Кто-нибудь, возможно, осуществит покушение на маленькую королеву до него. И самое забавное, что Уорвик, безусловно, припишет все заслуги ему. Тут его никто не опередит, в этом лучник не сомневался.
В те недели, что он провел в одиночестве или во время редких тайных визитов к Хариссону, образ Марии, живой девочки, которую он собирался убить, никогда не вставал перед ним. Его ранимые, незрелые чувства, с самого детства грубо попираемые, стали похожи на клетку, заставленную зеркалами, в которых днем и ночью отражался его собственный неприглядный облик. А люди, которые общались с ним сквозь решетку, подталкивая и поощряя его, служили ему как бы духовной пищей.
Многое из этого Хариссон, возможно, понял по-своему. Когда-то давно в Шотландии он воспринимал колкие нападки Стюарта без раздражения и ответных выпадов: он в своем роде был столь же ограничен, как и лучник Стюарт, и стрелы последнего просто не попадали в цель. И еще из тщеславия Хариссон время от времени с наслаждением использовал свои чары. Возвратиться к Хариссону значило для Стюарта взойти на родное, поросшее мхом плоскогорье после утомительного перехода через предательские гнилые топи.
Закончив переговоры с Уорвиком, Хариссон должен был послать за лучником. Вызов пришел, но встречу назначили не в доме Хариссона, а в Чипсайде.
Полный твердой решимости, обуреваемый жаждой действий, Стюарт надвинул берет на длинное, костлявое лицо и отправился в путь.
Сразу же за высоким крестом Чипсайда рядом с роскошными фронтонами ювелирных рядов, на яркой резьбе, расписных балконах, позолоченных статуях которых весело играло солнце, находился дом, указанный Хариссоном. В Чипсайде яблоку было негде упасть. Сверкающие водостоки, шпили церквей, постоялые дворы, хлопотливые зазывалы, суетливая толчея мужчин и женщин, веселых, шумных, нарядно одетых, — все это радовало глаз Стюарта, как хорошая примета, обещающая беззаботную, праздную жизнь в будущем. У ворот он спешился, подбежал мальчик и взял лошадь, а его тотчас же провели в залитую солнцем выходящую в сад гостиную, где ждал Брайс Хариссон.
Волнение, ожидание или удовольствие никогда не отражались на этом умном зрелом лице. Он был одет обыкновенно, чрезвычайно тщательно: холст обшит тесьмой, из-под него видны манжеты — узкие полоски кружев над маленькими руками. Голову покрывала темная круглая шляпа, волосы тщательно причесаны, впалые щеки и тонкий нос слегка блестят.
Он олицетворял собой успех, дружеское участие, приятное волнение и отдохновение от кирпичных заводов Ислингтона. Стюарт усмехнулся, его кадык беспорядочно задвигался — и тут он увидел, что Брайс не один. Рядом с ним в черно-алом одеянии, с золотой цепью, атрибутом должности, стоял шериф Лондонского Сити с приставом и секретарем.
«Боже, — подумал лучник и помедлил, пытаясь скрыть свою радость. — Боже, Уорвик с нами. Он прислал шерифа заняться этим делом. Затем появятся мэр, олдермен 6) и главный судья города. Но, естественно, он не станет рисковать, открыто вовлекая муниципалитет. Шериф, конечно, всего лишь посредник. А какой хороший дом», — думал Робин Стюарт, кидая оценивающий взгляд. У двери стояли еще двое.
— Вот этот человек, — сказал Брайс тихим ровным голосом, не отвечая на его улыбку. Стюарт оглянулся, но больше никто не вошел в комнату. В следующее мгновение шериф, мужчина плотного телосложения, развернул бумагу и, слегка оттопырив нижнюю губу, прочитал:
— «Робин Стюарт, бывший лучник шотландской королевской гвардии во Франции, ныне проживающий в Лондоне по неустановленному адресу, ставится в известность, что мне, Джону Аткинсону, шерифу Лондонского Сити, приказано схватить и заключить его под стражу по обвинению о покушении на жизнь священной особы, ее высочества принцессы Марии, милостью Божьей королевы дружественной нам шотландской державы, ныне под кровом его христианнейшего величества и нашего дорогого союзника Генриха II Французского. И до поступления распоряжения из Франции или Шотландии относительно того, как распорядиться тобою, я имею полномочия с сегодняшнего дня и далее заключить тебя под стражу и поместить в королевский лондонский ауэр». Взять его.
За спиной мгновенно появились солдаты, Робин Стюарт не обратил на них внимания. Длинное лицо его пожелтело, кровь от него отхлынула, сделав рельефной каждую пору. Он смотрел на шерифа невидящим взглядом. Затем он вытянул свою длинную шею и, весь взъерошенный, обернулся к Брайсу.
Рядом с Брайсом солдат не было, и он не произнес ни слова ни на одном из своих языков.
— Благодарение Богу, — сказал сэр Джон Аткинсон, свертывая пергамент и передавая его секретарю, — что предупреждение о злостном заговоре поступило от мастера Хариссона эмиссару французского посла, так что злодеяние вовремя предотвратили. У меня нет сомнений в том, какая судьба тебя ожидает. У французского короля короткий разговор с теми, кто покушается на умышленное убийство и государственную измену.
Стюарт услышал только первую половину сказанного и, когда смысл слов дошел до него, не мог вообще ни о чем больше думать. Искаженная картина, смутно проскользнув из ниоткуда в его опустевшее сознание, представила ему Тоша, дружелюбно болтающего среди деревянной стружки, и дощечку грушевого дерева с гербом Калтеров.
Затем вместо астматического лица Тоша появилось лицо Брайса, безжизненное и побелевшее, и голос последнего, прозвучавший пронзительней, чем обычно, произнес:
— Это все. Это все, не так ли? Думаю, теперь его можно увести. Ему лучше уйти до того, как вернется Кроуфорд.
Стюарт пропустил эти слова мимо ушей; только сейчас понимание хлынуло в его разум, причиняя боль, как поток крови, наполняющий онемевшие конечности, и он промычал придушенным голосом:
— Ты все выдал!
Хариссон быстро посмотрел на шерифа и снова отвернулся, не проронив ни слова.
Голос Стюарта прозвучал громче:
— Ты ходил к послу! Ты разболтал им, что мы делаем! Ты послал за мной сейчас! Ты притворялся, что ходишь к Уорвику и помогаешь мне, и все это время… — Непостижимая правда, ужасная уверенность обрушились на Стюарта, когда он яростно принялся ворошить в уме недавние дела Хариссона. — А, Господь пошлет тебя в ад, мерзкий болтливый недоросток! Ты в союзе с О'Лайам-Роу!
— Я настаиваю, чтобы его увели поскорей, — сердито сказал Брайс Хариссон. Он глядел на Стюарта не мигая: на его смуглом высоком лбу проступили вены, руки были сцеплены за спиной. — Успеха бы ты не добился все равно, говорю тебе. Ты с тем же успехом мог вступить в заговор со слоном. Ты ни разу в жизни не сделал ничего как следует. Боже мой, ты даже не убил того парня, о котором говорил. Не О'Лайам-Роу убедил меня чистосердечно покаяться, Стюарт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
В те недели, что он провел в одиночестве или во время редких тайных визитов к Хариссону, образ Марии, живой девочки, которую он собирался убить, никогда не вставал перед ним. Его ранимые, незрелые чувства, с самого детства грубо попираемые, стали похожи на клетку, заставленную зеркалами, в которых днем и ночью отражался его собственный неприглядный облик. А люди, которые общались с ним сквозь решетку, подталкивая и поощряя его, служили ему как бы духовной пищей.
Многое из этого Хариссон, возможно, понял по-своему. Когда-то давно в Шотландии он воспринимал колкие нападки Стюарта без раздражения и ответных выпадов: он в своем роде был столь же ограничен, как и лучник Стюарт, и стрелы последнего просто не попадали в цель. И еще из тщеславия Хариссон время от времени с наслаждением использовал свои чары. Возвратиться к Хариссону значило для Стюарта взойти на родное, поросшее мхом плоскогорье после утомительного перехода через предательские гнилые топи.
Закончив переговоры с Уорвиком, Хариссон должен был послать за лучником. Вызов пришел, но встречу назначили не в доме Хариссона, а в Чипсайде.
Полный твердой решимости, обуреваемый жаждой действий, Стюарт надвинул берет на длинное, костлявое лицо и отправился в путь.
Сразу же за высоким крестом Чипсайда рядом с роскошными фронтонами ювелирных рядов, на яркой резьбе, расписных балконах, позолоченных статуях которых весело играло солнце, находился дом, указанный Хариссоном. В Чипсайде яблоку было негде упасть. Сверкающие водостоки, шпили церквей, постоялые дворы, хлопотливые зазывалы, суетливая толчея мужчин и женщин, веселых, шумных, нарядно одетых, — все это радовало глаз Стюарта, как хорошая примета, обещающая беззаботную, праздную жизнь в будущем. У ворот он спешился, подбежал мальчик и взял лошадь, а его тотчас же провели в залитую солнцем выходящую в сад гостиную, где ждал Брайс Хариссон.
Волнение, ожидание или удовольствие никогда не отражались на этом умном зрелом лице. Он был одет обыкновенно, чрезвычайно тщательно: холст обшит тесьмой, из-под него видны манжеты — узкие полоски кружев над маленькими руками. Голову покрывала темная круглая шляпа, волосы тщательно причесаны, впалые щеки и тонкий нос слегка блестят.
Он олицетворял собой успех, дружеское участие, приятное волнение и отдохновение от кирпичных заводов Ислингтона. Стюарт усмехнулся, его кадык беспорядочно задвигался — и тут он увидел, что Брайс не один. Рядом с ним в черно-алом одеянии, с золотой цепью, атрибутом должности, стоял шериф Лондонского Сити с приставом и секретарем.
«Боже, — подумал лучник и помедлил, пытаясь скрыть свою радость. — Боже, Уорвик с нами. Он прислал шерифа заняться этим делом. Затем появятся мэр, олдермен 6) и главный судья города. Но, естественно, он не станет рисковать, открыто вовлекая муниципалитет. Шериф, конечно, всего лишь посредник. А какой хороший дом», — думал Робин Стюарт, кидая оценивающий взгляд. У двери стояли еще двое.
— Вот этот человек, — сказал Брайс тихим ровным голосом, не отвечая на его улыбку. Стюарт оглянулся, но больше никто не вошел в комнату. В следующее мгновение шериф, мужчина плотного телосложения, развернул бумагу и, слегка оттопырив нижнюю губу, прочитал:
— «Робин Стюарт, бывший лучник шотландской королевской гвардии во Франции, ныне проживающий в Лондоне по неустановленному адресу, ставится в известность, что мне, Джону Аткинсону, шерифу Лондонского Сити, приказано схватить и заключить его под стражу по обвинению о покушении на жизнь священной особы, ее высочества принцессы Марии, милостью Божьей королевы дружественной нам шотландской державы, ныне под кровом его христианнейшего величества и нашего дорогого союзника Генриха II Французского. И до поступления распоряжения из Франции или Шотландии относительно того, как распорядиться тобою, я имею полномочия с сегодняшнего дня и далее заключить тебя под стражу и поместить в королевский лондонский ауэр». Взять его.
За спиной мгновенно появились солдаты, Робин Стюарт не обратил на них внимания. Длинное лицо его пожелтело, кровь от него отхлынула, сделав рельефной каждую пору. Он смотрел на шерифа невидящим взглядом. Затем он вытянул свою длинную шею и, весь взъерошенный, обернулся к Брайсу.
Рядом с Брайсом солдат не было, и он не произнес ни слова ни на одном из своих языков.
— Благодарение Богу, — сказал сэр Джон Аткинсон, свертывая пергамент и передавая его секретарю, — что предупреждение о злостном заговоре поступило от мастера Хариссона эмиссару французского посла, так что злодеяние вовремя предотвратили. У меня нет сомнений в том, какая судьба тебя ожидает. У французского короля короткий разговор с теми, кто покушается на умышленное убийство и государственную измену.
Стюарт услышал только первую половину сказанного и, когда смысл слов дошел до него, не мог вообще ни о чем больше думать. Искаженная картина, смутно проскользнув из ниоткуда в его опустевшее сознание, представила ему Тоша, дружелюбно болтающего среди деревянной стружки, и дощечку грушевого дерева с гербом Калтеров.
Затем вместо астматического лица Тоша появилось лицо Брайса, безжизненное и побелевшее, и голос последнего, прозвучавший пронзительней, чем обычно, произнес:
— Это все. Это все, не так ли? Думаю, теперь его можно увести. Ему лучше уйти до того, как вернется Кроуфорд.
Стюарт пропустил эти слова мимо ушей; только сейчас понимание хлынуло в его разум, причиняя боль, как поток крови, наполняющий онемевшие конечности, и он промычал придушенным голосом:
— Ты все выдал!
Хариссон быстро посмотрел на шерифа и снова отвернулся, не проронив ни слова.
Голос Стюарта прозвучал громче:
— Ты ходил к послу! Ты разболтал им, что мы делаем! Ты послал за мной сейчас! Ты притворялся, что ходишь к Уорвику и помогаешь мне, и все это время… — Непостижимая правда, ужасная уверенность обрушились на Стюарта, когда он яростно принялся ворошить в уме недавние дела Хариссона. — А, Господь пошлет тебя в ад, мерзкий болтливый недоросток! Ты в союзе с О'Лайам-Роу!
— Я настаиваю, чтобы его увели поскорей, — сердито сказал Брайс Хариссон. Он глядел на Стюарта не мигая: на его смуглом высоком лбу проступили вены, руки были сцеплены за спиной. — Успеха бы ты не добился все равно, говорю тебе. Ты с тем же успехом мог вступить в заговор со слоном. Ты ни разу в жизни не сделал ничего как следует. Боже мой, ты даже не убил того парня, о котором говорил. Не О'Лайам-Роу убедил меня чистосердечно покаяться, Стюарт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93