— Да, конечно, но — как?! — воскликнула госпожа Фавар, которая оставила уже мысли о своем горе и думала только о том, как помочь несчастной Перетте. Вдруг она сказала:
— Я поеду к маркизе Помпадур! Только она может добиться помилования для Фанфана!
— Король, Помпадур! — гневно проворчал Бравый Вояка. — Не доказали ли они нам, что на них нельзя рассчитывать? Да, кроме того, всё это займет много времени, а у нас его нет!
И со всей силой убежденности, со всем пылом он воскликнул:
— Если бы я мог к нему попасть, я бы поехал к маршалу Саксонскому!
— Маршал Саксонский! — повторила госпожа Фавар, нахмурив брови. — Маршал Саксонский!
— Он ведь знает Фанфана, он ведь сам пожаловал ему звание первого кавалера Франции! Я уверен, что, если он узнает правду, то, ни минуты не колеблясь, воспрепятствует этой несправедливой, чудовищной казни!
— Может быть, вы и правы, мой друг! — подтвердила актриса, в то время как Перетта, цепляясь за последнюю надежду, умоляюще смотрела на нее глазами, из которых потоком лились слезы.
— Только вот не знаю, — продолжал свою мысль Бравый Вояка, свирепо теребя усы, — пустят ли меня к нему? Там полно этих щелкоперов-адъютантов, которые вьются вокруг такой важной персоны, дадут ли они мне возможность хоть приблизиться к их начальнику?
— А если бы к нему поехали вы? — вдруг осенило Перетту.
Госпожа Фавар молчала. Она раздумывала. Обстоятельства были вовсе не так просты. Она прекрасно помнила историю с мадригалом, который она сожгла на глазах у мужа в пламени свечи. Ясно, что маршал к ней весьма неравнодушен. Но, если она к нему обратится за помощью, не предъявит ли он ей взамен требования, которые ее порядочность не позволит ей удовлетворить? Перетта не знала всего этого. Она продолжала умолять:
— Да, да, мадам, я прошу вас, пожалуйста! Маршал вам не откажет!
«В конце концов, — подумала госпожа Фавар, — если мой обожатель окажется слишком предприимчивым, я сумею его перехитрить. Жизнь Фанфана стоит того, чтобы рискнуть. И я уверена, что Фавар простит мне это предприятие, даже если я заплачу за него поцелуем в качестве выкупа».
— Хорошо! — сказала она. — Я еду!
Перетта, чуть-чуть успокоенная, обняла ее, говоря: — Ах, мадам, если вы выхлопочете помилование для Фанфана, я буду обязана вам больше, чем жизнью!
В этот самый час маршал Саксонский, который одновременно узнал о несчастье Фанфана и аресте Фавара, готовился к отъезду в замок Шамбор, каковой, вместе с прилегающими к нему землями, был подарен ему Людовиком XV за его столь важные и столь блистательные заслуги.
Маршал больше, чем осмеливался сам себе в этом признаться, был огорчен молчанием госпожи Фавар: она, видимо, осталась совершенно равнодушной к полученному от него письму, такому пылкому и такому лестному для нее! Кроме того, ему доставляли неприятные ощущения приступы подагры: к его большой досаде, они обрекали его, хотя бы на какое-то время, на диету и покой. Поэтому он решил, что на несколько дней он должен удалиться от света, чтобы отдохнуть от сердечных разочарований и физического недомогания одновременно. Он приказал подать ему карету к восьми часам вечера и, сопровождаемый ординарцем, собирался уехать сразу после обильного обеда, которого требовал его ненасытный желудок. Берлина, роскошно запряженная шестью англо-нормандскими полукровками, уже ждала во дворе его дома. Лошади в упряжи из светлой кожи с маленьким гербом рыли копытами землю и грызли серебряные уздечки, сверкавшие при свете факелов, которые держали в руках шесть лакеев, стоя у ступеней крыльца с двойной лестницей. Форейтор в яркой ливрее и белоснежном парике, обрамляющем сияющую румяную физиономию, уже сидел верхом с хлыстом на левом плече; двое лакеев ждали, стоя по обеим сторонам входной двери, откуда маршал должен был спуститься к карете.
Морис Саксонский, отяжелевший после обильной трапезы и ощущая рези в желудке, которые мучили и раздражали его, с трудом спустился по лестнице. Он бросил довольный взгляд на великолепный, доведенный до блеска экипаж и тяжело поднялся на подножку, проворно опущенную двумя лакеями. Карета дрогнула под его тяжестью. Ординарец тоже быстро прыгнул в карету, лакеи вскочили на запятки, и под топот сапог и копыт кортеж приготовился к поездке в Орлеан.
Тяжелая карета, быстро пересекая улицу Фобур-Сент-Оноре, чуть не опрокинула портшез, перед которым ехал лакей с фонарем. Маршал и не подозревал, что в нем ехала госпожа Фавар, торопясь встретиться с ним. И карета проехала мимо так быстро, что актриса даже не успела разглядеть ее и понять, что в ней мчался ее воздыхатель, который уже начал дремать на шелковых подушках. Она продолжала путь.
Когда она подъехала к дому маршала, швейцарец, выполнявший обязанности дворецкого, сообщил ей, к ее глубокому огорчению, что маршал только что отбыл.
— В каком направлении? — спросила госпожа Фавар.
— Господин маршал в данный момент во весь опор катит к своему замку Шамбор.
— У меня очень важное и срочное дело, — сказала госпожа Фавар, — я постараюсь догнать его.
Швейцарец, скептически улыбаясь, заметил:
— Боюсь, мадам, что это неосуществимо. У господина маршала лучший экипаж во Франции, его лошади летят, как на крыльях. Вы не сможете его догнать.
Настаивать не имело смысла. «В любом случае, даже если я получу указ о помиловании, — думала госпожа Фавар, — он придет слишком поздно — казнь ведь назначена на завтра!»
Совершенно убитая, госпожа Фавар отправилась в обратный путь. Это был час, когда все колокола Парижа звонко и весело отбивали в темноте девять часов вечера.
Когда Перетта услышала звяканье замка на входной двери, она вскочила с постели, где лежала, распростертая, в ожидании, под наблюдением Бравого Вояки. Трепеща от страха и надежды, что госпожа Фавар привезла спасение для ее обожаемого Фанфана, она вскричала срывающимся голоском:
— Ну, он спасен, да?
Но — увы! Выражение лица и поза госпожи Фавар ясно говорили о том, что она не привезла успеха. Печально она подошла к девушке, нежно обняла ее и тихонько сказала:
— Держись, дорогая!
— Значит, — прошептала Перетта с почти безумным взглядом, — маршал отказал вам?
— Я не видела маршала.
— Он не захотел вас принять?
— Нет, нет, он уехал в свой замок в Шамбор совсем незадолго до моего визита. И, к несчастью, карета маршала несется с такой быстротой, что нечего было даже пытаться ее догнать.
— Значит, Фанфан, бедный мой Фанфан, теперь уже окончательно погиб!
— Нам еще остается надежда на вмешательство маркизы и милосердие короля.
— Бравый Вояка только что сказал, что на них нельзя рассчитывать! — воскликнула Перетта. В ее охрипшем голоске звучало раздирающее душу отчаяние. Она продолжала, задыхаясь от сердцебиения:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87