— Постарайтесь не показывать своего отчаяния, или мы все погубим.
И Сара покорно улыбалась, глотая слезы.
В эту минуту через зал проходил лакей с подносом, уставленным мороженым и напитками. Донья Манча сделала знак Сидуану. Тот понял и завладел подносом.
Тогда с молниеносной быстротой донья Манча расстегнула висевший на ее поясе маленький мешочек, вытащила оттуда крошечный пузырек, открыла пробку и вылила содержимое бутылочки в один из бокалов.
— Пойдите найдите капитана, — сказала она Сидуану. — Он где-то в зале среди танцующих.
— Но, — ответил Сидуан, — я его оставил там, в кабинете господина де Гито.
— Найдите его и заставьте это выпить. А я займусь тем, чтобы вопреки его воле, вывести капитана из Шатле.
Сара пошла вслед за Сидуаном, который нес поднос.
Капитан по-прежнему сидел на банкетке. В его душе ожесточенно боролись две силы: яростное желание жить и та стоическая философия, которая всегда помогала ему на поле битвы.
Время шло, приближалась роковая минута, а Мак говорил себе:
— В конце концов, секундное дело, да и днем раньше, днем позже… Ба!
Это говорила философия, но молодость и любовь к женщине тут же выдвигали свои возражения:
— Умереть в двадцать два года… и как раз тогда, когда, может быть, встретил свою любовь!
И Мак думал о Саре.
— Ах, я больше ее не увижу! Зачем смущать свою душу в последний час… да и огорчать это прелестное и радостное дитя!
Как раз в эту минуту он услышал чьи-то легкие шаги, а затем тяжелые мужские. Он вздрогнул, поднял голову и побледнел.
Перед ним стояли Сара и Сидуан.
— Это вы! — воскликнул он, глядя на девушку.
На мгновение ему показалось, что она ничего не знает. Но Сара была смертельно бледна. Она сказала ему, задыхаясь:
— И все же — надейтесь!
И протянула ему руку, которую он поцеловал.
— Надейтесь, — повторила она, — все делается, чтобы вас спасти.
— Как, вы знаете? — спросил он.
— Я знаю, что такой храбрый и честный солдат, как вы, не должен умереть смертью предателя.
— И все же именно так и случится, — грустно ответил он.
И, глядя на нее с невыразимой печалью и любовью, сказал:
— Вы ведь знаете, что у приговоренного к смерти, мадемуазель, есть свои привилегии?
— Ах! — проронила она.
— Ему ведь можно простить одно признание, правда?
— Признание?..
И Сара почувствовала, что сердце се часто-часто забилось.
— Сара… — произнес капитан, — уйдите и позвольте мне перед смертью обратиться мыслью к Богу… Сара, я люблю вас!
— Нет, — закричала она, — нет, вы не умрете!
— Меня никто не может спасти.
— Кто знает?
— О, как вы прекрасны, — сказал он, — вы так прекрасны, что и ангел позавидует! Сара… Сара!
Он говорил с таким жаром, что чувствовал, как в горле у него горит.
— Выпейте-ка это, капитан, — сказал Сидуан, подавая ему бокал.
— Зачем? — спросил Мак.
Сара взяла бокал из рук Сидуана.
— А если я вас об этом попрошу? — сказала она.
Мак схватил бокал и одним глотком осушил его. Потом, глядя на Сару, прошептал:
— Прощайте, Сара, прощайте… оставьте меня умереть с миром… и молите за меня Бога…
И в тот момент, когда он произнес эти слова, портьеры, отделявшие кабинет от залов, раскрытые с начала бала, побежали по карнизу и задернулись по мановению невидимой руки.
— Вот видите, — сказал капитан, вымученно улыбаясь, — вот меня и отделили от мира живых.
— Но с вами ваши друзья, — произнесла женщина, внезапно возникая на пороге другой двери.
Это была донья Манча.
— Вы, сударыня?! — воскликнул Мак.
— Да, я, — подтвердила она, — и я пришла вас спасти.
— Но я, — ответил он, — я дал слово господину де Гито. — Поэтому-то, — сказала она, — я и не стану требовать, чтобы вы его нарушили.
— И вы хотите меня спасти?
— Да.
— Значит, вы добились у короля моего помилования?
— Король в Сен-Жермене.
— Тогда, значит, вы видели кардинала?
— Он никогда никого не милует.
— Ну, а коль так, — наивно спросил Мак, — как же вы хотите меня спасти?
И с этими словами он встал.
Но ноги его подкосились; он провел рукой по лбу и прошептал:
— Как странно, все вокруг вертится…
Донья Манча улыбалась. Сара смотрела на Мака с беспокойством. Тот хотел сделать шаг вперед, но вынужден был снова сесть.
— Но я не боюсь смерти! — воскликнул он.
И он схватился за голову обеими руками, как будто хотел справиться с внезапным приступом какой-то болезни. Донья Манча приложила палец к губам и повернулась к Саре, продолжавшей в тревоге следить за Маком.
Внезапно Мак сделал еще одно усилие и попытался встать.
— Мне кажется, я умираю, — прошептал он и упал обратно на банкетку.
Глаза его закрылись, губы чуть-чуть шевелились; он шептал что-то непонятное, потом замолк.
Капитан Мак уснул под действием сильного наркотика.
Тогда донья Манча сказала Сидуану:
— Капитан Мак дал слово не бежать отсюда. Но ты-то ведь ни в чем не клялся…
— О, конечно нет, не такой я дурак!
— Прекрасно! Тогда бери его к себе на спину.
Сидуан повиновался и взвалил капитана себе на спину как мешок с зерном.
— А теперь иди за мной! — приказала испанка.
— А куда?
— Мы сейчас выйдем через эту дверь. В конце коридора нас ждут мои слуги, а внизу — моя карета.
Сара упала на колени.
Донья Манча протянула ей руку.
— До свидания, дитя мое, — сказала она.
… Не успели донья Манча и Сидуан, тащивший на спине капитана, выйти из кабинета, как туда вошел господин де Гито. Он был в настолько расстроенных чувствах, что сначала даже не заметил стоявшей на коленях Сары.
— О, это ужасно, — сказал он, — значит, я теперь палач? Господь несправедлив ко мне!
Сара бросилась ему на шею и, целуя его, воскликнула:
— Милый крестный, не надо сомневаться ни в Господней справедливости, ни в Его доброте!
Глава 21. Брат и сестра
Сутки спустя после событий, о которых мы только что рассказали, мы могли бы встретить мэтра Сидуана на улице Турнель; он шел, надвинув шляпу на глаза, прикрыв лицо плащом и время от времени оглядывался, чтобы выяснить, не идет ли кто-нибудь за ним следом.
Улица Турнель была тихой и спокойной. На ней было два или три особняка, принадлежавших знатным персонам, а в остальном там жили горожане и бедный люд.
Но мэтр Сидуан, по всей видимости, принимал напрасные предосторожности; за те три дня, что он впервые попал в Париж, он не стал настолько известен в городе, чтобы при его виде собралась толпа, и люди говорили:
— Глянь-ка, вот господин Сидуан.
Поэтому наш простак спокойно дошел до середины улицы Турнель и остановился у железной, отделанной медными украшениями двери красивого особняка, недавно проданного сиром де Растийоном, одним знатным разорившимся дворянином. Неделю назад особняк перешел в собственность доньи Манчи.
Это был подарок короля. Впрочем, господин кардинал этому подарку не воспротивился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62