Так что ему ничего не остается, как двигаться дальше, в Хелену, в этот город беглецов, и скрываться там.
— Что-то вы не очень разговорчивы, — нарушила молчание Верена.
— Что?
— Я говорю, за десять минут вы не произнесли ни слова.
— Верно, но то же самое можно сказать и о вас, — ответил он, прерывая свои размышления.
— Вот как?
— Ну да. Я даже подумал, что, с тех пор как мы встретились, вы впервые по-настоящему оставили меня в покое.
— Но ведь не я навязывалась вам в знакомые, — напомнила она ему, поджав губы.
В этот момент он краем глаза заметил, что на нее как-то уж очень пристально посматривает какой-то незнакомец. Возможно, это всего лишь кто-нибудь из наемных рабочих, но он не хотел полагаться на волю случая. Ухватившись за низко свисавшую ветку, он встал на ноги и, склонившись к Верене, тихо спросил:
— Вы, конечно, этого парня тоже не знаете?
— Какого еще парня?
— Нет, пока туда не смотрите. Я сейчас стану так, чтобы он оказался за моей спиной, и тогда можете глянуть на него через мое плечо.
Он взял ее за руку и помог встать:
— Вы танцуете?
— Не очень хорошо, а что?
— А то, что мы сейчас будем с вами танцевать.
— Еще чего не хватало! Нет, я не буду — я просто не могу, да еще перед всей этой публикой. Кроме вальса, я ничего не умею танцевать, но и тот лишь чуть-чуть, поверьте мне. Я ведь даже…
— Тсс!
— Если вы думаете, что он меня ищет… — с отчаянием в голосе произнесла она, но он не дал ей договорить.
— Вам когда-нибудь приходилось слышать, что можно спрятаться у всех на виду? — прошептал он, близко наклонив к ней голову. — Вот сейчас, например, вы просто будете танцевать в свое удовольствие под скрипку с мужем, вот и все.
Она отпрянула от него, и он стал ее урезонивать:
— Поймите, если вы броситесь бежать, словно перепуганный кролик, вы себя выдадите с головой.
— Чем же это?
— Прошу вас, верьте мне. — И он обнял ее за талию. — Изобразите на лице улыбку, положите руку мне на плечо и следуйте за мной.
Но она стояла как вкопанная, и он продолжал:
— Если вы раз-другой взглянете на меня с обожанием, это тоже делу не помешает. Главное для вас сейчас — играть свою роль так, чтобы ни у кого не возникало подозрений.
— Но я не актриса, мистер Маккриди, — возразила она.
— Не знаю, не знаю: у вас чертовски здорово получилось с обмороком. И, между прочим, я — Мак, на тот случай, если вы уже забыли.
— Мэтью, — уточнила она и, мило улыбнувшись, добавила: — И учтите — если бы я не оказалась в таком безвыходном положении, я бы держалась от вас как можно дальше — говорю это на тот случай, если в голову вам взбредут разные игривые мысли.
— Разве так разговаривают с любимыми? — пожурил он ее, выходя с ней на свободное от танцующих место.
Сжав ее руку своей левой рукой, правую он положил ей на спину и привлек так близко к себе, что она почувствовала на лице его дыхание.
— Воспринимайте все это, как свадебное путешествие, и делайте вид, будто, кроме нас с вами, на этом свете никого больше не существует.
— У меня такое чувство, будто я оказалась в преисподней, — пробормотала она. — К тому же я понятия не имею, что за танец он играет; знаю только, это не вальс.
— А какая вам разница? Делайте все в точности, как я, только наоборот: я делаю шаг вперед, а вы — назад, и так далее.
— То есть, когда вы идете влево, я должна идти вправо?
— Скажите мне одну вещь, — проронил он, поворачивая ее в такт музыке, — вы такая норовистая от рождения или вырабатывали в себе это качество всю жизнь?
— Неужели вы действительно думаете, что я все время буду вам улыбаться? — язвительно спросила она в ответ и, чувствуя, как он прижимает ее к себе все сильнее, так что ее щека чуть ли не касается его щеки, возмущенно воскликнула: — Что это, интересно, вы делаете?
— Танцую, хотя с вами это не так-то просто.
— Я ведь вас предупреждала об этом.
— Ну хорошо. Раз вы ничего, кроме вальса, не танцуете, значит, будем танцевать вальс.
Он убрал со спины Верены руку и другой рукой повлек ее за собой к скрипачу. Затем он извлек из кармана сияющий новенький доллар и швырнул его музыканту. Тот ловко поймал монету и широко улыбнулся.
— Самый медленный вальс из твоего репертуара, — сказал ему Мэтт, — для самой хорошенькой женщины по эту сторону Атлантического океана — моей супруги.
— Да, сэр, конечно, сэр!
— Но вы дали ему целый доллар! — ужаснулась она.
— И к тому же самой бережливой хозяйки, — добавил Мэтт с невозмутимым видом. — Готова, дорогая?
Прежде чем она успела от него отстраниться, он прижался щекой к ее щеке и прошептал ей на ухо:
— Старайтесь не смотреть на меня с таким видом, будто я собираюсь вас задушить, ладно?
На этот раз, когда он вывел ее на площадку для танцев, все расступились и оставили их на ней одних. Его рука обвила ее стан, и толпа поощрительно загудела. Она почувствовала, как кровь прилила к голове и всю ее бросило в жар. От смущения она спрятала голову у него на груди и теснее прижалась к нему.
— Ну вот, так бы и давно, — негромко проговорил он.
Звучала медленная музыка, рука Мэтью Маккриди надежно поддерживала Верену, но она чувствовала себя неловко, и ей не удавалось придать своим движениям нужную плавность. Все ее тело было каким-то напряженным, словно деревянным, и это чувство неловкости еще более усилилось, когда он заговорил снова:
— Думаю, вы бы не блистали в бальных залах Нового Орлеана.
— А я никогда и не стремилась к этому.
— Может быть, если вы станете напевать про себя мелодию, вам легче будет двигаться в такт музыке, — с надеждой предложил он.
— Я полностью лишена музыкального слуха, — проговорила она сквозь стиснутые зубы.
— Такого не бывает — у всех есть хоть немного слуха.
— А у меня ни малейшего. Когда меня пытались обучить игре на фортепиано, преподаватель даже не стал брать у мамы денег, объяснив это тем, что добиться от меня способности чувствовать ритм музыки или слышать разницу между нотами — дело безнадежное.
— Так вы и петь не умеете? А я считал, что для настоящей леди это необходимое достоинство.
— Когда я пою, узнать мелодию невозможно… А теперь прошу вас — поскольку мы с вами установили, что я не могу ни петь, ни танцевать, может, пойдем и присядем?
— Исключено — по крайней мере, пока не оттанцуем мой доллар.
— Но вы же ставите нас в глупое положение; надеюсь, вы понимаете это?
— Извините, но именно вы сказали мне, что можете танцевать вальс, — напомнил он ей.
— Вы меня плохо слушали, — резко возразила она. — Я говорила, что танцую его, но не очень хорошо.
— Знаете, мне начинает казаться, что все в вас сплошное притворство и фальшь.
— Вы это говорите из-за того, что я не умею танцевать? Ничего более нелепого я в жизни не слышала.
— Нет, из-за того, что все сказанное вами оказывается в конце концов неправдой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
— Что-то вы не очень разговорчивы, — нарушила молчание Верена.
— Что?
— Я говорю, за десять минут вы не произнесли ни слова.
— Верно, но то же самое можно сказать и о вас, — ответил он, прерывая свои размышления.
— Вот как?
— Ну да. Я даже подумал, что, с тех пор как мы встретились, вы впервые по-настоящему оставили меня в покое.
— Но ведь не я навязывалась вам в знакомые, — напомнила она ему, поджав губы.
В этот момент он краем глаза заметил, что на нее как-то уж очень пристально посматривает какой-то незнакомец. Возможно, это всего лишь кто-нибудь из наемных рабочих, но он не хотел полагаться на волю случая. Ухватившись за низко свисавшую ветку, он встал на ноги и, склонившись к Верене, тихо спросил:
— Вы, конечно, этого парня тоже не знаете?
— Какого еще парня?
— Нет, пока туда не смотрите. Я сейчас стану так, чтобы он оказался за моей спиной, и тогда можете глянуть на него через мое плечо.
Он взял ее за руку и помог встать:
— Вы танцуете?
— Не очень хорошо, а что?
— А то, что мы сейчас будем с вами танцевать.
— Еще чего не хватало! Нет, я не буду — я просто не могу, да еще перед всей этой публикой. Кроме вальса, я ничего не умею танцевать, но и тот лишь чуть-чуть, поверьте мне. Я ведь даже…
— Тсс!
— Если вы думаете, что он меня ищет… — с отчаянием в голосе произнесла она, но он не дал ей договорить.
— Вам когда-нибудь приходилось слышать, что можно спрятаться у всех на виду? — прошептал он, близко наклонив к ней голову. — Вот сейчас, например, вы просто будете танцевать в свое удовольствие под скрипку с мужем, вот и все.
Она отпрянула от него, и он стал ее урезонивать:
— Поймите, если вы броситесь бежать, словно перепуганный кролик, вы себя выдадите с головой.
— Чем же это?
— Прошу вас, верьте мне. — И он обнял ее за талию. — Изобразите на лице улыбку, положите руку мне на плечо и следуйте за мной.
Но она стояла как вкопанная, и он продолжал:
— Если вы раз-другой взглянете на меня с обожанием, это тоже делу не помешает. Главное для вас сейчас — играть свою роль так, чтобы ни у кого не возникало подозрений.
— Но я не актриса, мистер Маккриди, — возразила она.
— Не знаю, не знаю: у вас чертовски здорово получилось с обмороком. И, между прочим, я — Мак, на тот случай, если вы уже забыли.
— Мэтью, — уточнила она и, мило улыбнувшись, добавила: — И учтите — если бы я не оказалась в таком безвыходном положении, я бы держалась от вас как можно дальше — говорю это на тот случай, если в голову вам взбредут разные игривые мысли.
— Разве так разговаривают с любимыми? — пожурил он ее, выходя с ней на свободное от танцующих место.
Сжав ее руку своей левой рукой, правую он положил ей на спину и привлек так близко к себе, что она почувствовала на лице его дыхание.
— Воспринимайте все это, как свадебное путешествие, и делайте вид, будто, кроме нас с вами, на этом свете никого больше не существует.
— У меня такое чувство, будто я оказалась в преисподней, — пробормотала она. — К тому же я понятия не имею, что за танец он играет; знаю только, это не вальс.
— А какая вам разница? Делайте все в точности, как я, только наоборот: я делаю шаг вперед, а вы — назад, и так далее.
— То есть, когда вы идете влево, я должна идти вправо?
— Скажите мне одну вещь, — проронил он, поворачивая ее в такт музыке, — вы такая норовистая от рождения или вырабатывали в себе это качество всю жизнь?
— Неужели вы действительно думаете, что я все время буду вам улыбаться? — язвительно спросила она в ответ и, чувствуя, как он прижимает ее к себе все сильнее, так что ее щека чуть ли не касается его щеки, возмущенно воскликнула: — Что это, интересно, вы делаете?
— Танцую, хотя с вами это не так-то просто.
— Я ведь вас предупреждала об этом.
— Ну хорошо. Раз вы ничего, кроме вальса, не танцуете, значит, будем танцевать вальс.
Он убрал со спины Верены руку и другой рукой повлек ее за собой к скрипачу. Затем он извлек из кармана сияющий новенький доллар и швырнул его музыканту. Тот ловко поймал монету и широко улыбнулся.
— Самый медленный вальс из твоего репертуара, — сказал ему Мэтт, — для самой хорошенькой женщины по эту сторону Атлантического океана — моей супруги.
— Да, сэр, конечно, сэр!
— Но вы дали ему целый доллар! — ужаснулась она.
— И к тому же самой бережливой хозяйки, — добавил Мэтт с невозмутимым видом. — Готова, дорогая?
Прежде чем она успела от него отстраниться, он прижался щекой к ее щеке и прошептал ей на ухо:
— Старайтесь не смотреть на меня с таким видом, будто я собираюсь вас задушить, ладно?
На этот раз, когда он вывел ее на площадку для танцев, все расступились и оставили их на ней одних. Его рука обвила ее стан, и толпа поощрительно загудела. Она почувствовала, как кровь прилила к голове и всю ее бросило в жар. От смущения она спрятала голову у него на груди и теснее прижалась к нему.
— Ну вот, так бы и давно, — негромко проговорил он.
Звучала медленная музыка, рука Мэтью Маккриди надежно поддерживала Верену, но она чувствовала себя неловко, и ей не удавалось придать своим движениям нужную плавность. Все ее тело было каким-то напряженным, словно деревянным, и это чувство неловкости еще более усилилось, когда он заговорил снова:
— Думаю, вы бы не блистали в бальных залах Нового Орлеана.
— А я никогда и не стремилась к этому.
— Может быть, если вы станете напевать про себя мелодию, вам легче будет двигаться в такт музыке, — с надеждой предложил он.
— Я полностью лишена музыкального слуха, — проговорила она сквозь стиснутые зубы.
— Такого не бывает — у всех есть хоть немного слуха.
— А у меня ни малейшего. Когда меня пытались обучить игре на фортепиано, преподаватель даже не стал брать у мамы денег, объяснив это тем, что добиться от меня способности чувствовать ритм музыки или слышать разницу между нотами — дело безнадежное.
— Так вы и петь не умеете? А я считал, что для настоящей леди это необходимое достоинство.
— Когда я пою, узнать мелодию невозможно… А теперь прошу вас — поскольку мы с вами установили, что я не могу ни петь, ни танцевать, может, пойдем и присядем?
— Исключено — по крайней мере, пока не оттанцуем мой доллар.
— Но вы же ставите нас в глупое положение; надеюсь, вы понимаете это?
— Извините, но именно вы сказали мне, что можете танцевать вальс, — напомнил он ей.
— Вы меня плохо слушали, — резко возразила она. — Я говорила, что танцую его, но не очень хорошо.
— Знаете, мне начинает казаться, что все в вас сплошное притворство и фальшь.
— Вы это говорите из-за того, что я не умею танцевать? Ничего более нелепого я в жизни не слышала.
— Нет, из-за того, что все сказанное вами оказывается в конце концов неправдой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90