Молодой человек был бодр и выглядел прекрасно, он сохранял гордый вид, соответствующий его нарядному мундиру. Но при этом его все время угнетало ужасное беспокойство. Никаких новостей, касающихся последствий похищения Перетты, у него не было, и он изнемогал от бесплодного ожидания письма Бравого Вояки, которое принесло бы ему хотя бы какие-нибудь сведения, хоть капельку информации. Но у почтальона в сумке так и не появлялось письма для кавалера Фанфана, и каждый новый день неизвестности был для бедного юноши мучительнее предыдущего. Задумавшись, он шагал по террасе, когда лейтенант Д'Орильи прошел мимо него. Время не стерло в сознании офицера воспоминания о прелестной актрисе, и он все также ненавидел своего счастливого соперника. Приблизившись к Фанфану, который не видел, что Д'Орильи оказался поблизости, офицер окликнул его тоном, далеким от приветливости:
— Вот как, Фанфан-Георгин! Вы теперь уже не приветствуете тех, кто выше вас по чину?
Штандартоносец, очнувшийся от своих мыслей, побледнел от гнева, но, сжав кулаки, принял должную позу, пристально глядя с расстояния в пять шагов на своего лейтенанта. Маркиз не отказал себе в удовольствии продержать его некоторое время в таком положении. Потом, бросив на него презрительный взгляд, ушел, не повернув головы.
Фанфан, бледный, как смерть, смотрел, как тот уходит. В этот момент он отдал бы все на свете, чтобы быть офицером и иметь возможность отплатить хоть один раз за все оскорбления и унижения, которые уже целый год наносил ему надменный щелкопер. Но он сдержал себя и снова углубился в свои мысли, не думая больше об офицере, который быстрым шагом удалился в замок.
Как только Д'Орильи оказался в своем кабинете, туда вошел вестовой и объявил:
— Господин лейтенант, там один крестьянин просит позволения поговорить с вами. Он уже целый час ждет.
— Пусть войдет!
Солдат впустил в комнату фламандца с волосами цвета спелой ржи, с веснущатым лицом, одетого в синюю блузу, не заправленную в бумазейные штаны, а свисающую свободно. Человек поклонился и, несколько подавленный военным видом помещения, молча протянул ему запечатанное письмо.
Маркиз Д'Орильи открыл его и прочел:
«Я нахожусь в гостинице, в двух лье от вашего штаба. Я хотел бы иметь с вами разговор, чрезвычайно важный и срочный. Пожалуйста, велите оформить мне пропуск, с которым я мог бы к вам пройти!
Люрбек. «
Лейтенант нахмурил брови. Что может быть нужно от него Люрбеку? Насколько охотно и часто он с ним встречался, когда вел жизнь, полную удовольствий, настолько теперь ему не хотелось его видеть.
Молодой маркиз много размышлял с тех пор, как снова оказался в армии. Он часто вспоминал о скверных советах своего так называемого друга, приведших его на наклонную плоскость разврата. Он ясно понял, что долгая дружба с ним принесла ему больше вреда, чем пользы. Похищение Перетты и все огорчения и неприятности, к которым оно привело, были результатом его тлетворного влияния. И ему стало неприятно во время военных действий снова видеть человека, которого он теперь считал своим злым гением. Тем не менее, он не мог и не должен был забывать о том, что Люрбек однажды его выручил. Он и до сих пор был ему должен большую сумму денег, предложенную Люрбеком в момент, когда он был связан карточным долгом, что могло привести его к бесчестью и стоить ему изгнания из армии.
В его памяти всплыла фраза Люрбека: «Вы отдадите мне долг, когда выгодно женитесь!» Выгодная женитьба! Какая насмешка! В часы боев не могло быть и разговора о таких пустяках! И все же, хотя какой-то неясный инстинкт советовал ему отказать посланцу Люрбека, он, движимый силой, превосходящей его волю, все-таки принял решение, взял листок бумаги, написал на нем несколько слов, приложил печать и протянул крестьянину пропуск по всей форме на имя шевалье.
День быстро угасал. Офицер больше не думал о шевалье де Люрбеке, его отвлекло большое количество поступивших шифрованных депеш чрезвычайной важности. К вечеру, когда солнце уже садилось за гряду розовых облаков, раздались громкие клики. Робер Д'Орильи подошел к окну. От земли поднимался свет. Два ряда солдат, несших на штыках ружей зажженные тряпки, пропитанные смолой, составляли полосу огня. Две тысячи горл кричали:
— Да здравствует король!
Людовик XV сдержал обещание, данное им маршалу. Он приехал вместе с дофином, чтобы присутствовать при гигантской битве, намеченной на следующий день. Золотые бляшки на берлине короля сверкали при свете факелов. Король, в маршальской форме, вышел из кареты, сопровождаемый юным принцем, одетым в форму генерала кавалерии. И снова раздались возгласы:
— Да здравствует дофин!
Взволнованный этим величественным зрелищем, Д'Орильи не мог сдержать ликования. Раз уж сам монарх лично явился воодушевить солдат, исход битвы не мог внушать сомнений! Каждый человек в армии, от генерала до рядового, знал свой долг, и каждый выполнит его до конца. И из уст офицера вырвался крик:
— Да здравствует король!
Д'Орильи совершенно забыл о щекотливой ситуации, в которую он попал из-за Люрбека, и не думал больше ни о чем, кроме новых подвигов. Но его из царства прекрасных грез о славе вернул к действительности секретарь генерального штаба, объявив ему, что пришли новые чрезвычайно важные отправления и он нужен, чтобы тут же их расшифровать. Он тотчас же взялся снова за трудную работу, достал шифровальный ключ и расшифровал срочные донесения. Одна из депеш, самая важная, содержала точный план размещения дивизий, которые должны были занять свои позиции ночью, а на следующее утро быть на местах и вступить в бой. Офицер перечитывал расшифровки, чтобы уточнить текст, как вдруг тот же вестовой, который приводил к нему крестьянина, возник перед ним и, отсалютовав по-военному, объявил:
— Господин шевалье де Люрбек!
Лейтенант хотел попросить пришедшего пройти в комнату офицеров и подождать, пока он кончит работу, но Люрбек, со свойственной ему бесцеремонностью, уже вошел в его кабинет и направился прямехонько к маркизу.
Тот холодно ответил на сердечное приветствие иностранца, который свободно расположился в кресле и сразу приступил к делу.
— Вы, конечно, удивились, дорогой друг, увидев меня в этих местах…
— Да, верно, — холодно ответил Д'Орильи, — я считал, что вы еще в Париже.
— Я и был там еще четыре дня назад, но одно важное дело привело меня сюда… Сердечное дело…
Д'Орильи вздрогнул. Шпион продолжал:
— Можно я задам вам один вопрос? Вы все еще влюблены в прелестную Фикефлёр?
Робер не сразу понял, какое отношение имя юной актрисы имеет к этому месту и к их разговору, но, тем не менее, ответил со всем пылом сжигавшей его страсти:
— Страстно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
— Вот как, Фанфан-Георгин! Вы теперь уже не приветствуете тех, кто выше вас по чину?
Штандартоносец, очнувшийся от своих мыслей, побледнел от гнева, но, сжав кулаки, принял должную позу, пристально глядя с расстояния в пять шагов на своего лейтенанта. Маркиз не отказал себе в удовольствии продержать его некоторое время в таком положении. Потом, бросив на него презрительный взгляд, ушел, не повернув головы.
Фанфан, бледный, как смерть, смотрел, как тот уходит. В этот момент он отдал бы все на свете, чтобы быть офицером и иметь возможность отплатить хоть один раз за все оскорбления и унижения, которые уже целый год наносил ему надменный щелкопер. Но он сдержал себя и снова углубился в свои мысли, не думая больше об офицере, который быстрым шагом удалился в замок.
Как только Д'Орильи оказался в своем кабинете, туда вошел вестовой и объявил:
— Господин лейтенант, там один крестьянин просит позволения поговорить с вами. Он уже целый час ждет.
— Пусть войдет!
Солдат впустил в комнату фламандца с волосами цвета спелой ржи, с веснущатым лицом, одетого в синюю блузу, не заправленную в бумазейные штаны, а свисающую свободно. Человек поклонился и, несколько подавленный военным видом помещения, молча протянул ему запечатанное письмо.
Маркиз Д'Орильи открыл его и прочел:
«Я нахожусь в гостинице, в двух лье от вашего штаба. Я хотел бы иметь с вами разговор, чрезвычайно важный и срочный. Пожалуйста, велите оформить мне пропуск, с которым я мог бы к вам пройти!
Люрбек. «
Лейтенант нахмурил брови. Что может быть нужно от него Люрбеку? Насколько охотно и часто он с ним встречался, когда вел жизнь, полную удовольствий, настолько теперь ему не хотелось его видеть.
Молодой маркиз много размышлял с тех пор, как снова оказался в армии. Он часто вспоминал о скверных советах своего так называемого друга, приведших его на наклонную плоскость разврата. Он ясно понял, что долгая дружба с ним принесла ему больше вреда, чем пользы. Похищение Перетты и все огорчения и неприятности, к которым оно привело, были результатом его тлетворного влияния. И ему стало неприятно во время военных действий снова видеть человека, которого он теперь считал своим злым гением. Тем не менее, он не мог и не должен был забывать о том, что Люрбек однажды его выручил. Он и до сих пор был ему должен большую сумму денег, предложенную Люрбеком в момент, когда он был связан карточным долгом, что могло привести его к бесчестью и стоить ему изгнания из армии.
В его памяти всплыла фраза Люрбека: «Вы отдадите мне долг, когда выгодно женитесь!» Выгодная женитьба! Какая насмешка! В часы боев не могло быть и разговора о таких пустяках! И все же, хотя какой-то неясный инстинкт советовал ему отказать посланцу Люрбека, он, движимый силой, превосходящей его волю, все-таки принял решение, взял листок бумаги, написал на нем несколько слов, приложил печать и протянул крестьянину пропуск по всей форме на имя шевалье.
День быстро угасал. Офицер больше не думал о шевалье де Люрбеке, его отвлекло большое количество поступивших шифрованных депеш чрезвычайной важности. К вечеру, когда солнце уже садилось за гряду розовых облаков, раздались громкие клики. Робер Д'Орильи подошел к окну. От земли поднимался свет. Два ряда солдат, несших на штыках ружей зажженные тряпки, пропитанные смолой, составляли полосу огня. Две тысячи горл кричали:
— Да здравствует король!
Людовик XV сдержал обещание, данное им маршалу. Он приехал вместе с дофином, чтобы присутствовать при гигантской битве, намеченной на следующий день. Золотые бляшки на берлине короля сверкали при свете факелов. Король, в маршальской форме, вышел из кареты, сопровождаемый юным принцем, одетым в форму генерала кавалерии. И снова раздались возгласы:
— Да здравствует дофин!
Взволнованный этим величественным зрелищем, Д'Орильи не мог сдержать ликования. Раз уж сам монарх лично явился воодушевить солдат, исход битвы не мог внушать сомнений! Каждый человек в армии, от генерала до рядового, знал свой долг, и каждый выполнит его до конца. И из уст офицера вырвался крик:
— Да здравствует король!
Д'Орильи совершенно забыл о щекотливой ситуации, в которую он попал из-за Люрбека, и не думал больше ни о чем, кроме новых подвигов. Но его из царства прекрасных грез о славе вернул к действительности секретарь генерального штаба, объявив ему, что пришли новые чрезвычайно важные отправления и он нужен, чтобы тут же их расшифровать. Он тотчас же взялся снова за трудную работу, достал шифровальный ключ и расшифровал срочные донесения. Одна из депеш, самая важная, содержала точный план размещения дивизий, которые должны были занять свои позиции ночью, а на следующее утро быть на местах и вступить в бой. Офицер перечитывал расшифровки, чтобы уточнить текст, как вдруг тот же вестовой, который приводил к нему крестьянина, возник перед ним и, отсалютовав по-военному, объявил:
— Господин шевалье де Люрбек!
Лейтенант хотел попросить пришедшего пройти в комнату офицеров и подождать, пока он кончит работу, но Люрбек, со свойственной ему бесцеремонностью, уже вошел в его кабинет и направился прямехонько к маркизу.
Тот холодно ответил на сердечное приветствие иностранца, который свободно расположился в кресле и сразу приступил к делу.
— Вы, конечно, удивились, дорогой друг, увидев меня в этих местах…
— Да, верно, — холодно ответил Д'Орильи, — я считал, что вы еще в Париже.
— Я и был там еще четыре дня назад, но одно важное дело привело меня сюда… Сердечное дело…
Д'Орильи вздрогнул. Шпион продолжал:
— Можно я задам вам один вопрос? Вы все еще влюблены в прелестную Фикефлёр?
Робер не сразу понял, какое отношение имя юной актрисы имеет к этому месту и к их разговору, но, тем не менее, ответил со всем пылом сжигавшей его страсти:
— Страстно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87