Но даже в эту минуту, вспоминая о давно прошедших счастливых днях, она в глубине души не сомневалась, что поступает правильно, начиная все заново.
– А теперь, миссис Уокер, – произнес Бейкер, нарушая ход ее мыслей, – может быть, и вы скажете необходимые слова, хоть у вас и нет кольца для жениха?
Хэп отрицательно покачал головой, но она решила иначе.
– Конечно, – произнесла она тихим голосом. – Я обязательно их скажу.
Она достала из сумки ключи от дома и, сняв с них кольцо, надела его на палец Хэпа. Прошептав ему: «Я тебе тоже потом куплю настоящее», она вновь повернулась к Ральфу Бейкеру:
– Я готова.
У нее от волнения пересохло в горле, и она была вынуждена шептать вслед за Бейкером, но вот наконец все окончено. Бейкер взглянул на Хэпа и Энни поверх криво сидящих очков и торжественно провозгласил:
– А теперь я объявляю вас мужем и женой. Мистер Уокер, можете обнять новобрачную.
Хэп не решался, но миссис Бейкер подтолкнула его локтем и хихикнула. Чувствуя себя крайне неловко, он повернулся к Энни и заключил ее в объятия. Затем поцеловал в губы. Она держала его за локти и не отпускала, пока он не отступил назад. Он попытался улыбнуться, но не смог.
– Прежде чем вы уйдете, надо будет подписать кое-какие бумаги, – напомнил им мировой судья. – И с вас три доллара.
Хэп отсчитал три доллара и добавил еще один сверху, а Энни тем временем ставила свою подпись на свидетельстве и заполняла нужную строчку в книге регистрации браков. Когда Хэп расписывался на своей стороне свидетельства, миссис Бейкер предложила приготовить им кофе, но Энни вежливо отказалась, на что Бейкер лукаво подмигнул:
– Небось не терпится приступить к остальной части дела, а?
– Пойдем-ка, Энни, отсюда, – коротко бросил Хэп.
Когда они вышли из дома Бейкера, их встретило ослепительно яркое солнце и белесое раскаленное небо. Взяв Энни под руку, Хэп торопливо повел ее к повозке и, подсадив, взобрался на сиденье рядом с ней, подобрал поводья и хлестнул лошадей. Понадобилось добрых пять минут, прежде чем он смог заговорить.
– Мне жаль, что так получилось, – пробормотал он. – Ты заслуживаешь лучшего. Ну почему мы не съездили в форт и не попросили капеллана сделать все как положено? Был бы и алтарь, и священник, и ты бы чувствовала, что действительно выходишь замуж.
Она взглянула на свидетельство о браке, которое все еще держала в руках, бережно развернула его, положила на колени, разгладила и сказала:
– Тут, кажется, все в порядке, Хэп. Я уверена, документ имеет законную силу. По крайней мере, печать Бейкера здесь стоит.
– Все это так, но сама процедура – черт знает что: ни колец, ни свадебного платья, ни священника. Так и хочется повторить все сначала.
Собственная подпись на документе привлекла ее внимание в первую очередь: Энн Элизабет Аллисон Брайс Уокер. Эта женщина – жена Бейкера – предупредила ее, что нужно поставить все свои имена без исключения, «чтобы все было по закону, а то всякое может случиться». Энни Уокер… Энни Уокер… Должно пройти какое-то время, прежде чем она привыкнет к этому сочетанию.
Затем она перевела взгляд на его подпись: Гораций Р. Уокер.
– Значит, твое настоящее имя – Гораций? – спросила она.
– Угу. Надо же было назвать так ребенка!
– А мне это имя кажется благозвучным и как бы освященным веками. По-моему, еще задолго до поэта было несколько римских героев с таким же именем.
– Все это так, Энни, но я ведь не римлянин.
– А что означает Р.? – с любопытством спросила она. – Может быть, Роберт?
– Хуже – Рэндалл. Так что особого выбора в смысле имен, как видишь, у меня не было. Откуда мама его откопала, я просто ума не приложу. В нашей семье, насколько я знаю, никогда не было Рэндаллов. Наверно, из какой-нибудь книжки.
– Я лично не вижу в этом имени ничего плохого.
– Знаешь, когда я был мальчишкой, мне хотелось быть Бобом или Томом, а может быть, Биллом. Даже имя Клод и то устроило бы меня больше, чем Гораций. – Некоторое время он молча смотрел на выжженную солнцем, пыльную дорогу впереди, а затем добавил: – Но ты можешь не беспокоиться. Своего сына я никогда не назову ни Горацием, ни Рэндаллом.
Своего сына? Она даже оцепенела от этих слов. Ну да, конечно, ему захочется иметь ребенка. Этого можно было ожидать: все мужчины хотят, чтобы после их ухода из жизни что-то от них оставалось.
Заметив, как она помрачнела, и легко догадываясь о причине, он поспешил успокоить ее:
– Я же не говорю, что это должно случиться в ближайшее время, Энни. На первом плане у нас с тобой совсем другие заботы. У меня хватит терпения подождать, пока ты почувствуешь, что готова.
Хэп произносил эти слова, но одновременно, любуясь ее лицом, прекрасными волосами, соблазнительным телом, отдавал себе ясный отчет, что не хочет ждать. Теперь она его жена, и он страстно желал ее как женщину. Больше всего на свете.
16
Когда Хэп повернул лошадей на дорожку, ведущую к дому, солнце уже почти спряталось за округлыми холмами, возвышающимися за фермой.
– Должно быть, приезжал мистер Уиллетт: Генри нигде не видно, – внезапно сказала Энни и, вздохнув, откинулась на спинку сиденья. – Наверное, он забрал и котят. Паучок, конечно, сущее наказание, но без Твена я буду скучать.
– Я лично не такой уж большой любитель кошек, – признался Хэп, – но, надо думать, они скрашивали твое одиночество.
– Да, и особенно Твен. По вечерам, когда я читала, он, бывало, запрыгнет ко мне на колени и лежит, свернувшись калачиком возле книжки. Вот я и назвала его в честь писателя. Дело в том, что вечером того дня, когда Мэри привезла мне котят, я читала «Простаков за границей» Марка Твена и все время смеялась, а котенок решил выяснить, в чем дело, и забрался мне на колени. С тех пор и повелось.
– А Паучок? Откуда у котенка такое странное имя?
– Если бы ты видел, как он играет с клубком шерсти, ты бы и сам его так назвал. Он просто обожает все вокруг опутывать нитками. Ужасный проказник.
– На твоем месте я бы о них беспокоился в последнюю очередь. Дождутся твоего возвращения как миленькие.
– Надеюсь. Но не хотелось бы, чтоб они забыли меня.
– Могут и забыть. Много лет назад у меня был пес, и когда я сбежал к рейнджерам, понятно, не стал брать его с собой. Ну вот, приезжаю домой через год, а чертова псина встречает меня рычанием. Только через неделю вспомнил меня.
– Вот и я об этом. А они ведь еще маленькие.
Но когда Хэп ссадил ее, а сам повел лошадей в хлев, с котятами возникла новая проблема. На входной двери была прикреплена записка, нацарапанная неровным почерком Джима Уиллетта:
«Смог найти только белолапого».
Белолапым был Твен. Значит, он забрал Твена, а Паучок остался. Она поспешила в дом и принялась звать:
– Иди сюда. Паучок! Кис-кис-кис! Киска, где ты? Кис-кис-кис!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
– А теперь, миссис Уокер, – произнес Бейкер, нарушая ход ее мыслей, – может быть, и вы скажете необходимые слова, хоть у вас и нет кольца для жениха?
Хэп отрицательно покачал головой, но она решила иначе.
– Конечно, – произнесла она тихим голосом. – Я обязательно их скажу.
Она достала из сумки ключи от дома и, сняв с них кольцо, надела его на палец Хэпа. Прошептав ему: «Я тебе тоже потом куплю настоящее», она вновь повернулась к Ральфу Бейкеру:
– Я готова.
У нее от волнения пересохло в горле, и она была вынуждена шептать вслед за Бейкером, но вот наконец все окончено. Бейкер взглянул на Хэпа и Энни поверх криво сидящих очков и торжественно провозгласил:
– А теперь я объявляю вас мужем и женой. Мистер Уокер, можете обнять новобрачную.
Хэп не решался, но миссис Бейкер подтолкнула его локтем и хихикнула. Чувствуя себя крайне неловко, он повернулся к Энни и заключил ее в объятия. Затем поцеловал в губы. Она держала его за локти и не отпускала, пока он не отступил назад. Он попытался улыбнуться, но не смог.
– Прежде чем вы уйдете, надо будет подписать кое-какие бумаги, – напомнил им мировой судья. – И с вас три доллара.
Хэп отсчитал три доллара и добавил еще один сверху, а Энни тем временем ставила свою подпись на свидетельстве и заполняла нужную строчку в книге регистрации браков. Когда Хэп расписывался на своей стороне свидетельства, миссис Бейкер предложила приготовить им кофе, но Энни вежливо отказалась, на что Бейкер лукаво подмигнул:
– Небось не терпится приступить к остальной части дела, а?
– Пойдем-ка, Энни, отсюда, – коротко бросил Хэп.
Когда они вышли из дома Бейкера, их встретило ослепительно яркое солнце и белесое раскаленное небо. Взяв Энни под руку, Хэп торопливо повел ее к повозке и, подсадив, взобрался на сиденье рядом с ней, подобрал поводья и хлестнул лошадей. Понадобилось добрых пять минут, прежде чем он смог заговорить.
– Мне жаль, что так получилось, – пробормотал он. – Ты заслуживаешь лучшего. Ну почему мы не съездили в форт и не попросили капеллана сделать все как положено? Был бы и алтарь, и священник, и ты бы чувствовала, что действительно выходишь замуж.
Она взглянула на свидетельство о браке, которое все еще держала в руках, бережно развернула его, положила на колени, разгладила и сказала:
– Тут, кажется, все в порядке, Хэп. Я уверена, документ имеет законную силу. По крайней мере, печать Бейкера здесь стоит.
– Все это так, но сама процедура – черт знает что: ни колец, ни свадебного платья, ни священника. Так и хочется повторить все сначала.
Собственная подпись на документе привлекла ее внимание в первую очередь: Энн Элизабет Аллисон Брайс Уокер. Эта женщина – жена Бейкера – предупредила ее, что нужно поставить все свои имена без исключения, «чтобы все было по закону, а то всякое может случиться». Энни Уокер… Энни Уокер… Должно пройти какое-то время, прежде чем она привыкнет к этому сочетанию.
Затем она перевела взгляд на его подпись: Гораций Р. Уокер.
– Значит, твое настоящее имя – Гораций? – спросила она.
– Угу. Надо же было назвать так ребенка!
– А мне это имя кажется благозвучным и как бы освященным веками. По-моему, еще задолго до поэта было несколько римских героев с таким же именем.
– Все это так, Энни, но я ведь не римлянин.
– А что означает Р.? – с любопытством спросила она. – Может быть, Роберт?
– Хуже – Рэндалл. Так что особого выбора в смысле имен, как видишь, у меня не было. Откуда мама его откопала, я просто ума не приложу. В нашей семье, насколько я знаю, никогда не было Рэндаллов. Наверно, из какой-нибудь книжки.
– Я лично не вижу в этом имени ничего плохого.
– Знаешь, когда я был мальчишкой, мне хотелось быть Бобом или Томом, а может быть, Биллом. Даже имя Клод и то устроило бы меня больше, чем Гораций. – Некоторое время он молча смотрел на выжженную солнцем, пыльную дорогу впереди, а затем добавил: – Но ты можешь не беспокоиться. Своего сына я никогда не назову ни Горацием, ни Рэндаллом.
Своего сына? Она даже оцепенела от этих слов. Ну да, конечно, ему захочется иметь ребенка. Этого можно было ожидать: все мужчины хотят, чтобы после их ухода из жизни что-то от них оставалось.
Заметив, как она помрачнела, и легко догадываясь о причине, он поспешил успокоить ее:
– Я же не говорю, что это должно случиться в ближайшее время, Энни. На первом плане у нас с тобой совсем другие заботы. У меня хватит терпения подождать, пока ты почувствуешь, что готова.
Хэп произносил эти слова, но одновременно, любуясь ее лицом, прекрасными волосами, соблазнительным телом, отдавал себе ясный отчет, что не хочет ждать. Теперь она его жена, и он страстно желал ее как женщину. Больше всего на свете.
16
Когда Хэп повернул лошадей на дорожку, ведущую к дому, солнце уже почти спряталось за округлыми холмами, возвышающимися за фермой.
– Должно быть, приезжал мистер Уиллетт: Генри нигде не видно, – внезапно сказала Энни и, вздохнув, откинулась на спинку сиденья. – Наверное, он забрал и котят. Паучок, конечно, сущее наказание, но без Твена я буду скучать.
– Я лично не такой уж большой любитель кошек, – признался Хэп, – но, надо думать, они скрашивали твое одиночество.
– Да, и особенно Твен. По вечерам, когда я читала, он, бывало, запрыгнет ко мне на колени и лежит, свернувшись калачиком возле книжки. Вот я и назвала его в честь писателя. Дело в том, что вечером того дня, когда Мэри привезла мне котят, я читала «Простаков за границей» Марка Твена и все время смеялась, а котенок решил выяснить, в чем дело, и забрался мне на колени. С тех пор и повелось.
– А Паучок? Откуда у котенка такое странное имя?
– Если бы ты видел, как он играет с клубком шерсти, ты бы и сам его так назвал. Он просто обожает все вокруг опутывать нитками. Ужасный проказник.
– На твоем месте я бы о них беспокоился в последнюю очередь. Дождутся твоего возвращения как миленькие.
– Надеюсь. Но не хотелось бы, чтоб они забыли меня.
– Могут и забыть. Много лет назад у меня был пес, и когда я сбежал к рейнджерам, понятно, не стал брать его с собой. Ну вот, приезжаю домой через год, а чертова псина встречает меня рычанием. Только через неделю вспомнил меня.
– Вот и я об этом. А они ведь еще маленькие.
Но когда Хэп ссадил ее, а сам повел лошадей в хлев, с котятами возникла новая проблема. На входной двери была прикреплена записка, нацарапанная неровным почерком Джима Уиллетта:
«Смог найти только белолапого».
Белолапым был Твен. Значит, он забрал Твена, а Паучок остался. Она поспешила в дом и принялась звать:
– Иди сюда. Паучок! Кис-кис-кис! Киска, где ты? Кис-кис-кис!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78