Уже начинало припекать, и в ярко-голубом небе над трехполосной белой дорогой виднелись лишь крохотные клочки перистых облаков.
Они пообедали в Фонтенбло в небольшом отеле с тем же названием, и только когда на стол подали вино и первые блюда, Гэвин задал вопрос, который занимал его с той самой секунды, когда он впервые увидел Габриэль:
– Кто вы по национальности?
– Француженка, – сказала Габриэль, но, сообразив, что он хотел узнать нечто иное, добавила: – Хотя у меня французское гражданство, я француженка лишь наполовину. Моя мать – вьетнамка.
Гэвин думал, что Габриэль окажется франко-алжиркой или франко-марокканкой. Он смотрел на нее, вытаращив глаза и комично приподняв выгоревшие на солнце брови.
– Так вот почему вы спросили, знаю ли я что-нибудь о Вьетнаме, когда я признался, что всеми силами добиваюсь назначения туда. – Он выглядел трогательно-смущенным. – А вы знаете эту страну? Бывали там?
– Я родилась во Вьетнаме, – ответила Габриэль, пригубив вино. – Я жила там до тех пор, пока мне не исполнилось восемь лет.
Гэвин мысленно отметил, что Габриэль покинула Вьетнам вскоре после сражения у Дьенбьенфу. На его лице отразилось легкое разочарование.
– Вы были слишком молоды, чтобы сохранить сколько-нибудь существенные воспоминания о родине. Вряд ли вы знаете о нынешнем положении во Вьетнаме больше других, – с сожалением сказал он, готовый сменить тему беседы.
Габриэль отложила вилку, поставила локти на стол и опустила подбородок на сцепленные пальцы.
– Нет, – медленно произнесла она. – Я была не так уж мала. – Габриэль смотрела мимо Гэвина затуманенными глазами, не замечая окружающего и видя только прошлое. Потом она чуть качнула головой, и ее ярко-рыжие локоны блеснули чистым золотом в лучах солнца, проникавших сквозь окна в ресторан. – Родственники моей матери и поныне живут в Сайгоне и часто пишут нам. – Габриэль на мгновение умолкла. До сих пор она никому не рассказывала о своей тетке, дяде и двоюродных братьях, оставшихся во Вьетнаме. – Один мой дядя, младший брат матери, – вьетконговец, – будничным голосом добавила она.
Гэвин вряд ли был бы ошеломлен больше, если бы Габриэль сказала, что ее дядя – сам Хо Ши Мин. Он моргнул и дрогнувшим голосом спросил:
– Вы общаетесь с ним?
– Нет. – Габриэль вновь сделала паузу и подцепила вилкой гриб. – Но тетка поддерживает с ним связь. Время от времени.
Гэвин подозвал официанта и попросил пива. Ему нравилось вино, но он не хотел затуманивать разум алкоголем и поэтому предпочел ограничиться легкими напитками.
– Время от времени – это как? – спросил он, налив в бокал пиво и подкрепившись солидным глотком. Ему хотелось продолжить разговор о Вьетнаме.
– Он ушел из дому в 1940 году и присоединился к ханойским коммунистам. От него не было известий двадцать пять лет, но два года назад он навестил старшую сестру матери, Нху, которая живет в Сайгоне. – Габриэль вновь запнулась. Деятельность дяди Диня относилась к тем вопросам, которые ни она, ни мать ни с кем не обсуждали, даже с отцом.
Она бросила на Гэвина внимательный взгляд. Габриэль была знакома с ним всего три дня, за это время они провели вместе лишь несколько часов, но внутренний голос подсказывал ей, что Гэвин не обманет ее доверия.
– Дядя прибыл на Юг с секретным поручением от генерала Зиапа...
– Зиап! – Имя человека, который привел армию Вьетминя к блистательной победе у Дьенбьенфу, всколыхнуло в душе Гэвина жадный интерес профессионального репортера.
Габриэль кивнула.
– Сейчас мой дядя служит в чине полковника северо-вьетнамской армии, хотя Нху утверждает, будто бы он вовсе не похож на полковника. Он и его люди пробрались на юг Вьетнама через территорию Лаоса и нагорья северо-восточной Камбоджи, весь путь проделав пешком. Нху сказала, что едва признала Диня, так сильно он изменился.
Гэвин затаил дыхание.
– Зачем они проникли на Юг? – спросил он, будто воочию представляя, какими заголовками пестрели бы газеты, поместившие подобный материал.
Габриэль чуть склонила голову набок.
– Генерал Зиап намерен тайно ввести свои войска на юг Вьетнама, но считает, что сначала там должен осмотреться кто-нибудь из его людей.
Гэвин медленно выдохнул. Сведения, которые сообщила ему Габриэль, особенно если дополнить их именами и датами, были достойны появиться на первых полосах «Тайме», «Нью-суик» и «Монд». Но если газеты опубликуют рассказ Габриэль, ее родственникам в Сайгоне придется несладко. Нху и ее детей объявят вьетконговцами. Стоит ему напечатать статью, и их подвергнут допросам, а может, даже казнят. Ему оставалось лишь гадать, сознает ли Габриэль, к чему может привести ее доверчивость.
– Вы понимаете, что произойдет, если я предам гласности ваши слова, Габи?
Впервые за время знакомства Гэвин назвал ее ласково-уменьшительным именем.
Габриэль кивнула, по-прежнему внимательно глядя ему в лицо.
– Но вы ведь не сделаете этого, Гэвин?
Они беседовали по-английски, и при звуках своего имени, произнесенного с сильным французским акцентом, Гэвин почувствовал, как по его спине пробегает дрожь удовольствия.
– Нет, – хриплым голосом отозвался он, понимая, как много значит для них установившееся между ними доверие. – Нет, я никогда не напишу ничего, что могло бы повредить вашей семье. Никогда.
– Вот и славно, топ ami , – мягко шепнула Габриэль, и в ту же секунду они оба поняли, что будут принадлежать друг другу всегда.
Вторую половину дня они провели, прогуливаясь рука об руку по роскошным садам дворца Фонтенбло.
– Почему вы уехали из Австралии? – спросила Габриэль, остановившись напротив бронзовой статуи Дианы-охотницы.
Сегодня в Фонтенбло не было тех толп, что заполняли сады в выходные дни, и по дорожкам бродили лишь разрозненные кучки туристов с фотоаппаратами через плечо и путеводителями в руках.
Чета пожилых американцев приблизилась к фонтану Дианы, намереваясь сфотографировать статую. Гэвин мягко потянул за собой Габриэль, и они двинулись к старинному рву, огибавшему северное крыло дворца.
– Тяга к перемене мест, – с усмешкой объяснил он. – Когда я в восемнадцать лет покинул дом, мне казалось, что все события на свете сосредоточены в Лондоне, а я хотел быть в самой их гуще. – Он заулыбался еще шире. – Но я так и не добрался до Лондона.
Габриэль пожала плечами.
– Для этого нужно лишь пересечь Ла-Манш. Если бы вы действительно захотели попасть в Лондон, могли бы оказаться там уже сегодня вечером.
– Не все так просто, – без тени сожаления отозвался Гэвин. – Где-то на полпути из Брисбена в Париж я вдруг понял, что хочу стать военным корреспондентом. Чтобы достичь этой цели, мне в первую очередь необходимо как следует закрепиться в пресс-бюро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Они пообедали в Фонтенбло в небольшом отеле с тем же названием, и только когда на стол подали вино и первые блюда, Гэвин задал вопрос, который занимал его с той самой секунды, когда он впервые увидел Габриэль:
– Кто вы по национальности?
– Француженка, – сказала Габриэль, но, сообразив, что он хотел узнать нечто иное, добавила: – Хотя у меня французское гражданство, я француженка лишь наполовину. Моя мать – вьетнамка.
Гэвин думал, что Габриэль окажется франко-алжиркой или франко-марокканкой. Он смотрел на нее, вытаращив глаза и комично приподняв выгоревшие на солнце брови.
– Так вот почему вы спросили, знаю ли я что-нибудь о Вьетнаме, когда я признался, что всеми силами добиваюсь назначения туда. – Он выглядел трогательно-смущенным. – А вы знаете эту страну? Бывали там?
– Я родилась во Вьетнаме, – ответила Габриэль, пригубив вино. – Я жила там до тех пор, пока мне не исполнилось восемь лет.
Гэвин мысленно отметил, что Габриэль покинула Вьетнам вскоре после сражения у Дьенбьенфу. На его лице отразилось легкое разочарование.
– Вы были слишком молоды, чтобы сохранить сколько-нибудь существенные воспоминания о родине. Вряд ли вы знаете о нынешнем положении во Вьетнаме больше других, – с сожалением сказал он, готовый сменить тему беседы.
Габриэль отложила вилку, поставила локти на стол и опустила подбородок на сцепленные пальцы.
– Нет, – медленно произнесла она. – Я была не так уж мала. – Габриэль смотрела мимо Гэвина затуманенными глазами, не замечая окружающего и видя только прошлое. Потом она чуть качнула головой, и ее ярко-рыжие локоны блеснули чистым золотом в лучах солнца, проникавших сквозь окна в ресторан. – Родственники моей матери и поныне живут в Сайгоне и часто пишут нам. – Габриэль на мгновение умолкла. До сих пор она никому не рассказывала о своей тетке, дяде и двоюродных братьях, оставшихся во Вьетнаме. – Один мой дядя, младший брат матери, – вьетконговец, – будничным голосом добавила она.
Гэвин вряд ли был бы ошеломлен больше, если бы Габриэль сказала, что ее дядя – сам Хо Ши Мин. Он моргнул и дрогнувшим голосом спросил:
– Вы общаетесь с ним?
– Нет. – Габриэль вновь сделала паузу и подцепила вилкой гриб. – Но тетка поддерживает с ним связь. Время от времени.
Гэвин подозвал официанта и попросил пива. Ему нравилось вино, но он не хотел затуманивать разум алкоголем и поэтому предпочел ограничиться легкими напитками.
– Время от времени – это как? – спросил он, налив в бокал пиво и подкрепившись солидным глотком. Ему хотелось продолжить разговор о Вьетнаме.
– Он ушел из дому в 1940 году и присоединился к ханойским коммунистам. От него не было известий двадцать пять лет, но два года назад он навестил старшую сестру матери, Нху, которая живет в Сайгоне. – Габриэль вновь запнулась. Деятельность дяди Диня относилась к тем вопросам, которые ни она, ни мать ни с кем не обсуждали, даже с отцом.
Она бросила на Гэвина внимательный взгляд. Габриэль была знакома с ним всего три дня, за это время они провели вместе лишь несколько часов, но внутренний голос подсказывал ей, что Гэвин не обманет ее доверия.
– Дядя прибыл на Юг с секретным поручением от генерала Зиапа...
– Зиап! – Имя человека, который привел армию Вьетминя к блистательной победе у Дьенбьенфу, всколыхнуло в душе Гэвина жадный интерес профессионального репортера.
Габриэль кивнула.
– Сейчас мой дядя служит в чине полковника северо-вьетнамской армии, хотя Нху утверждает, будто бы он вовсе не похож на полковника. Он и его люди пробрались на юг Вьетнама через территорию Лаоса и нагорья северо-восточной Камбоджи, весь путь проделав пешком. Нху сказала, что едва признала Диня, так сильно он изменился.
Гэвин затаил дыхание.
– Зачем они проникли на Юг? – спросил он, будто воочию представляя, какими заголовками пестрели бы газеты, поместившие подобный материал.
Габриэль чуть склонила голову набок.
– Генерал Зиап намерен тайно ввести свои войска на юг Вьетнама, но считает, что сначала там должен осмотреться кто-нибудь из его людей.
Гэвин медленно выдохнул. Сведения, которые сообщила ему Габриэль, особенно если дополнить их именами и датами, были достойны появиться на первых полосах «Тайме», «Нью-суик» и «Монд». Но если газеты опубликуют рассказ Габриэль, ее родственникам в Сайгоне придется несладко. Нху и ее детей объявят вьетконговцами. Стоит ему напечатать статью, и их подвергнут допросам, а может, даже казнят. Ему оставалось лишь гадать, сознает ли Габриэль, к чему может привести ее доверчивость.
– Вы понимаете, что произойдет, если я предам гласности ваши слова, Габи?
Впервые за время знакомства Гэвин назвал ее ласково-уменьшительным именем.
Габриэль кивнула, по-прежнему внимательно глядя ему в лицо.
– Но вы ведь не сделаете этого, Гэвин?
Они беседовали по-английски, и при звуках своего имени, произнесенного с сильным французским акцентом, Гэвин почувствовал, как по его спине пробегает дрожь удовольствия.
– Нет, – хриплым голосом отозвался он, понимая, как много значит для них установившееся между ними доверие. – Нет, я никогда не напишу ничего, что могло бы повредить вашей семье. Никогда.
– Вот и славно, топ ami , – мягко шепнула Габриэль, и в ту же секунду они оба поняли, что будут принадлежать друг другу всегда.
Вторую половину дня они провели, прогуливаясь рука об руку по роскошным садам дворца Фонтенбло.
– Почему вы уехали из Австралии? – спросила Габриэль, остановившись напротив бронзовой статуи Дианы-охотницы.
Сегодня в Фонтенбло не было тех толп, что заполняли сады в выходные дни, и по дорожкам бродили лишь разрозненные кучки туристов с фотоаппаратами через плечо и путеводителями в руках.
Чета пожилых американцев приблизилась к фонтану Дианы, намереваясь сфотографировать статую. Гэвин мягко потянул за собой Габриэль, и они двинулись к старинному рву, огибавшему северное крыло дворца.
– Тяга к перемене мест, – с усмешкой объяснил он. – Когда я в восемнадцать лет покинул дом, мне казалось, что все события на свете сосредоточены в Лондоне, а я хотел быть в самой их гуще. – Он заулыбался еще шире. – Но я так и не добрался до Лондона.
Габриэль пожала плечами.
– Для этого нужно лишь пересечь Ла-Манш. Если бы вы действительно захотели попасть в Лондон, могли бы оказаться там уже сегодня вечером.
– Не все так просто, – без тени сожаления отозвался Гэвин. – Где-то на полпути из Брисбена в Париж я вдруг понял, что хочу стать военным корреспондентом. Чтобы достичь этой цели, мне в первую очередь необходимо как следует закрепиться в пресс-бюро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87