Как бы ты не игнорировал мнение общества, ты все же так и не смог смирится, что твоей женой станет не мифическая красавица, которой будут восхищаться все и вся, а неприметная, неизвестная мышка… Не надо, — взмахнула Гейл рукой, предупреждая его возражения, — я все понимаю. Ты бы мог смирится с нашей женитьбой, будь я эксцентричной особой, пользующейся популярностью в свете. Но большей насмешки над собой, как вынужденная женитьба из-за приличий, трудно представить, не так ли? И ты возненавидел меня, а потом я тебя… Но все изменилось. Неожиданно, оказалось, что я стала той самой эксцентричной особой, которая может выкрасть драгоценности, скрыться на несколько лет, а потом восстать, как Феникс из пепла под другим именем… В тебе вновь возник интерес, который бы столь же быстро потух, если бы не Эллиот. Ты думал, что потерял меня, и нафантазировал много такого, чего нет и в помине. Уже через месяц ты начнешь тяготиться моей любовью, придумывать отговорки, почему задержался в своей мужском клубе и с честными глазами, утверждать, что мне просто показалось, что ты непозволительно долго беседовал с некой прелестной мисс Х…
Он не дал ей договорить, одним шагом приблизившись к ней и впившись ей в рот жарким поцелуем. Вдавливая ладонь в ее затылок, он не позволял ей увернуться.
— А разве это, я тоже придумал себе? — оторвавшись от ее распухших губ, спросил он.
— Ты всегда был страстным человеком…
— Как и ты, моя прелесть. — Джос неожиданно притянул ее руку к себе и поцеловал ладонь. — Какая же ты дуреха, Гейл. Нет, не вырывайся, дай досказать. Большей глупости, чем сейчас, я еще никогда не слышал. Может в этом виновато время — встреть я тебя лет пять назад, я бы даже не удосужился вспомнить твое имя, — не знаю, может дело в том, что я, наконец, понял, что мне нужно. Как бы то ни было, едва увидев тебя, я сразу был очарован твоим нахальством. Да, да, ничем иным, как нахальством. О, в тебе ключом била жизнь, ты была готова взорваться от любопытства, гнева, радости, от страсти. Ты все делала исключительно от сердца. В то время как я уже позабыл, что такое сильное чувство. Мною уже давно и прочно овладел сплин и я беспокойно маялся от скуки. И вот появляешься ты, и я уже с нетерпением ждал каждой новой встречи. А потом, испугался. Я то думал, что вновь вернулся на старую колею, нашел новое увлечение, ведь нечто похожее было у меня и Сел, и с Аглаей Темплетон, и с Мелани… Да не вырывайся, черт побери. Я всего лишь хочу тебе объяснить. Ни с одной из них, я не чувствовал, что вот-вот готов сорваться и послать к черту свои принципы. И я сорвался. Правда, я был слишком глуп, чтобы понять, что ты для меня. Мужчине в тридцать лет нелегко избавиться от старых привычек. Я наделал глупостей. Но ты, моя милая, заставила меня понять истину. Я так негодовал из-за потери своей свободы, но стоило мне получить ее, как я заскучал. Все женщины стали для меня на одно лицо, игра в карты быстро прискучила. Я, мыслимое дело, занялся обустройством Мейдстон-хауса, хотя порой мне хотелось разрушить его до основания, ведь в этом замке произошло слишком много бед… Теперь ты его не узнаешь, — он горько ухмыльнулся ей куда-то в волосы, — если конечно захочешь когда-нибудь навестить это место. Я маялся от скуки, бросаясь то в одно дело, то в другое, но нигде не находил того, что мне нужно — вкуса радости, азарта, нетерпения. Пока вновь не встретил тебя. Признаюсь, первой мыслью, было наказать тебя, преподать урок — мыслимое ли дело, переспать с собственным мужем, и так и не узнать его?! Я был взбешен, гадал, сколько у тебя было любовников, но стоило мне только дотронуться до тебя… А потом ты опять скрылась, но я уже поклялся не отпускать тебя. Я установил за тобой слежку, я затаился, в глубине души мечтая, что ты сама придешь ко мне… Но ты конечно же ничего подобного не сделала, и тогда я сам приехал к тебе. Я уже тогда, до того случая с Элиотом, знал, что нам суждено быть вместе… — Он поцеловал ее в лоб. — Я влюблен, как школьник, Гейл. Я хочу наших общих детей. Жить с тобой бок о бок столетие, умереть в один день, поправлять плед на твоих коленях, когда ты станешь старой и безобразной…
— Я и сейчас не красавица.
Он энергично кивнул.
— Безусловно, не буду этого отрицать. Ведь влюбленность не делает человека глупцом. Ай, — вскрикнул он, когда она не шуточно, ткнула его в бок локтем, — ты забываешь о моих ранах!
— Мог бы по крайней мере для вида возразить!
— И не подумаю, а иначе мое признание в вечной любви превратиться в пускание слюней и ты тут же заподозришь меня в подвохе. Ты отнюдь не роковая красавица, давно не молода, за твоими плечами сомнительное прошлое, стой, — рассмеялся он, когда она вновь начала вырываться, — но я люблю тебя именно такой, какая ты есть! С твоими веснушками, с твоим необузданным гневом, с твоими скоропалительными выводами… Я люблю тебя всю, — он слегка отстранился и, заглянув его глаза, серьезно добавил: — даже не смотря на то, что ты не веришь в наше счастье…
— Глупый, если бы я не верила, стала бы я ночами дежурить у твоей постели и стоять с тобой сейчас и выслушивать весь этот бред о том, что я не красива?
Он долго-долго смотрел на нее, словно впитывая в себя контуры ее исхудавшего от волнений лица, заново знакомясь с гипнотическим воздействием этих колдовских глаз, узнавая лукавую улыбку, красивый разлет бровей и эти уже родные ему веснушки…
Отныне и навсегда все это сокровище принадлежало ему и только ему!
Джос улыбнулся…
Эпилог
Несколько лет спустя…
В небольшом празднично убранном зале, рассчитанным всего лишь на пятьдесят человек, стоял легкий гул. В этом шуме не было и ноты чего-то тревожного, лишь только отголоски искреннего смеха, радостного восклицания, и тихой приятной музыки — приглашенные музыканты, словно бы пробовали свои силы, не решаясь заиграть громче, настойчивее.
И Виктория наслаждалась всем этим, а также приятным зрелищем, которое она с удовольствием наблюдала, — в этот момент вдовствующая графиня достала подаренные ей изящные часики, украшенные искрящимися бриллиантами, — вот уже час. Затем она вновь обвела взглядом залу, задерживаясь на лицах любимых ею людей.
Со скрытым любопытством она рассматривала свою невестку, пытаясь по ее виду угадать, какой же сюрприз та приготовила ей в подарок. И вновь в который раз, подумала, что воистину, пути любви неисповедимы. Ибо кто знал, что ее излюбленный сын когда-то повстречает дочь Эммы, женится на ней, а потом со всей страстью, унаследованной от отца, влюбится в эту девчонку?
Она с самого начала полюбила ее за дерзость, ну и что греха таить, за то нескрываемое обожание, которое каждый раз светилось на ее лице, стоило ей увидеть ее сына — ну, какой матери не приятно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Он не дал ей договорить, одним шагом приблизившись к ней и впившись ей в рот жарким поцелуем. Вдавливая ладонь в ее затылок, он не позволял ей увернуться.
— А разве это, я тоже придумал себе? — оторвавшись от ее распухших губ, спросил он.
— Ты всегда был страстным человеком…
— Как и ты, моя прелесть. — Джос неожиданно притянул ее руку к себе и поцеловал ладонь. — Какая же ты дуреха, Гейл. Нет, не вырывайся, дай досказать. Большей глупости, чем сейчас, я еще никогда не слышал. Может в этом виновато время — встреть я тебя лет пять назад, я бы даже не удосужился вспомнить твое имя, — не знаю, может дело в том, что я, наконец, понял, что мне нужно. Как бы то ни было, едва увидев тебя, я сразу был очарован твоим нахальством. Да, да, ничем иным, как нахальством. О, в тебе ключом била жизнь, ты была готова взорваться от любопытства, гнева, радости, от страсти. Ты все делала исключительно от сердца. В то время как я уже позабыл, что такое сильное чувство. Мною уже давно и прочно овладел сплин и я беспокойно маялся от скуки. И вот появляешься ты, и я уже с нетерпением ждал каждой новой встречи. А потом, испугался. Я то думал, что вновь вернулся на старую колею, нашел новое увлечение, ведь нечто похожее было у меня и Сел, и с Аглаей Темплетон, и с Мелани… Да не вырывайся, черт побери. Я всего лишь хочу тебе объяснить. Ни с одной из них, я не чувствовал, что вот-вот готов сорваться и послать к черту свои принципы. И я сорвался. Правда, я был слишком глуп, чтобы понять, что ты для меня. Мужчине в тридцать лет нелегко избавиться от старых привычек. Я наделал глупостей. Но ты, моя милая, заставила меня понять истину. Я так негодовал из-за потери своей свободы, но стоило мне получить ее, как я заскучал. Все женщины стали для меня на одно лицо, игра в карты быстро прискучила. Я, мыслимое дело, занялся обустройством Мейдстон-хауса, хотя порой мне хотелось разрушить его до основания, ведь в этом замке произошло слишком много бед… Теперь ты его не узнаешь, — он горько ухмыльнулся ей куда-то в волосы, — если конечно захочешь когда-нибудь навестить это место. Я маялся от скуки, бросаясь то в одно дело, то в другое, но нигде не находил того, что мне нужно — вкуса радости, азарта, нетерпения. Пока вновь не встретил тебя. Признаюсь, первой мыслью, было наказать тебя, преподать урок — мыслимое ли дело, переспать с собственным мужем, и так и не узнать его?! Я был взбешен, гадал, сколько у тебя было любовников, но стоило мне только дотронуться до тебя… А потом ты опять скрылась, но я уже поклялся не отпускать тебя. Я установил за тобой слежку, я затаился, в глубине души мечтая, что ты сама придешь ко мне… Но ты конечно же ничего подобного не сделала, и тогда я сам приехал к тебе. Я уже тогда, до того случая с Элиотом, знал, что нам суждено быть вместе… — Он поцеловал ее в лоб. — Я влюблен, как школьник, Гейл. Я хочу наших общих детей. Жить с тобой бок о бок столетие, умереть в один день, поправлять плед на твоих коленях, когда ты станешь старой и безобразной…
— Я и сейчас не красавица.
Он энергично кивнул.
— Безусловно, не буду этого отрицать. Ведь влюбленность не делает человека глупцом. Ай, — вскрикнул он, когда она не шуточно, ткнула его в бок локтем, — ты забываешь о моих ранах!
— Мог бы по крайней мере для вида возразить!
— И не подумаю, а иначе мое признание в вечной любви превратиться в пускание слюней и ты тут же заподозришь меня в подвохе. Ты отнюдь не роковая красавица, давно не молода, за твоими плечами сомнительное прошлое, стой, — рассмеялся он, когда она вновь начала вырываться, — но я люблю тебя именно такой, какая ты есть! С твоими веснушками, с твоим необузданным гневом, с твоими скоропалительными выводами… Я люблю тебя всю, — он слегка отстранился и, заглянув его глаза, серьезно добавил: — даже не смотря на то, что ты не веришь в наше счастье…
— Глупый, если бы я не верила, стала бы я ночами дежурить у твоей постели и стоять с тобой сейчас и выслушивать весь этот бред о том, что я не красива?
Он долго-долго смотрел на нее, словно впитывая в себя контуры ее исхудавшего от волнений лица, заново знакомясь с гипнотическим воздействием этих колдовских глаз, узнавая лукавую улыбку, красивый разлет бровей и эти уже родные ему веснушки…
Отныне и навсегда все это сокровище принадлежало ему и только ему!
Джос улыбнулся…
Эпилог
Несколько лет спустя…
В небольшом празднично убранном зале, рассчитанным всего лишь на пятьдесят человек, стоял легкий гул. В этом шуме не было и ноты чего-то тревожного, лишь только отголоски искреннего смеха, радостного восклицания, и тихой приятной музыки — приглашенные музыканты, словно бы пробовали свои силы, не решаясь заиграть громче, настойчивее.
И Виктория наслаждалась всем этим, а также приятным зрелищем, которое она с удовольствием наблюдала, — в этот момент вдовствующая графиня достала подаренные ей изящные часики, украшенные искрящимися бриллиантами, — вот уже час. Затем она вновь обвела взглядом залу, задерживаясь на лицах любимых ею людей.
Со скрытым любопытством она рассматривала свою невестку, пытаясь по ее виду угадать, какой же сюрприз та приготовила ей в подарок. И вновь в который раз, подумала, что воистину, пути любви неисповедимы. Ибо кто знал, что ее излюбленный сын когда-то повстречает дочь Эммы, женится на ней, а потом со всей страстью, унаследованной от отца, влюбится в эту девчонку?
Она с самого начала полюбила ее за дерзость, ну и что греха таить, за то нескрываемое обожание, которое каждый раз светилось на ее лице, стоило ей увидеть ее сына — ну, какой матери не приятно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74