– Только не это. Он там умрет с голоду, Хэп. Я ни разу не видела, чтобы он поймал хоть одну мышь.
– Тебе, Энни, могут не понравиться мои слова, но у меня такое впечатление, что от котенка нет ни малейшего проку, – сказал он специально, чтобы поддразнить ее.
– Может быть. Зато он очень забавный, хоть часто бывает невыносимым.
– А как ей обращаться с другим котенком?
– С Твеном? Ну, Твен – совсем другое дело. С ним никаких проблем. В этом смысле он похож на тебя. Ест абсолютно все, за чем не нужно охотиться. Я даже однажды видела, как он ел сырые бобы. – Она отрезала кусочек лепешки и поднесла его ко рту. – Где же, интересно, мои письменные принадлежности? Не могла же я их упаковать. Мне трудно представить, что я сделала это. На днях писала Коре, а вот куда их потом дела…
– У меня есть бумага, Энни. Я дам тебе листок.
Хэп уже покончил с едой и, встав из-за стола, отправился в другую комнату. Возвратился он с блокнотом и карандашом в руке.
– Ну вот, напиши все, что считаешь нужным, а я уж позабочусь, чтобы это попало к миссис Уиллетт.
– Там у тебя на первых страницах письмо, – пробормотала она, поднося ко рту чашку.
Он с удивлением взглянул на нее:
– Ты что, его видела?
– Да, когда ждала тебя в повозке. – Он покраснел, и она поспешила добавить: – Ты уж извини меня. Мне не следовало его читать, но было так скучно сидеть там.
– Это, в общем-то, не письмо, – сказал он. – Понимаешь, есть один человек, который хочет, чтобы я написал историю своей жизни. И вот я подумал – а почему бы и нет? Хочу это сделать для сынишки Клея – у них с Амандой, знаешь, на подходе ребенок.
– Он для тебя, наверное, очень много значит.
– Клей? О да! Он для меня все равно что сын. Мы с ним прошли вместе через многое – и через его буйное детство, и войну, и службу в рейнджерах. Но мы никогда с ним не говорили об этом. Да, пожалуй, и не было особой необходимости. Мне хотелось бы, Энни, чтобы ты познакомилась с ним.
– Мне тоже.
– Так вот, я решил записать все это на тот случай, если никогда не увижу ребенка Клея или если меня уже не будет к тому времени, когда он вырастет. Мне есть что рассказать и о его отце, и о себе. Боюсь, очень скоро не останется людей вроде меня, которые могли бы всю жизнь носиться за индейцами с шестизарядным револьвером за поясом. Мне хотелось бы, чтобы он имел хоть какое-то представление о том, как все это было на самом деле.
– А если родится девочка? Что, если у них будет дочь, Хэп?
– Не имеет значения. Думаю, девочке тоже будет интересно узнать о своем отце. А если рассчитывать в этом смысле на Клея, то он не будет о себе рассказывать – ему это не кажется таким уж важным. Он ведь, по сути, не знал своих родителей.
Хэп открыл блокнот, собираясь вырвать оттуда чистую страницу, но, увидев свое сочинение, пробежал его глазами и сказал:
– Трудно все-таки выбрать, о чем писать, и еще труднее угадать, что покажется интересным ребятам.
– Наверное, все, что ты когда-либо делал. – Она взяла его руку и прижала к своей щеке. – Тобой, Хэп, восхищаются все. Ты у меня настоящий мужчина.
– Ну вот, решила надо мной посмеяться, – смущенно пробормотал он. – Я просто делал то, что обязан был делать.
Она взглянула на него сквозь влажные ресницы и произнесла с какой-то напряженной улыбкой:
– Но ты ведь не обязан ехать туда со мной.
– Ошибаешься, это часть нашей сделки, – возразил он и, еще больше смутившись, высвободил руку и вырвал из задней части блокнота страницу. – Вот, держи. На твоем месте я писал бы самыми простыми словами.
– Ты куда идешь?
– Хочу посадить котенка в кофр.
– Смотри, будь осторожен! – крикнула она ему вслед.
– Но Паучок же не дикая кошка, в конце концов.
Держа в руке карандаш, она некоторое время думала, с чего начать, затем написала:
Мистер Уокер привезет Вам сегодня утром Паучка. Мы с ним поженились вчера в Бейкеровом Проезде, и он едет вместе со мной искать Сюзанну. Пожалуйста, позаботьтесь ради меня о Паучке и Твене. Мне было очень хорошо в их обществе. И прошу Вас, не дайте Джиму прогнать их в сарай. Прошу также по возможности вбивать яйцо в молоко Паучку. И не давайте ему сырой рыбы.
Энни закончила писать и прочитала свое послание. Оно было написано так, будто она не хозяйка котят, а их мать. И Хэп был прав, предупреждая ее: текст получился слишком сложным для Мэри, и та может его попросту не понять. Снова перечитав написанное, Энни удрученно отметила, что сформулировала свои мысли не лучшим образом: из второго предложения следовало, что она вышла замуж не за Хэпа, а за Паучка. Но она надеялась, что Мэри все-таки сообразит, что к чему. И она знала, что Уиллетты будут ужасно рады вести о ее замужестве.
Конечно, она не имела права чувствовать себя такой счастливой после того, что случилось с Итаном и Джоуди, но она не могла отказаться от шанса начать все сначала с человеком, который любит ее. В то же время ее мучила совесть за то, к чему она вынуждает этого человека. Впрочем, разве может она оставить свою дочь в беде? Ей только оставалось молить бога, чтобы они возвратились домой втроем.
18
Тропа, по которой они ехали, была раскаленной, пыльной и во многих местах труднопроходимой, но за несколько дней им удалось преодолеть на удивление большое расстояние. Из Сан-Анджело они направились на север и добрались вдоль реки Норт-Кончо до Биг-Спринга, а оттуда, минуя восточную оконечность гор и перебравшись через многочисленные реки и речушки, достигли Прэари-Дога – одного из рукавов Ред-Ривер. Конечной их целью было плато Льяно-Эстакадо, а точнее, его восточная часть, которую можно было назвать сердцем Команчерии, – край плоскогорных лугов, где вволю паслись и жирели бизоны, и глубоких, извилистых каньонов с текущими по дну небольшими реками, вдоль которых на целые мили тянулись поселения команчей. Ничейная земля, на взгляд белого человека.
Хэп начал замечать признаки присутствия индейцев сразу же после Биг-Спринга, и чутье подсказывало ему, что те следуют за ними по пятам. Таковы повадки этих чертовых команчей: они могут незаметно идти за человеком на протяжении многих дней, играть с ним, как кошка с мышкой, порой подбираться почти к самому его костру, оставаясь незамеченными, и лишь потом наносить удар. Однажды они украли у Хэпа лошадь, хоть он и привязал ее к ноге, и все же ему посчастливилось проснуться утром с волосами на голове. Он остался без лошади, зато живым. Понимая, что они ведут себя с ним, как грифы, кружащие над умирающим животным, он решил воспользоваться их же оружием: подкрасться к стойбищу команчей и выкрасть свою лошадь. Самое удивительное заключалось в том, что каким-то чудом ему это удалось.
Хэпу было так жарко, что влажная от пота рубашка прилипла к телу, а штаны из оленьей кожи – к бокам коня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78