщник девицы Тизон, которую скоро здесь повезут. И он, вы видите, спокойно прогуливается по набережной в то время, когда его сообщницу ведут на гильотину. А может, она даже была его любовницей и он пришел попрощаться с ней или попытаться ее спасти.
У Лорена был не тот характер, чтобы выслушивать подобные речи. Он выхватил саблю из ножен.
В это время толпа расступилась перед широкоплечим молодым человеком; он стремительно ворвался в нее, опрокинув по пути трех или четырех зрителей, готовившихся стать актерами в этой сцене.
— Радуйся, Симон, — сказал Морис. — Конечно, ты сожалел, что меня не было рядом с моим другом, и не мог в полной мере показать свое ремесло доносчика. Доноси, Симон, доноси, я здесь.
— Да, — ответил Симон с гнусным смешком, — по правде сказать, ты пришел кстати. А вот это, — сказал он, — красавчик Морис Ленде: его обвиняли вместе с девицей Тизон, но он выпутался, потому что богат.
— На фонарь! На фонарь! — закричали марсельцы.
— Ну да? Попробуйте-ка! — пригрозил Морис.
Он сделал шаг вперед и, как бы примериваясь, уколол в лоб одного из самых ярых головорезов, и глаза того тут же залила кровь.
— Убивают! — закричал тот.
Марсельцы опустили пики, подняли топоры, взвели курки. Испуганная толпа отступила, и друзья остались одни, представляя собой двойную мишень для любых ударов.
Они взглянули друг на друга с последней, полной высокого чувства улыбкой, ибо готовились уже погибнуть в угрожавшем им вихре железа и пламени. Но в этот момент дверь дома, к которому они были прижаты, открылась и большая группа молодых людей во фраках — из тех, кого называли мюскаденами, — вооруженная саблями и пистолетами, кинулась на марсельцев. Началась страшная схватка.
— Ура! — прокричали разом Морис и Лорен; воодушевленные подоспевшей помощью, они не подумали о том, что, сражаясь в рядах этих людей, они оправдывают обвинения Симона. — Ура!
Но если сами они не подумали о своем спасении, то за них подумал другой. Это был невысокий голубоглазый человек лет двадцати пяти-двадцати шести, с необыкновенной ловкостью и жаром орудовавший саперной саблей, которую, казалось бы, его женская рука не могла и удержать.
Заметив, что Морис и Лорен, вместо того чтобы убежать через дверь дома, будто нарочно оставленную открытой, сражаются рядом с ним, он обернулся и негромко сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124