Картофель заменял им мясо и хлеб; они едят его во всех видах, закусывая свой жалкий кофе, бурду, с которой оживляющие бобы имеют общего лишь одно название.
Таким образом питались они целыми месяцами, и один неурожай грозил им голодом.
Но вот приблизилась пасха, повеяло оттепелью. Шумящие потоки устремились с гор, унося с собой вырванные с корнем деревья и оторванные глыбы скал, — все это мчится в небольшую горную реку, теперь грозно вздымающуюся в своем узком ложе.
Снег быстро тает, и пропитанная влагой почва уже не может поглощать более воды, которая заливает поля и луга, река выходит из берегов. «Сохрани Бог — наводнение!» — слышится из уст озабоченных людей.
Нейнфельдская местность менее прочих подвержена была этим ежегодно повторяющимся бедствиям. Ее небольшая речка, однако ж, столь безмятежная летом, в полноводье бурно неслась в своих крутых берегах, разрушая все встречающееся ей на пути.
На третий день праздника, после полудня, горный мастер с выздоровевшим студентом шли в замок Аренсберг. Бертольд через несколько дней должен был вернуться в университет. До сей поры он упорно отказывался быть представленным невесте брата. Никто не подозревал, что это юное, горячее сердце испытывало все мучения ревности, что-то вроде ненависти к существу, овладевшему душой его сурового, до обожания любимого им брата. Дворянское происхождение Ютты постоянно было причиной его недоверия к ней, и это чувство усилилось в нем еще более со времени переселения ее в Белый замок, В Зиверте он встретил себе союзника, и иногда старик, зная по опыту, что слова его подливали масла в огонь, ворчал сдержанно про себя; боязнь за счастье брата доходила иногда у молодого человека до какого-то безотчетного страха.
Он шел молча рядом с мастером, уговорившем его наконец познакомиться с его невестой.
Река, вдоль которой им пришлось идти, грозно бурлила, заливая прибрежный кустарник.
С каждым часом вода становилась все выше и выше.
Горный мастер не заметил, какое мрачное выражение принял взор студента, когда сквозь безлиственные еще сучья деревьев показался замок Аренсберг.
В замке царствовало оживление. Вчера приехал министр и сегодня уезжал в А., где вечером назначен был большой придворный бал.
Молодые люди, поднявшись по великолепной лестнице, вошли в коридор, идущий в комнаты Ютты. Горный мастер на мгновенье остановился перед дверью.
— Нет, если дело пойдет таким образом, нашему брату оставаться здесь долее не приходится! — послышался за дверью женский голос с примесью досады. — Посмотрела бы покойная графиня, что у нас здесь делается!.. Выгнать из-за стола! Слыхано ли это? Прогнать маленькую графиню Штурм за то только, что она не хотела просить извинения, и у кого же, спрашиваю я?.. Слушайте, Шарлотта, я помню еще очень хорошо, как накануне Рождества она пожаловала к нам в голубом атласном салопе баронессы, потому что своего собственного-то ничего на плечах не было, — я бы, кажется, со стыда умерла… Какая образованная особа! У матери-то своей, небось, голодала и холодала… Помощник лесничего Мюллен сам рассказывал мне, как иной раз он из жалости глядел сквозь пальцы, когда старик Зиверт приходил в лес за дровами.
В эту минуту горный мастер с пылающим лицом отворил дверь.
Лена, хорошенькая камеристка маленькой графини, вела этот разговор со своей приятельницей.
— Милости просим, войдите, господин мастер, — проговорила она с любезностью, оправляясь от небольшого смущения, причиненного неожиданным появлением молодых людей. — Фрейлейн фон Цвейфлинген еще за столом — сегодня обедают внизу, в белой комнате его превосходительства.
Молодой человек молча направился мимо нее в следующую комнату, но вдруг, отворив туда дверь, в изумлении остановился…
Дневной свет, золотивший горы и долины, здесь сквозь зеленые шелковые гардины разливался каким-то изумрудным оттенком. Говорят, такой свет сияет на дне океана, — фантазия и утонченный вкус придавали этой комнате что-то волшебное. Вся меблировка как нельзя более соответствовала общему характеру. Кресла и козетки с перламутровыми ободками представляли форму раковин, мраморной белизны нереиды и окруженные тростником тритоны, отделяясь от стены, казалось, тонули в прозрачной глубине моря. По полу расстилался драгоценный ковер с изображениями морских лилий и длинных тростниковых листьев; портьеры и занавесы поддерживались группами кораллов и раковин, на потолке висела лампа, представлявшая исполинский цветок лотоса, из белого матового стекла.
— Войдите, господин мастер, — проговорила снова камеристка. — Это комната фрейлейн фон Цвейфлинген — хоть вы и видите здесь небольшую перемену… Его превосходительство нашел, что здесь мебель была попорчена молью, и приказал вчера перенести сюда меблировку из любимой комнаты покойной графини Фельдерн.
Все это великолепие окружало бесчестную интриганку — ее гибкий стан покоился на этих диванах, ее золотисто-рыжие волосы касались этих подушек…
Студент бросил испытующий взгляд на лицо брата — было ли то действие окружающей обстановки или нет, но лицо горного мастера было бледно и неподвижно, как мраморное изображение.
Он машинально переступил порог; студент последовал за ним.
Глава 7
В эту минуту в смежной комнате раздался сильный, нетерпеливый звонок. Лена, оставив молодых людей, быстро вышла, широко растворив дверь.
Послышался детский голос, выговаривавший камеристке за ее долгое отсутствие. Бертольд в первый раз слушал эти повелительные, но в то же время приятные звуки. Глаза его невольно обратились к растворенной двери.
Посреди комнаты стояла маленькая графиня. Взяв из рук Лены салоп, она накидывала его себе на плечи, оттолкнув розовую шляпку, которую подавала ей камеристка.
— Ведь это самая новая, — упрашивала ее Лена. — Его превосходительство, папа, привез ее с собой.
— Не хочу! — решительно проговорила малютка, надевая на голову темный капор.
Затем она подозвала Пуса, нежившегося на подушке близ печки, и взяла его на руки.
К подъезду подкатила карета. Камеристка накинула себе на плечи теплую тальму и набросила на голову капюшон — все это свидетельствовало о немедленном отъезде, Только теперь, подойдя к двери, Гизела увидела горного мастера. Она кивнула ему как старому знакомому.
— Я уезжаю в Грейнсфельд, — сказала она грустно. — Грейнсфельд принадлежит мне одной, так всегда говорила бабушка… Папа хочет подарить фрейлейн фон Цвейфлинген Роксану…
— Кто же эта Роксана? — спросил горный мастер с принужденной улыбкой; прежде столь звучный голос его дрогнул.
— Бабушкина верховая лошадь.. Фрейлейн фон Цвейфлинген должна учиться ездить верхом, сказал сегодня папа за обедом… Бедная Роксана!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Таким образом питались они целыми месяцами, и один неурожай грозил им голодом.
Но вот приблизилась пасха, повеяло оттепелью. Шумящие потоки устремились с гор, унося с собой вырванные с корнем деревья и оторванные глыбы скал, — все это мчится в небольшую горную реку, теперь грозно вздымающуюся в своем узком ложе.
Снег быстро тает, и пропитанная влагой почва уже не может поглощать более воды, которая заливает поля и луга, река выходит из берегов. «Сохрани Бог — наводнение!» — слышится из уст озабоченных людей.
Нейнфельдская местность менее прочих подвержена была этим ежегодно повторяющимся бедствиям. Ее небольшая речка, однако ж, столь безмятежная летом, в полноводье бурно неслась в своих крутых берегах, разрушая все встречающееся ей на пути.
На третий день праздника, после полудня, горный мастер с выздоровевшим студентом шли в замок Аренсберг. Бертольд через несколько дней должен был вернуться в университет. До сей поры он упорно отказывался быть представленным невесте брата. Никто не подозревал, что это юное, горячее сердце испытывало все мучения ревности, что-то вроде ненависти к существу, овладевшему душой его сурового, до обожания любимого им брата. Дворянское происхождение Ютты постоянно было причиной его недоверия к ней, и это чувство усилилось в нем еще более со времени переселения ее в Белый замок, В Зиверте он встретил себе союзника, и иногда старик, зная по опыту, что слова его подливали масла в огонь, ворчал сдержанно про себя; боязнь за счастье брата доходила иногда у молодого человека до какого-то безотчетного страха.
Он шел молча рядом с мастером, уговорившем его наконец познакомиться с его невестой.
Река, вдоль которой им пришлось идти, грозно бурлила, заливая прибрежный кустарник.
С каждым часом вода становилась все выше и выше.
Горный мастер не заметил, какое мрачное выражение принял взор студента, когда сквозь безлиственные еще сучья деревьев показался замок Аренсберг.
В замке царствовало оживление. Вчера приехал министр и сегодня уезжал в А., где вечером назначен был большой придворный бал.
Молодые люди, поднявшись по великолепной лестнице, вошли в коридор, идущий в комнаты Ютты. Горный мастер на мгновенье остановился перед дверью.
— Нет, если дело пойдет таким образом, нашему брату оставаться здесь долее не приходится! — послышался за дверью женский голос с примесью досады. — Посмотрела бы покойная графиня, что у нас здесь делается!.. Выгнать из-за стола! Слыхано ли это? Прогнать маленькую графиню Штурм за то только, что она не хотела просить извинения, и у кого же, спрашиваю я?.. Слушайте, Шарлотта, я помню еще очень хорошо, как накануне Рождества она пожаловала к нам в голубом атласном салопе баронессы, потому что своего собственного-то ничего на плечах не было, — я бы, кажется, со стыда умерла… Какая образованная особа! У матери-то своей, небось, голодала и холодала… Помощник лесничего Мюллен сам рассказывал мне, как иной раз он из жалости глядел сквозь пальцы, когда старик Зиверт приходил в лес за дровами.
В эту минуту горный мастер с пылающим лицом отворил дверь.
Лена, хорошенькая камеристка маленькой графини, вела этот разговор со своей приятельницей.
— Милости просим, войдите, господин мастер, — проговорила она с любезностью, оправляясь от небольшого смущения, причиненного неожиданным появлением молодых людей. — Фрейлейн фон Цвейфлинген еще за столом — сегодня обедают внизу, в белой комнате его превосходительства.
Молодой человек молча направился мимо нее в следующую комнату, но вдруг, отворив туда дверь, в изумлении остановился…
Дневной свет, золотивший горы и долины, здесь сквозь зеленые шелковые гардины разливался каким-то изумрудным оттенком. Говорят, такой свет сияет на дне океана, — фантазия и утонченный вкус придавали этой комнате что-то волшебное. Вся меблировка как нельзя более соответствовала общему характеру. Кресла и козетки с перламутровыми ободками представляли форму раковин, мраморной белизны нереиды и окруженные тростником тритоны, отделяясь от стены, казалось, тонули в прозрачной глубине моря. По полу расстилался драгоценный ковер с изображениями морских лилий и длинных тростниковых листьев; портьеры и занавесы поддерживались группами кораллов и раковин, на потолке висела лампа, представлявшая исполинский цветок лотоса, из белого матового стекла.
— Войдите, господин мастер, — проговорила снова камеристка. — Это комната фрейлейн фон Цвейфлинген — хоть вы и видите здесь небольшую перемену… Его превосходительство нашел, что здесь мебель была попорчена молью, и приказал вчера перенести сюда меблировку из любимой комнаты покойной графини Фельдерн.
Все это великолепие окружало бесчестную интриганку — ее гибкий стан покоился на этих диванах, ее золотисто-рыжие волосы касались этих подушек…
Студент бросил испытующий взгляд на лицо брата — было ли то действие окружающей обстановки или нет, но лицо горного мастера было бледно и неподвижно, как мраморное изображение.
Он машинально переступил порог; студент последовал за ним.
Глава 7
В эту минуту в смежной комнате раздался сильный, нетерпеливый звонок. Лена, оставив молодых людей, быстро вышла, широко растворив дверь.
Послышался детский голос, выговаривавший камеристке за ее долгое отсутствие. Бертольд в первый раз слушал эти повелительные, но в то же время приятные звуки. Глаза его невольно обратились к растворенной двери.
Посреди комнаты стояла маленькая графиня. Взяв из рук Лены салоп, она накидывала его себе на плечи, оттолкнув розовую шляпку, которую подавала ей камеристка.
— Ведь это самая новая, — упрашивала ее Лена. — Его превосходительство, папа, привез ее с собой.
— Не хочу! — решительно проговорила малютка, надевая на голову темный капор.
Затем она подозвала Пуса, нежившегося на подушке близ печки, и взяла его на руки.
К подъезду подкатила карета. Камеристка накинула себе на плечи теплую тальму и набросила на голову капюшон — все это свидетельствовало о немедленном отъезде, Только теперь, подойдя к двери, Гизела увидела горного мастера. Она кивнула ему как старому знакомому.
— Я уезжаю в Грейнсфельд, — сказала она грустно. — Грейнсфельд принадлежит мне одной, так всегда говорила бабушка… Папа хочет подарить фрейлейн фон Цвейфлинген Роксану…
— Кто же эта Роксана? — спросил горный мастер с принужденной улыбкой; прежде столь звучный голос его дрогнул.
— Бабушкина верховая лошадь.. Фрейлейн фон Цвейфлинген должна учиться ездить верхом, сказал сегодня папа за обедом… Бедная Роксана!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85