Потом куда уйдут картины?
– Это решать Эми. Картины принадлежат ей. Я надеюсь, что картины не разойдутся по частным коллекциям, не попадут в руки спекулянтов, но станут достоянием той организации, которая сможет достойно ими распорядиться, показать их миру.
– Как насчет правительства Франции? Вы, полагаю, знаете, что французские законы обязывают музеи действовать так, чтобы лучшие произведения французских мастеров оставались в стране, перекупая их у иностранных коллекционеров.
– Я знаю. Но даже если эти картины были созданы во Франции, они принадлежат кисти художницы-американки.
– Это так, но французы довольно странный народ. У них на этот счет может быть иное мнение.
Мэйсон никогда о таком не слышала.
– Вы хотите сказать, что даже если кто-то купит картину, французское правительство может выдвинуть встречное предложение и оставить картину у себя?
– Только если картина написана французом, – заверил ее Ричард. – Я не знаю случаев, когда Франция присваивала бы картины американских художников, даже если они долгое время жили во Франции.
Официант принес счет, и Ричард подписал чек. Катбер между тем сделал еще несколько записей в блокноте и улыбнулся:
– Должен признаться, Ричард, это будет статья что надо.
– Я так и подумал. Естественно, я хотел, чтобы вы услышали ее первым. Как ты думаешь, старина, когда она выйдет в свет?
– Не могу сказать. Надо посмотреть, что скажут мои лондонские редакторы. – Катбер обернулся к Мэйсон. – Приятно было познакомиться с вами, мисс Колдуэлл. Я должен сказать, что вы представляете свою сестру весьма элегантно.
– Еще бы! – сияя от гордости, подтвердил Ричард.
Мэйсон стояла в фойе, наблюдая за тем, как Ричард провожает Катбера. Ее всю трясло. Она жалела о том, что рассказала о матери. Теперь она чувствовала себя еще более уязвимой. Могла ли она обойти острые углы? Наверное, да. Но вопрос Катбера словно приоткрыл шлюзы в ее душе, и она не смогла не поделиться своими переживаниями, своей болью. Мэйсон обхватила себя руками, чтобы унять дрожь. Надо успокоиться как можно быстрее. Чтобы Ричард, вернувшись, ничего не заметил. Если он увидит ее такой, он станет задавать вопросы, на которые она не хотела и не могла отвечать.
Но Ричард уже шел к ней с победной улыбкой на устах. Взяв ее руками за плечи, он сказал:
– Ты была великолепна.
– В самом деле?
– Ты дала ему и мне именно то, что нам было нужно.
Мэйсон избегала встречаться с Гарретом глазами, не могла видеть сиявшую в них гордость.
– Ты говорил о Мэйсон так, словно она святая.
– А разве это не так?
Мэйсон с трудом проглотила комок в горле.
– Я не думаю, что ей понравилось бы, чтобы ее считали святой.
– Вот именно поэтому она святая. Вот что делает настоящих подвижников мучениками. Их скромность. В любом случае вечер удался на славу. Из нас получилась отличная команда, из тебя и меня.
Мэйсон подняла глаза, увидела во взгляде Ричарда искру желания и поняла, что сам процесс манипулирования Катбером его возбудил.
– Ты дрожишь.
Она не осознавала, что ее все еще трясет.
– Я замерзла, – солгала Мэйсон. Ричард сжал ее плечи.
– Давай поднимемся ко мне в номер, – предложил он, многообещающе понизив голос. – Я тебя согрею.
И внезапно Мэйсон захотелось, чтобы ее обняли, успокоили, полюбили. Чтобы зияющая пустота в ее душе заполнилась теплом его признательности, его понимания.
Мэйсон кивнула и отправилась вместе с Гарретом к лифту. В лифте он взял в руки ее ладонь и нежно провел по ней пальцем.
Тело Мэйсон мгновенно ожило. И внезапно она почувствовала, что более не в силах ждать. Воспоминание о страстном соитии в экипаже нахлынуло, взбудоражило, и чувство ноющей пустоты в душе вдруг трансформировалось в нестерпимое желание плоти. Ричард увидел вспышку страсти в ее глазах и наклонился к Мэйсон, губы его остановились в дюйме от ее губ. Он не стал ее целовать, и это заставляло ее желать его еще сильнее. Его близость, чистый мужской аромат возбуждали ее, предвкушение разлилось по телу живым теплом.
Ричард взял руку Мэйсон и прошептал:
– Не могу дождаться… Хочу обнять тебя.
И шепот его был как музыка для ее души. Теперь и Мэйсон не могла дождаться… Гудение лифта действовало ей на нервы. Слишком медленно… слишком медленно.
Наконец лифт остановился. Держась за руки, они побежали по пустому коридору. Глаз не фокусировался на предметах, мелькали цвета: красный, черный, золотой и зеленый толстого ковра у них под ногами, изумруд стен. Отсветы полировки красного дерева дверей в тот момент, когда Гаррет поворачивал ключ в замке. Приглушенный золотистый громадной сумрачной гостиной, освещенной единственной лампой. Эта комната была больше, чем весь ее номер, и роскошная обстановка эпохи Второй империи была достойна того, чтобы здесь жили короли или принцы.
И вот, наконец, Ричард подхватил ее на руки. Нетерпение ощущалось физически. Он пронес Мэйсон через еще одни двойные двери в спальню и ногой прихлопнул за ними дверь. Погруженная в темноту, эта комната была отмечена лишь легким запахом – его запахом.
Ричард опустил Мэйсон на кровать и почти мгновенно оказался на ней. Он целовал ее со страстью безумца, впивался губами в ее губы, ласкал языком недра ее рта, и ладони его шарили по ее телу, ощупывали ее сквозь одежду.
Мэйсон застонала от беспомощности. Желание подвело ее к грани безумия. Она прижималась к Ричарду, пропуская сквозь пальцы его жесткие волосы, прижимая к себе его голову, постанывая от наслаждения.
От поцелуев у нее кружилась голова. Она была в огне.
Мэйсон опустила руку, дотронувшись до неистовой эрекции Ричарда, и он застонал у ее губ, словно необузданный зверь. Ей нравилось ощущать член Ричарда в своей руке, такой большой, такой твердый, пульсирующий энергией жизни.
Мэйсон не терпелось почувствовать его в себе. Она хотела этого так сильно, что не могла больше ждать ни минуты. Мэйсон с лихорадочной спешкой принялась расстегивать его брюки. Скорее, скорее… Чтобы он заполнил собой ее изнемогающее нутро.
Но Гаррет оттолкнул ее руку. Каким-то неведомым образом, продолжая жадно ее целовать и задирая ее платье. Преодолев досадные барьеры в виде нижних юбок и прочего, он с варварской бесцеремонностью сорвал с Мэйсон панталоны, и ладони его, ласкавшие ее плоть, еще сильнее разожгли похоть Мэйсон. Ричард раздвинул ее колени и вошел в нее.
Он заполнил собой Мэйсон столь внезапно, столь полно, что она закричала. С избытком увлажненная соками, она приняла его в себя легко, несмотря на всю его величину, и сердце ее пустилось в карьер. Ричард входил в нее мощно и умело, ловя ее крики губами, и держал ее так крепко, что она едва могла дышать.
Он входил в нее без устали, с неослабной, безжалостной мощью, унося ее в небеса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
– Это решать Эми. Картины принадлежат ей. Я надеюсь, что картины не разойдутся по частным коллекциям, не попадут в руки спекулянтов, но станут достоянием той организации, которая сможет достойно ими распорядиться, показать их миру.
– Как насчет правительства Франции? Вы, полагаю, знаете, что французские законы обязывают музеи действовать так, чтобы лучшие произведения французских мастеров оставались в стране, перекупая их у иностранных коллекционеров.
– Я знаю. Но даже если эти картины были созданы во Франции, они принадлежат кисти художницы-американки.
– Это так, но французы довольно странный народ. У них на этот счет может быть иное мнение.
Мэйсон никогда о таком не слышала.
– Вы хотите сказать, что даже если кто-то купит картину, французское правительство может выдвинуть встречное предложение и оставить картину у себя?
– Только если картина написана французом, – заверил ее Ричард. – Я не знаю случаев, когда Франция присваивала бы картины американских художников, даже если они долгое время жили во Франции.
Официант принес счет, и Ричард подписал чек. Катбер между тем сделал еще несколько записей в блокноте и улыбнулся:
– Должен признаться, Ричард, это будет статья что надо.
– Я так и подумал. Естественно, я хотел, чтобы вы услышали ее первым. Как ты думаешь, старина, когда она выйдет в свет?
– Не могу сказать. Надо посмотреть, что скажут мои лондонские редакторы. – Катбер обернулся к Мэйсон. – Приятно было познакомиться с вами, мисс Колдуэлл. Я должен сказать, что вы представляете свою сестру весьма элегантно.
– Еще бы! – сияя от гордости, подтвердил Ричард.
Мэйсон стояла в фойе, наблюдая за тем, как Ричард провожает Катбера. Ее всю трясло. Она жалела о том, что рассказала о матери. Теперь она чувствовала себя еще более уязвимой. Могла ли она обойти острые углы? Наверное, да. Но вопрос Катбера словно приоткрыл шлюзы в ее душе, и она не смогла не поделиться своими переживаниями, своей болью. Мэйсон обхватила себя руками, чтобы унять дрожь. Надо успокоиться как можно быстрее. Чтобы Ричард, вернувшись, ничего не заметил. Если он увидит ее такой, он станет задавать вопросы, на которые она не хотела и не могла отвечать.
Но Ричард уже шел к ней с победной улыбкой на устах. Взяв ее руками за плечи, он сказал:
– Ты была великолепна.
– В самом деле?
– Ты дала ему и мне именно то, что нам было нужно.
Мэйсон избегала встречаться с Гарретом глазами, не могла видеть сиявшую в них гордость.
– Ты говорил о Мэйсон так, словно она святая.
– А разве это не так?
Мэйсон с трудом проглотила комок в горле.
– Я не думаю, что ей понравилось бы, чтобы ее считали святой.
– Вот именно поэтому она святая. Вот что делает настоящих подвижников мучениками. Их скромность. В любом случае вечер удался на славу. Из нас получилась отличная команда, из тебя и меня.
Мэйсон подняла глаза, увидела во взгляде Ричарда искру желания и поняла, что сам процесс манипулирования Катбером его возбудил.
– Ты дрожишь.
Она не осознавала, что ее все еще трясет.
– Я замерзла, – солгала Мэйсон. Ричард сжал ее плечи.
– Давай поднимемся ко мне в номер, – предложил он, многообещающе понизив голос. – Я тебя согрею.
И внезапно Мэйсон захотелось, чтобы ее обняли, успокоили, полюбили. Чтобы зияющая пустота в ее душе заполнилась теплом его признательности, его понимания.
Мэйсон кивнула и отправилась вместе с Гарретом к лифту. В лифте он взял в руки ее ладонь и нежно провел по ней пальцем.
Тело Мэйсон мгновенно ожило. И внезапно она почувствовала, что более не в силах ждать. Воспоминание о страстном соитии в экипаже нахлынуло, взбудоражило, и чувство ноющей пустоты в душе вдруг трансформировалось в нестерпимое желание плоти. Ричард увидел вспышку страсти в ее глазах и наклонился к Мэйсон, губы его остановились в дюйме от ее губ. Он не стал ее целовать, и это заставляло ее желать его еще сильнее. Его близость, чистый мужской аромат возбуждали ее, предвкушение разлилось по телу живым теплом.
Ричард взял руку Мэйсон и прошептал:
– Не могу дождаться… Хочу обнять тебя.
И шепот его был как музыка для ее души. Теперь и Мэйсон не могла дождаться… Гудение лифта действовало ей на нервы. Слишком медленно… слишком медленно.
Наконец лифт остановился. Держась за руки, они побежали по пустому коридору. Глаз не фокусировался на предметах, мелькали цвета: красный, черный, золотой и зеленый толстого ковра у них под ногами, изумруд стен. Отсветы полировки красного дерева дверей в тот момент, когда Гаррет поворачивал ключ в замке. Приглушенный золотистый громадной сумрачной гостиной, освещенной единственной лампой. Эта комната была больше, чем весь ее номер, и роскошная обстановка эпохи Второй империи была достойна того, чтобы здесь жили короли или принцы.
И вот, наконец, Ричард подхватил ее на руки. Нетерпение ощущалось физически. Он пронес Мэйсон через еще одни двойные двери в спальню и ногой прихлопнул за ними дверь. Погруженная в темноту, эта комната была отмечена лишь легким запахом – его запахом.
Ричард опустил Мэйсон на кровать и почти мгновенно оказался на ней. Он целовал ее со страстью безумца, впивался губами в ее губы, ласкал языком недра ее рта, и ладони его шарили по ее телу, ощупывали ее сквозь одежду.
Мэйсон застонала от беспомощности. Желание подвело ее к грани безумия. Она прижималась к Ричарду, пропуская сквозь пальцы его жесткие волосы, прижимая к себе его голову, постанывая от наслаждения.
От поцелуев у нее кружилась голова. Она была в огне.
Мэйсон опустила руку, дотронувшись до неистовой эрекции Ричарда, и он застонал у ее губ, словно необузданный зверь. Ей нравилось ощущать член Ричарда в своей руке, такой большой, такой твердый, пульсирующий энергией жизни.
Мэйсон не терпелось почувствовать его в себе. Она хотела этого так сильно, что не могла больше ждать ни минуты. Мэйсон с лихорадочной спешкой принялась расстегивать его брюки. Скорее, скорее… Чтобы он заполнил собой ее изнемогающее нутро.
Но Гаррет оттолкнул ее руку. Каким-то неведомым образом, продолжая жадно ее целовать и задирая ее платье. Преодолев досадные барьеры в виде нижних юбок и прочего, он с варварской бесцеремонностью сорвал с Мэйсон панталоны, и ладони его, ласкавшие ее плоть, еще сильнее разожгли похоть Мэйсон. Ричард раздвинул ее колени и вошел в нее.
Он заполнил собой Мэйсон столь внезапно, столь полно, что она закричала. С избытком увлажненная соками, она приняла его в себя легко, несмотря на всю его величину, и сердце ее пустилось в карьер. Ричард входил в нее мощно и умело, ловя ее крики губами, и держал ее так крепко, что она едва могла дышать.
Он входил в нее без устали, с неослабной, безжалостной мощью, унося ее в небеса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84