Говорите! — воскликнула она. — Приказываю вам, говорите!
— Вас любит король, — сказал дон Фелипе, — и вас, может быть, и помилуют… А нас…
— Помилуют, вы сказали?..
— Да, все открылось… Вот уже час, как кардинал все знает.
Донья Манча в свою очередь побледнела.
— Мы провалились у самой цели, и это — ваша вина, сестра, — прибавил дон Фелипе.
— Да объяснитесь же вы, наконец! — закричала она.
— Мне хватит для этого нескольких слов, — сказал он. — Где капитан Мак?
— Пошел на встречу с заговорщиками.
— Ошибаетесь; выйдя от вас, он пошел к Саре Лоредан.
Донья Манча почувствовала, что кровь бросилась ей в голову.
— Вы лжете! — прошептала она.
В глубине молельни на аналое, покрытом бархатом, стояло распятие из слоновой кости. Дон Фелипе подошел к нему, положил на него руку и торжественно произнес:
— Донья Манча, клянусь вам, что это правда.
— Я верю вам, — глухо сказала она.
Минуту она подавленно молчала, а потом спросила:
— Но что общего между этим и тем, что заговор раскрыт?
— Постойте… Сара Лоредан любит капитана.
— Пусть так.
— А капитан, — вы можете в этом не сомневаться, — любит Сару Лоредан.
— Дальше! — в бешенстве воскликнула донья Манча.
— Сара Лоредан дала ему добрый совет, и он ему последовал.
— Какой совет?
— Пойти к кардиналу, рассказать ему все, что случилось за последние два дня и навести его таким образом на след заговора.
— Но это бесчестно! — воскликнула донья Манча.
— Не отрицаю.
— Нет, невозможно!
— Но, тем не менее, это так.
— О! А кто мне это докажет?
Дон Фелипе снова положил руку на распятие.
— Сударыня, — сказал он, — вам известно, что испанец никогда не поклянется ложно на распятии. Я клянусь вам, что час тому назад Мак вошел к кардиналу.
Донья Манча воскликнула:
— О, негодяй! — и потеряла сознание.
Дон Фелипе позвал ее горничных:
— Займитесь вашей хозяйкой, — сказал он им, — мне нужно уйти.
И он покинул особняк.
— Ну, теперь, — прошептал он, — когда донья Манча придет в себя, даже если любовь еще останется в ее сердце, все равно ей не успеть спасти капитана. Конечно, я не принес ложной клятвы, утверждая донье Манче, что капитан Мак находится у кардинала, но я немного преувеличил, когда говорил, что он пошел выдать заговор. Чтобы выдать тайну, первым делом ее нужно знать, а Мак совершенно не посвящен в наши дела.
Рассуждая сам с собой таким образом, дон Фелипе по улице Сент-Оноре шел в сторону Пале-Кардиналь. На углу к нему подошел человек, который до этого стоял на своем посту недалеко от сторожки.
Дон Фелипе узнал дона Диего.
— Дон Руис вышел отсюда, — сказал дон Диего.
— И вы не пошли за ним?
— Незачем. Он там.
— Где «там»?
Дон Диего указал рукой на трактир напротив кардинальского дворца. На трактире была вывеска:
«У доброго монаха»
— Один? — спросил дон Фелипе.
— Нет, с этим увальнем, который служит у него оруженосцем, по имени, кажется, Сидуан.
— Прекрасно, — прошептал дон Фелипе. — Хозяин «Доброго монаха» очень меня почитает… и сделает все, как я хочу. Спасибо большое, дон Диего, я вас снимаю с поста.
— Свидание вечером состоится? — спросил дон Диего.
— Непременно, — ответил дон Фелипе.
И направился к трактиру, бормоча себе под нос:
— Но кое-кто на нем будет отсутствовать!
Глава 26. Как сражался дон Фелипе
«У доброго Монаха» был один из старых трактиров, которые располагались в окрестностях Лувра, Кардинальского дворца Тюильри, и основными посетителями которых были гвардейцы и солдаты.
Трактир «У доброго Монаха» был одним из самых посещаемых. И не потому, что вино было в нем лучше, или хозяин отпускал в долг, а потому, что он служил местом любовных свиданий и центром тайных политических интриг, которые принесли с собой итальянцы около века тому назад. Если вечером иногда какая-нибудь придворная дама, прикрыв лицо бархатной маской, приходила сюда на свидание с красавцем-мушкетером или гвардейцем его преосвященства, то здесь же затевалась не одна интрига, а, бывало, и заговор.
Трактирщик был бывший солдат по имени Пернисон.
Уже двадцать лет сидел он за своей стойкой, но никогда ни на кого не донес в полицию.
Никогда секреты не выходили за стены его заведения.
Несмотря на королевские указы, за закрытыми дверями трактира состоялась не одна дуэль.
Победитель уходил спокойно. А побежденного без лишнего шума зарывали в погребе, или выносили тело на улицу и бросали на углу, где стража и обнаруживала его поутру.
И если капитан Мак вошел в трактир «У доброго Монаха» первый раз в жизни, то дону Фелипе это заведение было хорошо знакомо. Много раз испанец ужинал здесь, и мэтр Пернисон хорошо понимал, как умный трактирщик должен ценить такого знатного гостя.
Трактир имел два входа.
Главный вход с площади перед Кардинальским дворцом.
Именно там висела традиционная ветка остролиста, а рядом с ней жестяная вывеска, на которой художник, имя которого до нас не дошло, изобразил толстощекого монаха, пьющего прямо из большого кувшина.
Через эту дверь входили обыкновенные выпивохи и все те, кто не был посвящен в тайны заведения.
Вторая же дверь открывалась только перед теми, кого к «Доброму Монаху» привело дело более серьезное, чем желание распить бутылочку-другую старого вина. Чтобы найти эту дверь, нужно было пройти в узкий и грязный переулок позади трактира, найти потайную пружину в углу стены, и тогда низенькая изъеденная червями дверь бесшумно отворялась, открывая доступ в темный коридор.
Завсегдатай притворял за собой дверь и шел по коридору; по левую руку в стене находилась другая дверь, в которую вошедший стучал два раза.
Когда и эта дверь отворялась, он оказывался перед винтовой лесенкой со стертыми ступенями, ведущей на второй этаж.
Для обычных посетителей трактир имел всего один этаж. Для посвященных же он имел и второй, разделенный на небольшие залы, которые в наше время принято называть отдельными кабинетами.
Вот этим-то таинственным путем и проник в трактир дон Фелипе.
По случайности дверь перед винтовой лестницей ему отпер сам хозяин.
Он низко поклонился испанцу, потому что знал, что тот всегда хорошо платит.
— У тебя есть люди? — спросил дон Фелипе.
— Да почти никого.
— И все-таки кто?
— Двое отставных рейтаров, которые пьют, бранятся и клянутся убить кардинала.
— Прекрасно, и где же они?
— Да наверху, в большом зале.
— А еще кто?
— А внизу, в маленьком зале, вроде какой-то офицер с лакеем.
— А я могу на них посмотреть так, чтобы они меня не видели?
Пернисон заулыбался.
— Ваша милость отлично знает, что у меня для вас нет ничего невозможного. Идемте со мной, монсеньор.
И они на цыпочках поднялись по винтовой лестнице.
Наверху Пернисон провел испанца в зал, расположенный как раз над тем, где сидел офицер со своим лакеем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
— Вас любит король, — сказал дон Фелипе, — и вас, может быть, и помилуют… А нас…
— Помилуют, вы сказали?..
— Да, все открылось… Вот уже час, как кардинал все знает.
Донья Манча в свою очередь побледнела.
— Мы провалились у самой цели, и это — ваша вина, сестра, — прибавил дон Фелипе.
— Да объяснитесь же вы, наконец! — закричала она.
— Мне хватит для этого нескольких слов, — сказал он. — Где капитан Мак?
— Пошел на встречу с заговорщиками.
— Ошибаетесь; выйдя от вас, он пошел к Саре Лоредан.
Донья Манча почувствовала, что кровь бросилась ей в голову.
— Вы лжете! — прошептала она.
В глубине молельни на аналое, покрытом бархатом, стояло распятие из слоновой кости. Дон Фелипе подошел к нему, положил на него руку и торжественно произнес:
— Донья Манча, клянусь вам, что это правда.
— Я верю вам, — глухо сказала она.
Минуту она подавленно молчала, а потом спросила:
— Но что общего между этим и тем, что заговор раскрыт?
— Постойте… Сара Лоредан любит капитана.
— Пусть так.
— А капитан, — вы можете в этом не сомневаться, — любит Сару Лоредан.
— Дальше! — в бешенстве воскликнула донья Манча.
— Сара Лоредан дала ему добрый совет, и он ему последовал.
— Какой совет?
— Пойти к кардиналу, рассказать ему все, что случилось за последние два дня и навести его таким образом на след заговора.
— Но это бесчестно! — воскликнула донья Манча.
— Не отрицаю.
— Нет, невозможно!
— Но, тем не менее, это так.
— О! А кто мне это докажет?
Дон Фелипе снова положил руку на распятие.
— Сударыня, — сказал он, — вам известно, что испанец никогда не поклянется ложно на распятии. Я клянусь вам, что час тому назад Мак вошел к кардиналу.
Донья Манча воскликнула:
— О, негодяй! — и потеряла сознание.
Дон Фелипе позвал ее горничных:
— Займитесь вашей хозяйкой, — сказал он им, — мне нужно уйти.
И он покинул особняк.
— Ну, теперь, — прошептал он, — когда донья Манча придет в себя, даже если любовь еще останется в ее сердце, все равно ей не успеть спасти капитана. Конечно, я не принес ложной клятвы, утверждая донье Манче, что капитан Мак находится у кардинала, но я немного преувеличил, когда говорил, что он пошел выдать заговор. Чтобы выдать тайну, первым делом ее нужно знать, а Мак совершенно не посвящен в наши дела.
Рассуждая сам с собой таким образом, дон Фелипе по улице Сент-Оноре шел в сторону Пале-Кардиналь. На углу к нему подошел человек, который до этого стоял на своем посту недалеко от сторожки.
Дон Фелипе узнал дона Диего.
— Дон Руис вышел отсюда, — сказал дон Диего.
— И вы не пошли за ним?
— Незачем. Он там.
— Где «там»?
Дон Диего указал рукой на трактир напротив кардинальского дворца. На трактире была вывеска:
«У доброго монаха»
— Один? — спросил дон Фелипе.
— Нет, с этим увальнем, который служит у него оруженосцем, по имени, кажется, Сидуан.
— Прекрасно, — прошептал дон Фелипе. — Хозяин «Доброго монаха» очень меня почитает… и сделает все, как я хочу. Спасибо большое, дон Диего, я вас снимаю с поста.
— Свидание вечером состоится? — спросил дон Диего.
— Непременно, — ответил дон Фелипе.
И направился к трактиру, бормоча себе под нос:
— Но кое-кто на нем будет отсутствовать!
Глава 26. Как сражался дон Фелипе
«У доброго Монаха» был один из старых трактиров, которые располагались в окрестностях Лувра, Кардинальского дворца Тюильри, и основными посетителями которых были гвардейцы и солдаты.
Трактир «У доброго Монаха» был одним из самых посещаемых. И не потому, что вино было в нем лучше, или хозяин отпускал в долг, а потому, что он служил местом любовных свиданий и центром тайных политических интриг, которые принесли с собой итальянцы около века тому назад. Если вечером иногда какая-нибудь придворная дама, прикрыв лицо бархатной маской, приходила сюда на свидание с красавцем-мушкетером или гвардейцем его преосвященства, то здесь же затевалась не одна интрига, а, бывало, и заговор.
Трактирщик был бывший солдат по имени Пернисон.
Уже двадцать лет сидел он за своей стойкой, но никогда ни на кого не донес в полицию.
Никогда секреты не выходили за стены его заведения.
Несмотря на королевские указы, за закрытыми дверями трактира состоялась не одна дуэль.
Победитель уходил спокойно. А побежденного без лишнего шума зарывали в погребе, или выносили тело на улицу и бросали на углу, где стража и обнаруживала его поутру.
И если капитан Мак вошел в трактир «У доброго Монаха» первый раз в жизни, то дону Фелипе это заведение было хорошо знакомо. Много раз испанец ужинал здесь, и мэтр Пернисон хорошо понимал, как умный трактирщик должен ценить такого знатного гостя.
Трактир имел два входа.
Главный вход с площади перед Кардинальским дворцом.
Именно там висела традиционная ветка остролиста, а рядом с ней жестяная вывеска, на которой художник, имя которого до нас не дошло, изобразил толстощекого монаха, пьющего прямо из большого кувшина.
Через эту дверь входили обыкновенные выпивохи и все те, кто не был посвящен в тайны заведения.
Вторая же дверь открывалась только перед теми, кого к «Доброму Монаху» привело дело более серьезное, чем желание распить бутылочку-другую старого вина. Чтобы найти эту дверь, нужно было пройти в узкий и грязный переулок позади трактира, найти потайную пружину в углу стены, и тогда низенькая изъеденная червями дверь бесшумно отворялась, открывая доступ в темный коридор.
Завсегдатай притворял за собой дверь и шел по коридору; по левую руку в стене находилась другая дверь, в которую вошедший стучал два раза.
Когда и эта дверь отворялась, он оказывался перед винтовой лесенкой со стертыми ступенями, ведущей на второй этаж.
Для обычных посетителей трактир имел всего один этаж. Для посвященных же он имел и второй, разделенный на небольшие залы, которые в наше время принято называть отдельными кабинетами.
Вот этим-то таинственным путем и проник в трактир дон Фелипе.
По случайности дверь перед винтовой лестницей ему отпер сам хозяин.
Он низко поклонился испанцу, потому что знал, что тот всегда хорошо платит.
— У тебя есть люди? — спросил дон Фелипе.
— Да почти никого.
— И все-таки кто?
— Двое отставных рейтаров, которые пьют, бранятся и клянутся убить кардинала.
— Прекрасно, и где же они?
— Да наверху, в большом зале.
— А еще кто?
— А внизу, в маленьком зале, вроде какой-то офицер с лакеем.
— А я могу на них посмотреть так, чтобы они меня не видели?
Пернисон заулыбался.
— Ваша милость отлично знает, что у меня для вас нет ничего невозможного. Идемте со мной, монсеньор.
И они на цыпочках поднялись по винтовой лестнице.
Наверху Пернисон провел испанца в зал, расположенный как раз над тем, где сидел офицер со своим лакеем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62