— Даже если вы сможете попасть к ней и растрогать ее, вызовете в ней сочувствие к моей судьбе и к судьбе моего любимого, успеет ли помилование Фанфана до того, как его поведут на казнь? Я ведь знаю, не пытайтесь сбить меня с толку! Она должна состояться совсем скоро!
— Я все-таки попытаюсь, — объявила госпожа Фавар.
Чтобы спасти Фанфана и не видеть рыданий своей любимой воспитанницы, она уже готова была отправиться на край света.
— Бесполезно! — уверенно вскричал Бравый Вояка.
— Почему же?!
— Да потому, черт подери! — гремел старый солдат. — Ну, ничего! Никто не сможет сказать, что мы даем над собой безнаказанно издеваться, как это пытались делать двое вероломных и подлых господ! Да, да, господин Люрбек и господин Д'Орильи, вы хотели похитить двух беззащитных женщин, чтобы сделать их своими любовницами? И когда их муж и жених, защищая их, стали вам поперек дороги, вы упекли одного в тюрьму, а другого на казнь? Хорошее дело, нечего сказать! Но не торопитесь! Я, Бравый Вояка, заявляю, что вы не сможете довести ваши гнусные замыслы до конца! Господин Фавар будет на свободе и Фанфан не будет расстрелян!
Он приостановился, чтобы передохнуть, и, после паузы, как молотом куя каждое слово, проревел:
— И это я спасу их обоих!
— Как же вы это сделаете? — растерянно и немного недоверчиво спросила госпожа Фавар.
— А это уж мое дело! — ответил старый солдат.
Его тон говорил о том, что он не только готов на все, но и придумал нечто такое, что дает ему основания быть уверенным в победе.
Затем он продолжал почти с юношеским задором:
— Сначала я займусь Фанфаном! Это — самое неотложное дело. Но ты, дорогая моя Перетта, не должна «портить себе кровь», как говорят. Ты должна запастись большим мужеством, и не тем, что будешь реветь в три ручья, сможешь мне помочь. Теперь мы — на войне, мы вступили в настоящую битву, понимаешь? Сейчас не время дрожать и отчаиваться, черт меня подери!
Произнеся эту речь, Бравый Вояка надвинул треуголку на самые брови и покинул гостиную военным шагом.
— Он сошел с ума! — прошептала госпожа Фавар.
— Нет! — вскричала Перетта. Она свято верила в этого человека. — Я его знаю. Он такой: он способен и на беззаветную преданность и на самые невероятные поступки!
А Бравый Вояка со всей скоростью, какую позволяли его далеко не молодые ноги, пустился бежать к конюшне и поднял на ноги молодого конюшего, дремавшего на соломе, который спросонья смотрел на него обалделым взглядом, не соображая, что к чему.
— Давай, давай, скорее! — приказал он. — Помоги мне оседлать этого коня!
Он выбрал одну из самых крепких лошадей, ту, которую госпожа Фавар всегда приказывала запрячь, когда отправлялась в турне. Он знал животное, знал, что оно выносливо и выдержит долгий пробег. Лошадь была мгновенно готова, и Бравый Вояка за узду вывел ее из конюшни.
— Куда это вы отправляетесь в такой-то поздний час, господин Бравый Вояка? — спросил конюший.
— Если тебя спросят, — ответил солдат, садясь верхом с легкостью, удивительной для его возраста, — скажешь, что я поехал повидать свою подружку! — И он уселся покрепче в седло, украшенное позолоченными бляшками.
Он мчался во весь опор, углубляясь во тьму, в которой мелькали время от времени мигающие фонари, развешанные по улочкам.
Кабаре «Сосновая шишка», где собирались после ужина кавалеристы из полка Рояль-Крават, обычно было шумным и гудело от веселых, воодушевленных восклицаний. Но в этот раз в продымленном зале царила атмосфера подавленности и печали. Солдаты, сидевшие за тяжелыми дубовыми столами, время от времени рассеянно подносили к губам стаканы с вином. Двое или трое капралов с усталым видом вяло потягивали длинные трубки. Обычно бойкие парни в невероятных париках и с нафабренными усами теперь сидели, опустив глаза или хмуро поглядывая друг на друга. Известие о расстреле Фанфана-Тюльпана привело в состояние мрачной апатии всех его товарищей, которые любили его за веселость и общительность, уважали за отвагу, искренне им восхищались. Время от времени бранное выражение срывалось то у одного, то у другого, и это приводило в трепет служанок: они жались к стенкам, боясь вызвать гнев и посетителей, и хозяев, находящихся в очень скверном расположении духа: это было непривычно, так как обычно все были веселы и миролюбивы.
— Миллион чертей! — говорил один из унтер-офицеров. — Бедняга, он не заслужил этого! А все из-за надушенного красавчика Д'Орильи! Ведь это он напал на его суженую!
— Будто ему не хватало красивых дамочек при дворе и хорошеньких девушек за кулисами, которые только и мечтают, чтобы их завоевали! — подхватывал другой.
— Гром и молния! — ворчал третий. — Стоило так здорово вести себя в бою, чтобы потом пропасть ни за грош!
— Самое скверное, — подхватил еще один кавалерист, — что ничего нельзя сделать!
— Бедняга Фанфан! — хором вторили солдаты. — Уж такого он совсем не заслужил! Где же справедливость?
Тут открылась дверь, и, вместе с дуновением свежего воздуха, рассеявшего густой трубочный дым, появился Бравый Вояка и прошел прямо к столам, где сидели кавалеристы из полка Рояль-Крават. Все встали, увидев старого воина, облик которого и его знаменитые подвиги оставались легендарными во всей французской армии. Известна была и его дружба с Фанфаном-Тюльпаном, так как молодой солдат без конца рассказывал о нем товарищам по полку.
Трое солдат с обветренными лицами, уже покрытыми морщинами, когда-то служили с ним вместе. Войдя, Бравый Вояка сразу подошел, уселся среди них, потребовал кувшин теплого вина и выпил его залпом. После этого он сразу же приступил к делу, которое его мучило.
— Говорят, — сказал он, — что уже завтра расстреляют беднягу Фанфана?
— Да, мастер, — мрачно сказал старый кавалерист Пассепуаль.
— А вы знаете людей, которые должны войти во взвод, назначенный для расстрела?
— Это как раз мы и есть, — еще более мрачно ответил кавалерист. И он по именам перечислил всех своих однополчан, которым это было приказано выполнить: — Бек-а-Буар, Судар, Бришю, Гро-Помпон, Сигалёз, Брешедан, Касс-Мюзо, ля Гренад, Фенуйяр, Мешонне, ле Зефир и Крок-д'Асье. Все они здесь и готовы поступить в ваше распоряжение. Очень им всем тошно.
Солдаты встали, почтительно приветствуя старого воина. А кавалерист Пассепуаль, как бы от имени всех, пояснил: нам всем куда легче было бы пойти на приступ против превосходящего нас противника или станцевать ригодон на бочке с порохом, чем расстреливать такого замечательного парня!
Взволнованный ветеран сказал:
— Я и не ожидал ничего другого от полка Рояль-Крават — лучших солдат во всей Франции!
И тут, стукнув своим кулачищем по столу, он воскликнул:
— А ведь правда, друзья, нельзя убивать парня подобным образом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
— Я все-таки попытаюсь, — объявила госпожа Фавар.
Чтобы спасти Фанфана и не видеть рыданий своей любимой воспитанницы, она уже готова была отправиться на край света.
— Бесполезно! — уверенно вскричал Бравый Вояка.
— Почему же?!
— Да потому, черт подери! — гремел старый солдат. — Ну, ничего! Никто не сможет сказать, что мы даем над собой безнаказанно издеваться, как это пытались делать двое вероломных и подлых господ! Да, да, господин Люрбек и господин Д'Орильи, вы хотели похитить двух беззащитных женщин, чтобы сделать их своими любовницами? И когда их муж и жених, защищая их, стали вам поперек дороги, вы упекли одного в тюрьму, а другого на казнь? Хорошее дело, нечего сказать! Но не торопитесь! Я, Бравый Вояка, заявляю, что вы не сможете довести ваши гнусные замыслы до конца! Господин Фавар будет на свободе и Фанфан не будет расстрелян!
Он приостановился, чтобы передохнуть, и, после паузы, как молотом куя каждое слово, проревел:
— И это я спасу их обоих!
— Как же вы это сделаете? — растерянно и немного недоверчиво спросила госпожа Фавар.
— А это уж мое дело! — ответил старый солдат.
Его тон говорил о том, что он не только готов на все, но и придумал нечто такое, что дает ему основания быть уверенным в победе.
Затем он продолжал почти с юношеским задором:
— Сначала я займусь Фанфаном! Это — самое неотложное дело. Но ты, дорогая моя Перетта, не должна «портить себе кровь», как говорят. Ты должна запастись большим мужеством, и не тем, что будешь реветь в три ручья, сможешь мне помочь. Теперь мы — на войне, мы вступили в настоящую битву, понимаешь? Сейчас не время дрожать и отчаиваться, черт меня подери!
Произнеся эту речь, Бравый Вояка надвинул треуголку на самые брови и покинул гостиную военным шагом.
— Он сошел с ума! — прошептала госпожа Фавар.
— Нет! — вскричала Перетта. Она свято верила в этого человека. — Я его знаю. Он такой: он способен и на беззаветную преданность и на самые невероятные поступки!
А Бравый Вояка со всей скоростью, какую позволяли его далеко не молодые ноги, пустился бежать к конюшне и поднял на ноги молодого конюшего, дремавшего на соломе, который спросонья смотрел на него обалделым взглядом, не соображая, что к чему.
— Давай, давай, скорее! — приказал он. — Помоги мне оседлать этого коня!
Он выбрал одну из самых крепких лошадей, ту, которую госпожа Фавар всегда приказывала запрячь, когда отправлялась в турне. Он знал животное, знал, что оно выносливо и выдержит долгий пробег. Лошадь была мгновенно готова, и Бравый Вояка за узду вывел ее из конюшни.
— Куда это вы отправляетесь в такой-то поздний час, господин Бравый Вояка? — спросил конюший.
— Если тебя спросят, — ответил солдат, садясь верхом с легкостью, удивительной для его возраста, — скажешь, что я поехал повидать свою подружку! — И он уселся покрепче в седло, украшенное позолоченными бляшками.
Он мчался во весь опор, углубляясь во тьму, в которой мелькали время от времени мигающие фонари, развешанные по улочкам.
Кабаре «Сосновая шишка», где собирались после ужина кавалеристы из полка Рояль-Крават, обычно было шумным и гудело от веселых, воодушевленных восклицаний. Но в этот раз в продымленном зале царила атмосфера подавленности и печали. Солдаты, сидевшие за тяжелыми дубовыми столами, время от времени рассеянно подносили к губам стаканы с вином. Двое или трое капралов с усталым видом вяло потягивали длинные трубки. Обычно бойкие парни в невероятных париках и с нафабренными усами теперь сидели, опустив глаза или хмуро поглядывая друг на друга. Известие о расстреле Фанфана-Тюльпана привело в состояние мрачной апатии всех его товарищей, которые любили его за веселость и общительность, уважали за отвагу, искренне им восхищались. Время от времени бранное выражение срывалось то у одного, то у другого, и это приводило в трепет служанок: они жались к стенкам, боясь вызвать гнев и посетителей, и хозяев, находящихся в очень скверном расположении духа: это было непривычно, так как обычно все были веселы и миролюбивы.
— Миллион чертей! — говорил один из унтер-офицеров. — Бедняга, он не заслужил этого! А все из-за надушенного красавчика Д'Орильи! Ведь это он напал на его суженую!
— Будто ему не хватало красивых дамочек при дворе и хорошеньких девушек за кулисами, которые только и мечтают, чтобы их завоевали! — подхватывал другой.
— Гром и молния! — ворчал третий. — Стоило так здорово вести себя в бою, чтобы потом пропасть ни за грош!
— Самое скверное, — подхватил еще один кавалерист, — что ничего нельзя сделать!
— Бедняга Фанфан! — хором вторили солдаты. — Уж такого он совсем не заслужил! Где же справедливость?
Тут открылась дверь, и, вместе с дуновением свежего воздуха, рассеявшего густой трубочный дым, появился Бравый Вояка и прошел прямо к столам, где сидели кавалеристы из полка Рояль-Крават. Все встали, увидев старого воина, облик которого и его знаменитые подвиги оставались легендарными во всей французской армии. Известна была и его дружба с Фанфаном-Тюльпаном, так как молодой солдат без конца рассказывал о нем товарищам по полку.
Трое солдат с обветренными лицами, уже покрытыми морщинами, когда-то служили с ним вместе. Войдя, Бравый Вояка сразу подошел, уселся среди них, потребовал кувшин теплого вина и выпил его залпом. После этого он сразу же приступил к делу, которое его мучило.
— Говорят, — сказал он, — что уже завтра расстреляют беднягу Фанфана?
— Да, мастер, — мрачно сказал старый кавалерист Пассепуаль.
— А вы знаете людей, которые должны войти во взвод, назначенный для расстрела?
— Это как раз мы и есть, — еще более мрачно ответил кавалерист. И он по именам перечислил всех своих однополчан, которым это было приказано выполнить: — Бек-а-Буар, Судар, Бришю, Гро-Помпон, Сигалёз, Брешедан, Касс-Мюзо, ля Гренад, Фенуйяр, Мешонне, ле Зефир и Крок-д'Асье. Все они здесь и готовы поступить в ваше распоряжение. Очень им всем тошно.
Солдаты встали, почтительно приветствуя старого воина. А кавалерист Пассепуаль, как бы от имени всех, пояснил: нам всем куда легче было бы пойти на приступ против превосходящего нас противника или станцевать ригодон на бочке с порохом, чем расстреливать такого замечательного парня!
Взволнованный ветеран сказал:
— Я и не ожидал ничего другого от полка Рояль-Крават — лучших солдат во всей Франции!
И тут, стукнув своим кулачищем по столу, он воскликнул:
— А ведь правда, друзья, нельзя убивать парня подобным образом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87