Затем он прошел по улице Сен-Мишель в кондитерскую, чья витрина предлагала прохожим широчайший выбор разнообразных печеных изделий, и заказал там огромный пирог, настоящую Вавилонскую башню; такой же, подавляя всех своей величественной массой, возвышался на витрине, как собор посреди селения, над румяными воздушными тортами, круглыми ватрушками и кексами, окружавшими его стены; затем, подозвав закрытый экипаж, он втиснулся в него вместе со своими покупками и велел везти его в Фор ль'Эвек.
Подъехав к воротам мрачного здания, он уже приготовился переступить через его порог, но страж загородил ему дорогу, закричав с сильным провинциальным акцентом:
— Куда? Проход запрещен!
— Тихо, тихо, парень! — воскликнул ветеран. — Ты хорошо несешь службу, это правильно. Но когда ты узнаешь, что я приехал навестить моего старого друга сержанта Монкорне, я думаю, ты меня пропустишь.
Вахтенный замялся, но в это время на шум их голосов из двери вышел человек с трубкой во рту и закричал:
— Дьявольщина! Никак Бравый Вояка! Вот это да!
— Монкорне, дружище! — радостно вскричал старый солдат, держа в одной руке огромный пакет, а другую протягивая давнему соратнику.
Тот же, горячо пожав руку Бравого Вояки, объявил сторожевому:
— Смотри, молокосос, перед тобой самый острый клинок Франции!
Ветеран ухмыльнулся в усы, а Монкорне продолжал:
— Ну, старикан, каким ветром тебя занесло в наши края? Ты редко появляешься; после той кружки, которую я выпил с тобой уже давненько в кабаре «Сосновая шишка», я тебя не видел. Как вспомнишь деньки, когда я только начинал военную службу в Венгрии под командой моего крутого капитана… Черт подери! Надо отметить твое появление!
Но Бравый Вояка жестом остановил его излияния.
— Старик, — сказал он, — спасибо, что предлагаешь мне отпраздновать встречу! Но сейчас я пришел к моему другу, заключенному Фавару, — хочу передать кое-что, чтобы слегка скрасить его здешнюю жизнь. Посмотри, какой пирог! Красиво, правда? Он внесет разнообразие в его тюремное меню, и я уверен, что мой друг Фавар — приятнейший из людей, доставит себе удовольствие и пригласит тебя его попробовать.
— Черт! — проворчал Монкорне, — сейчас совсем не время для посещений!
— Да? А я не знал.
— Если бы у тебя хотя бы было специальное разрешение господина главного лейтенанта полиции…
— Послушай, разве так необходимы всякие бумажки для таких старых товарищей по боям, как мы с тобой?
— Да, конечно, но…
— Но — что? Ведь, в сущности, господин Фавар, как и все, кто здесь находится, люди совершенно не опасные, да и не виноваты ни в чем серьезном. Ради меня ты можешь нарушить правило, тем более, что оно и вообще-то ни к чему.
— Ну, ладно, Бравый Вояка, — уступил Монкорне, — если тебе так уж хочется…
И Монкорне прошел в сторожевое помещение, снял с гвоздя тяжеленную связку ключей, висевшую над запачканным чернилами списком арестованных, и, вернувшись к посетителю, сказал:
— Пойдем!
Мужчины, пройдя по длинному коридору, подошли к камере Фавара. Темные коридоры с облупленной штукатуркой здесь не наводили уныния и тоски, так как в камерах отовсюду слышался веселый шум и гвалт. Там были актеры, которые скрашивали себе вынужденный досуг чтением вслух монологов и ролей. Выкрики, пение, громкое чтение вслух колебали ветхие стены необычной тюрьмы. Ветеран, обалдевший от шума, спрашивал себя, не ошибся ли он и не попал ли вместо Фор ль'Эвек в сумасшедший дом; но в это время унтер-офицер открыл дверь, створки которой издавали душераздирающий скрип, и Бравый Вояка, придав соответствующее случаю выражение лица, увидел драматурга, занятого рисованием на стене силуэтов. Его пальцы, странно сомкнутые и держащие кусок угля, придавали этим китайским теням разные формы, и одна из них явно нацелилась откусить нос карикатуре на маршала. Было видно, что Фавар уже пришел в себя и его обычная веселость снова взяла верх.
Узнав управляющего, он оставил свое занятие.
— Наконец-то! — воскликнул Фавар. — Я снова обретаю связь с живыми! Бравый Вояка! Дорогой мой Бравый Вояка! Подойди и дай мне прижать тебя к моему благодарному сердцу!
Солдат, которого Фавар, наконец, отпустил, уронил свой пирог, и тот со странным шумом покатился по полу. Сержант поднял его и, понюхав, пробормотал:
— Пахнет он очень вкусно, но весит до чего много!
Бравый Вояка быстро подхватил пирог и водрузил на стол. Потом, подталкивая сержанта Монкорне к двери, сказал:
— Скоро, скоро, дорогой мой, мы выпьем за здоровье твоего пленника!
Как только сержант ушел, Фавар, сгорая от желания узнать все новости о доме, набросился на солдата с тревожными вопросами:
— Как жена?
— Очень хорошо!
— А Фанфан?
— Спасен! Но не будем терять времени на бесполезные разговоры! Сейчас надо действовать быстро!
Он поспешно снял корочку, венчавшую гигантский пирог, и извлек из середины чуда кулинарного искусства кинжал, пистолет, напильник и свернутую в кольцо веревку с узлами.
Увидев эти предметы, столь разнообразные и столь неожиданные, Фавар, на мгновение забыв о своем трагическом положении, разразился громким хохотом.
— В чем дело? Что это вас так разбирает? — обиженно спросил Бравый Вояка.
— Дорогой мой, — ответил Фавар, громко хлопая его по плечу, — если бы ты был драматургом, я бы тебе сказал, что ты сочинил великолепную сцену комического появления. Но, поскольку ты просто солдат с добрым сердцем, я скажу тебе, что весь этот устрашающий инвентарь не может мне помочь.
— Почему же?
— Потому что я не хочу еще ухудшить свое положение бегством.
— Не понимаю! — пробурчал ветеран, сбитый с толку.
— Ты не понимаешь, что этот проклятый маршал Саксонский, который добился того, что меня засадили в тюрьму, если я удеру, направит по моим следам всю жандармерию королевства и, когда меня поймают, сможет просто вздернуть меня на виселице!
— Да это вовсе не маршал, а Люрбек вас засадил сюда! — разразился возмущенный Бравый Вояка.
— Что ты говоришь? — закричал Фавар, падая, наконец, с облаков.
— Правду, как всегда! Ведь это проклятый датчанин выпросил у короля секретный приказ и собственноручно вручил его лейтенанту полиции в Версале!
— Кто тебе сказал?
— Солдаты, которых я расспрашивал сам и которые видели, как вас арестовывают.
— Вот так как!
— Люрбек — это ясно, как на ладони, — хотел избавиться от вас, как от свидетеля, которого иначе вызвали бы в суд, и вы, конечно, рассказали бы все, как было, и раскрыли бы его роль в деле Фанфана! А кроме того, между нами говоря, я уверен, что и он тоже здорово влюблен в вашу жену.
— В этом-то и я уверен! — прорычал Фавар. — Так это он! Ах, негодяй, ах, бандит… — Тут он подскочил, сделал па из гавота, повернулся кругом и, схватив старого солдата за пуговицу, вскричал, внезапно очень обрадовавшись:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Подъехав к воротам мрачного здания, он уже приготовился переступить через его порог, но страж загородил ему дорогу, закричав с сильным провинциальным акцентом:
— Куда? Проход запрещен!
— Тихо, тихо, парень! — воскликнул ветеран. — Ты хорошо несешь службу, это правильно. Но когда ты узнаешь, что я приехал навестить моего старого друга сержанта Монкорне, я думаю, ты меня пропустишь.
Вахтенный замялся, но в это время на шум их голосов из двери вышел человек с трубкой во рту и закричал:
— Дьявольщина! Никак Бравый Вояка! Вот это да!
— Монкорне, дружище! — радостно вскричал старый солдат, держа в одной руке огромный пакет, а другую протягивая давнему соратнику.
Тот же, горячо пожав руку Бравого Вояки, объявил сторожевому:
— Смотри, молокосос, перед тобой самый острый клинок Франции!
Ветеран ухмыльнулся в усы, а Монкорне продолжал:
— Ну, старикан, каким ветром тебя занесло в наши края? Ты редко появляешься; после той кружки, которую я выпил с тобой уже давненько в кабаре «Сосновая шишка», я тебя не видел. Как вспомнишь деньки, когда я только начинал военную службу в Венгрии под командой моего крутого капитана… Черт подери! Надо отметить твое появление!
Но Бравый Вояка жестом остановил его излияния.
— Старик, — сказал он, — спасибо, что предлагаешь мне отпраздновать встречу! Но сейчас я пришел к моему другу, заключенному Фавару, — хочу передать кое-что, чтобы слегка скрасить его здешнюю жизнь. Посмотри, какой пирог! Красиво, правда? Он внесет разнообразие в его тюремное меню, и я уверен, что мой друг Фавар — приятнейший из людей, доставит себе удовольствие и пригласит тебя его попробовать.
— Черт! — проворчал Монкорне, — сейчас совсем не время для посещений!
— Да? А я не знал.
— Если бы у тебя хотя бы было специальное разрешение господина главного лейтенанта полиции…
— Послушай, разве так необходимы всякие бумажки для таких старых товарищей по боям, как мы с тобой?
— Да, конечно, но…
— Но — что? Ведь, в сущности, господин Фавар, как и все, кто здесь находится, люди совершенно не опасные, да и не виноваты ни в чем серьезном. Ради меня ты можешь нарушить правило, тем более, что оно и вообще-то ни к чему.
— Ну, ладно, Бравый Вояка, — уступил Монкорне, — если тебе так уж хочется…
И Монкорне прошел в сторожевое помещение, снял с гвоздя тяжеленную связку ключей, висевшую над запачканным чернилами списком арестованных, и, вернувшись к посетителю, сказал:
— Пойдем!
Мужчины, пройдя по длинному коридору, подошли к камере Фавара. Темные коридоры с облупленной штукатуркой здесь не наводили уныния и тоски, так как в камерах отовсюду слышался веселый шум и гвалт. Там были актеры, которые скрашивали себе вынужденный досуг чтением вслух монологов и ролей. Выкрики, пение, громкое чтение вслух колебали ветхие стены необычной тюрьмы. Ветеран, обалдевший от шума, спрашивал себя, не ошибся ли он и не попал ли вместо Фор ль'Эвек в сумасшедший дом; но в это время унтер-офицер открыл дверь, створки которой издавали душераздирающий скрип, и Бравый Вояка, придав соответствующее случаю выражение лица, увидел драматурга, занятого рисованием на стене силуэтов. Его пальцы, странно сомкнутые и держащие кусок угля, придавали этим китайским теням разные формы, и одна из них явно нацелилась откусить нос карикатуре на маршала. Было видно, что Фавар уже пришел в себя и его обычная веселость снова взяла верх.
Узнав управляющего, он оставил свое занятие.
— Наконец-то! — воскликнул Фавар. — Я снова обретаю связь с живыми! Бравый Вояка! Дорогой мой Бравый Вояка! Подойди и дай мне прижать тебя к моему благодарному сердцу!
Солдат, которого Фавар, наконец, отпустил, уронил свой пирог, и тот со странным шумом покатился по полу. Сержант поднял его и, понюхав, пробормотал:
— Пахнет он очень вкусно, но весит до чего много!
Бравый Вояка быстро подхватил пирог и водрузил на стол. Потом, подталкивая сержанта Монкорне к двери, сказал:
— Скоро, скоро, дорогой мой, мы выпьем за здоровье твоего пленника!
Как только сержант ушел, Фавар, сгорая от желания узнать все новости о доме, набросился на солдата с тревожными вопросами:
— Как жена?
— Очень хорошо!
— А Фанфан?
— Спасен! Но не будем терять времени на бесполезные разговоры! Сейчас надо действовать быстро!
Он поспешно снял корочку, венчавшую гигантский пирог, и извлек из середины чуда кулинарного искусства кинжал, пистолет, напильник и свернутую в кольцо веревку с узлами.
Увидев эти предметы, столь разнообразные и столь неожиданные, Фавар, на мгновение забыв о своем трагическом положении, разразился громким хохотом.
— В чем дело? Что это вас так разбирает? — обиженно спросил Бравый Вояка.
— Дорогой мой, — ответил Фавар, громко хлопая его по плечу, — если бы ты был драматургом, я бы тебе сказал, что ты сочинил великолепную сцену комического появления. Но, поскольку ты просто солдат с добрым сердцем, я скажу тебе, что весь этот устрашающий инвентарь не может мне помочь.
— Почему же?
— Потому что я не хочу еще ухудшить свое положение бегством.
— Не понимаю! — пробурчал ветеран, сбитый с толку.
— Ты не понимаешь, что этот проклятый маршал Саксонский, который добился того, что меня засадили в тюрьму, если я удеру, направит по моим следам всю жандармерию королевства и, когда меня поймают, сможет просто вздернуть меня на виселице!
— Да это вовсе не маршал, а Люрбек вас засадил сюда! — разразился возмущенный Бравый Вояка.
— Что ты говоришь? — закричал Фавар, падая, наконец, с облаков.
— Правду, как всегда! Ведь это проклятый датчанин выпросил у короля секретный приказ и собственноручно вручил его лейтенанту полиции в Версале!
— Кто тебе сказал?
— Солдаты, которых я расспрашивал сам и которые видели, как вас арестовывают.
— Вот так как!
— Люрбек — это ясно, как на ладони, — хотел избавиться от вас, как от свидетеля, которого иначе вызвали бы в суд, и вы, конечно, рассказали бы все, как было, и раскрыли бы его роль в деле Фанфана! А кроме того, между нами говоря, я уверен, что и он тоже здорово влюблен в вашу жену.
— В этом-то и я уверен! — прорычал Фавар. — Так это он! Ах, негодяй, ах, бандит… — Тут он подскочил, сделал па из гавота, повернулся кругом и, схватив старого солдата за пуговицу, вскричал, внезапно очень обрадовавшись:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87