Коль скоро мне доведется побывать в Эдинбурге, я могу поговорить с Розмари и даже, если хочешь, захвачу для нее послание.
– Два года назад я был у Розмари. – Стэнстед вздохнул. – Отец заставил меня поехать. С тех пор я ее не видел. Его милость упорно хочет внука, чтобы наш благородный род не угас вместе со мной, его мечта – иметь наследника, прежде чем ко мне перейдет герцогский титул. Только все равно Розмари никогда не вернется, так же как и Генриетта не вернулась бы. Но зачем тебе самому ехать в Шотландию? Разве ты не можешь отправить кого-нибудь за ребенком?
Кого-нибудь? Нет, он не мог так поступить! Маленький Эндрю и так всеми покинут – не хватало еще, чтобы его упаковали как посылку в коричневую бумагу и погрузили на корабль, отплывающий в чужую страну. Чьей бы плотью и кровью ни был этот ребенок, он не виноват в прегрешениях своих родителей. И потом, это дитя любила Кэтриона Синклер – любила так сильно, что даже была готова, если потребуется, пожертвовать своей целомудренностью.
Доминик поднял глаза на приятеля.
– Кажется, ты еще не до конца поверил в серьезность моих намерений. В Эдинбурге я буду трезв как стеклышко и полон сознания важности своей миссии. Мой отъезд должен пройти незаметно, поэтому мне нужна твоя помощь. Я хотел бы, чтобы ты как можно дольше поддерживал у всех убеждение, будто я еще в Лондоне.
Рыжие волосы Стэнстеда, казалось, шевелились от мыслей, отражаясь на поверхности кофейника, как распускающиеся цветки, как крошечные язычки пламени.
– Опять какая-то безумная игра! Зачем ты втягиваешь меня в свои дикие планы, Уиндхэм?
Доминик вздрогнул. Даже крепкий кофе не мог противостоять волнению, пробежавшему по его жилам. Зачем он едет? Ради неизвестного ему маленького мальчика? Или в память о собственном сыне, которого он похоронил в гробике размером меньше ящика письменного стола?
– Кого же мне просить, как не тебя! – Он со стуком поставил свою чашку. – Не пугайся, Стэнстед, тут нет ничего сложного. Сейчас мы с тобой устроим публичный дебош, а завтра ты пустишь «утку», что я еще не оклемался с перепоя. Любопытные и сочувствующие будут искать меня в моих апартаментах, но слуга встанет грудью у дверей и никого не пустит. Пройдет несколько дней, и ты, вероятно, услышишь восхитительные домыслы; я же к этому времени уже достигну столицы Шотландии. Мое появление там вполне может сойти за случайность, и никто не будет знать моей истинной цели.
– Ты с ума сошел?
– Ну да. – Доминик улыбнулся. – Я сошел с ума.
– О Боже! – Стэнстед налил себе бренди. – Признайся лучше, не стоит ли за всем этим женщина?
– Разумеется. Что здесь нового? На сей раз это степенная северянка, до ужаса добродетельная.
– Девушка в карете?
– Она самая. Печально, но все мои недозволенные приемы оказались напрасными. Стоическая неприступность, укрепленная шотландскими ценностями и подогреваемая чрезмерной подозрительностью. Тем не менее мы едем вместе и без приставленной в качестве надзирательницы почтенной дамы. Неосмотрительно с моей стороны, это ты собираешься сказать? Как бы там ни было, но я в самом деле не хочу испортить ей репутацию.
На минуту в комнате воцарилось молчание, и слышно было, как Стэнстед глотает свой кофе.
– Но зачем, Доминик? – внезапно спросил он. – Не легче ли найти шлюху? Она с удовольствием поедет с тобой.
О Боже! Вся его жизнь и так заполнена одними шлюхами. Доминик вдруг ощутил острую тоску и потребность в переменах.
– Когда благопристойная леди ежится от одного твоего вида, как будто ты Люцифер, хочется позволить себе какую-нибудь компенсацию. – Он стянул перчатки. – Можешь не сомневаться, сия особа непременно будет обесчещена, только это не получит огласки – вот почему ты должен мне помочь. А теперь, прошу тебя, одевайся.
Они вышли из игорного зала и, пошатываясь, побрели в место еще менее достойное. Это было самое шумное и низкопробное из всех заведений, которые Доминик только мог отыскать. Стэнстед уже едва держался на ногах – его физиономия белела под рыжими волосами, как оконная замазка на проржавевшей раме; однако Доминик, непоколебимый в своем стремлении к цели, продолжал тянуть его сквозь лабиринт улиц. Двое мужчин горланили, пили вино, забавлялись и, когда окружавшая их ночь подходила к концу, уже были всеми замечены. В это время денди возвращались в свои дома, крадучись, как вампиры, стараясь успеть замести следы до восхода солнца. Интересно, отражаются ли они в зеркале и исчезают ли, как настоящие вампиры, при виде креста с таким же пронзительным криком?
Пребывая в полном расстройстве всех чувств, Доминик подарил увязавшейся за ним шлюхе гинею – без сомнения, это были самые легкие деньги из всех, которые она когда-либо заработала, – и ощутил себя безнадежнейшим глупцом.
Он возвращался на Сент-Джеймс-стрит, буквально волоча на себе Стэнстеда. К этому времени простой люд уже начал выползать на улицы, как сонм сурков после долгой зимней спячки; по мостовой прошлепала шумная стая гусей вместе с покрикивавшей на них девочкой, а затем...
Джентльмен, двигавшийся им навстречу, отнюдь не был настроен дружелюбно: он поднялся в столь ранний час по рекомендации врача и в сопровождении камердинера гордо шествовал по улице, совершая свой ежедневный моцион. Два незадачливых великовозрастных шалопая оказались перед лицом суровой реальности – встреча весьма нежелательная в данных обстоятельствах.
Отец Стэнстеда направил на них свой лорнет.
Прежде чем подойти ближе, он, опустив лорнет, бросил короткий взгляд на сына.
Доминик поклонился, удивляясь, как ему еще удавалось сохранять равновесие.
– Доброе утро, ваша милость.
– Я вижу, мой сын подыскал себе достойную компанию. – Герцог и бровью не повел. – Вы топите в вине свою печаль, майор Уиндхэм, или празднуете удачный виток фортуны?
– Ни то, ни другое, – сказал Доминик. – Просто издержки молодости.
– В самом деле? Впрочем, после смерти Генриетты вы действительно свободны и можете снова вступить в брак. Я желал бы того же для моего сына.
Свободен, чтобы снова жениться? Что-то Господь его не надоумил, а ему самому это даже на минуту не пришло в голову.
– Увы, сие от нас не зависит! – Доминик вздохнул. Для мужчины его лет герцог Ратли выглядел еще очень крепким. Стэнстед был его единственным сыном. Опасное положение, учитывая, что дочь в расчет не принимается.
– Вы правы. Всего наилучшего, сэр.
– Будьте здоровы, ваша милость.
Герцог кивнул и удалился, сопровождаемый слугой.
– О Боже, меня сейчас вырвет. – Стэнстед, казалось, еще больше побледнел; он едва держался на ногах. – Папаша хочет, чтобы я произвел наследника для продолжения этого проклятого рода, а разве я могу, если я здесь, а она в Шотландии и живет как монахиня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
– Два года назад я был у Розмари. – Стэнстед вздохнул. – Отец заставил меня поехать. С тех пор я ее не видел. Его милость упорно хочет внука, чтобы наш благородный род не угас вместе со мной, его мечта – иметь наследника, прежде чем ко мне перейдет герцогский титул. Только все равно Розмари никогда не вернется, так же как и Генриетта не вернулась бы. Но зачем тебе самому ехать в Шотландию? Разве ты не можешь отправить кого-нибудь за ребенком?
Кого-нибудь? Нет, он не мог так поступить! Маленький Эндрю и так всеми покинут – не хватало еще, чтобы его упаковали как посылку в коричневую бумагу и погрузили на корабль, отплывающий в чужую страну. Чьей бы плотью и кровью ни был этот ребенок, он не виноват в прегрешениях своих родителей. И потом, это дитя любила Кэтриона Синклер – любила так сильно, что даже была готова, если потребуется, пожертвовать своей целомудренностью.
Доминик поднял глаза на приятеля.
– Кажется, ты еще не до конца поверил в серьезность моих намерений. В Эдинбурге я буду трезв как стеклышко и полон сознания важности своей миссии. Мой отъезд должен пройти незаметно, поэтому мне нужна твоя помощь. Я хотел бы, чтобы ты как можно дольше поддерживал у всех убеждение, будто я еще в Лондоне.
Рыжие волосы Стэнстеда, казалось, шевелились от мыслей, отражаясь на поверхности кофейника, как распускающиеся цветки, как крошечные язычки пламени.
– Опять какая-то безумная игра! Зачем ты втягиваешь меня в свои дикие планы, Уиндхэм?
Доминик вздрогнул. Даже крепкий кофе не мог противостоять волнению, пробежавшему по его жилам. Зачем он едет? Ради неизвестного ему маленького мальчика? Или в память о собственном сыне, которого он похоронил в гробике размером меньше ящика письменного стола?
– Кого же мне просить, как не тебя! – Он со стуком поставил свою чашку. – Не пугайся, Стэнстед, тут нет ничего сложного. Сейчас мы с тобой устроим публичный дебош, а завтра ты пустишь «утку», что я еще не оклемался с перепоя. Любопытные и сочувствующие будут искать меня в моих апартаментах, но слуга встанет грудью у дверей и никого не пустит. Пройдет несколько дней, и ты, вероятно, услышишь восхитительные домыслы; я же к этому времени уже достигну столицы Шотландии. Мое появление там вполне может сойти за случайность, и никто не будет знать моей истинной цели.
– Ты с ума сошел?
– Ну да. – Доминик улыбнулся. – Я сошел с ума.
– О Боже! – Стэнстед налил себе бренди. – Признайся лучше, не стоит ли за всем этим женщина?
– Разумеется. Что здесь нового? На сей раз это степенная северянка, до ужаса добродетельная.
– Девушка в карете?
– Она самая. Печально, но все мои недозволенные приемы оказались напрасными. Стоическая неприступность, укрепленная шотландскими ценностями и подогреваемая чрезмерной подозрительностью. Тем не менее мы едем вместе и без приставленной в качестве надзирательницы почтенной дамы. Неосмотрительно с моей стороны, это ты собираешься сказать? Как бы там ни было, но я в самом деле не хочу испортить ей репутацию.
На минуту в комнате воцарилось молчание, и слышно было, как Стэнстед глотает свой кофе.
– Но зачем, Доминик? – внезапно спросил он. – Не легче ли найти шлюху? Она с удовольствием поедет с тобой.
О Боже! Вся его жизнь и так заполнена одними шлюхами. Доминик вдруг ощутил острую тоску и потребность в переменах.
– Когда благопристойная леди ежится от одного твоего вида, как будто ты Люцифер, хочется позволить себе какую-нибудь компенсацию. – Он стянул перчатки. – Можешь не сомневаться, сия особа непременно будет обесчещена, только это не получит огласки – вот почему ты должен мне помочь. А теперь, прошу тебя, одевайся.
Они вышли из игорного зала и, пошатываясь, побрели в место еще менее достойное. Это было самое шумное и низкопробное из всех заведений, которые Доминик только мог отыскать. Стэнстед уже едва держался на ногах – его физиономия белела под рыжими волосами, как оконная замазка на проржавевшей раме; однако Доминик, непоколебимый в своем стремлении к цели, продолжал тянуть его сквозь лабиринт улиц. Двое мужчин горланили, пили вино, забавлялись и, когда окружавшая их ночь подходила к концу, уже были всеми замечены. В это время денди возвращались в свои дома, крадучись, как вампиры, стараясь успеть замести следы до восхода солнца. Интересно, отражаются ли они в зеркале и исчезают ли, как настоящие вампиры, при виде креста с таким же пронзительным криком?
Пребывая в полном расстройстве всех чувств, Доминик подарил увязавшейся за ним шлюхе гинею – без сомнения, это были самые легкие деньги из всех, которые она когда-либо заработала, – и ощутил себя безнадежнейшим глупцом.
Он возвращался на Сент-Джеймс-стрит, буквально волоча на себе Стэнстеда. К этому времени простой люд уже начал выползать на улицы, как сонм сурков после долгой зимней спячки; по мостовой прошлепала шумная стая гусей вместе с покрикивавшей на них девочкой, а затем...
Джентльмен, двигавшийся им навстречу, отнюдь не был настроен дружелюбно: он поднялся в столь ранний час по рекомендации врача и в сопровождении камердинера гордо шествовал по улице, совершая свой ежедневный моцион. Два незадачливых великовозрастных шалопая оказались перед лицом суровой реальности – встреча весьма нежелательная в данных обстоятельствах.
Отец Стэнстеда направил на них свой лорнет.
Прежде чем подойти ближе, он, опустив лорнет, бросил короткий взгляд на сына.
Доминик поклонился, удивляясь, как ему еще удавалось сохранять равновесие.
– Доброе утро, ваша милость.
– Я вижу, мой сын подыскал себе достойную компанию. – Герцог и бровью не повел. – Вы топите в вине свою печаль, майор Уиндхэм, или празднуете удачный виток фортуны?
– Ни то, ни другое, – сказал Доминик. – Просто издержки молодости.
– В самом деле? Впрочем, после смерти Генриетты вы действительно свободны и можете снова вступить в брак. Я желал бы того же для моего сына.
Свободен, чтобы снова жениться? Что-то Господь его не надоумил, а ему самому это даже на минуту не пришло в голову.
– Увы, сие от нас не зависит! – Доминик вздохнул. Для мужчины его лет герцог Ратли выглядел еще очень крепким. Стэнстед был его единственным сыном. Опасное положение, учитывая, что дочь в расчет не принимается.
– Вы правы. Всего наилучшего, сэр.
– Будьте здоровы, ваша милость.
Герцог кивнул и удалился, сопровождаемый слугой.
– О Боже, меня сейчас вырвет. – Стэнстед, казалось, еще больше побледнел; он едва держался на ногах. – Папаша хочет, чтобы я произвел наследника для продолжения этого проклятого рода, а разве я могу, если я здесь, а она в Шотландии и живет как монахиня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93