А вот то, что с перепугу комбриг приземлился на чужом аэродроме, — этот факт стал известен всем сразу. Рассказывали, будто посадил он машину, выскочил из кабины весь взволнованный — и сразу кричать: «Где Савицкий?!» «Какой еще Савицкий?» — спрашивают его, а он не унимается: «Да курсант длинный такой, учит нас летать!..»
Объяснили комбригу, что перепутал он аэродром-то. К тому же и улететь теперь к себе не сможет, потому что самолеты тут другие и шланги для заправки топливом разные — к Р-5 не подходят. Пришлось ждать Королеву, пока на дрезине не привезли подходящие шланги. На этой дрезине и в обратный путь отправили — летать не разрешили.
А я подумал-подумал, как бы это тверже усвоить моему ученику вывод из штопора, и вместо дидактических бесед взял да и отстранил его от полетов на два дня. Эх и взбунтовался тогда комбриг! Заслуги свои перечислять начал, мои незаслуги… Выглядел я при таком сравнении, конечно, довольно бледно. Что ни говори, разница немалая: все те конные набеги-атаки — и какие-то полеты по кругу на трескучем фанерном аппарате. Но я был непоколебим — ученик отстранен от полетов из-за плохого знания законов аэродинамики. Для возобновления летной работы ему требуется дополнительная подготовка на земле — два. дня. А чтобы утихомирить спесивого комбрига, решительно заключил:
— В небе нет генералов! Перед лицом смерти все равны!..
Возможно, я чуточку перегнул, но меня поняли.
Так мы и учились друг у друга: я — у «своих комбригов», они — у меня. Жил я пока, как курсант, на общих правах, в казарме. Руководил комсомольской организацией роты. Незаметно подошло и время нашего выпуска из школы. Это было, конечно, большое событие в жизни каждого выпускника.
Помню, выдали нам красивую синюю форму летчиков. Белая рубашка, черный галстук, сбоку на длинном ремешке пистолет парабеллум — было за что нас девчатам любить!
И вот построились мы в ожидании торжественной минуты — присвоения воинского звания. Немного осталось от нашей первоначальной-то роты: пришло двести двадцать человек, а до финиша добралось только восемьдесят.
Звание «красный военлет» присваивалось приказом наркома обороны. При этом различались категории: всем выпускникам школы на петлицы тужурок полагалось по два кубика — четвертая категория. Эту категорию присвоили всем, кто направлялся в строевые части. А тем, кто по распределению оставался в школе инструктором, присвоили шестую категорию — К-6 — и вручили сразу четыре кубаря.
Приказ наркома зачитывал и знаки воинского различия вручал нам сам начальник школы. Как я ни готовился к этой минуте, но дошла до меня очередь, и сердце мое застучало, забилось в волнении. Но вот то, что услышал после сообщения о присвоении звания, немало удивило всех. Дело в том, что одновременно с назначением на должность инструктора отныне мне надлежало стать в 7-й школе военных летчиков и… преподавателем аэродинамики.
Вообще-то предмет этот я знал хорошо, не сомневался, что справлюсь. А друзья шутили:
— Женька, может, и пожарную охрану заодно возглавишь?..
По молодости лет энергии хватало на многое, казалось, мог бы горы свернуть. Без пожарного дела, правда, обошлось, а вот секретарем комсомольской организации — теперь уже эскадрильи — меня избрали. А •это — сто пятьдесят комсомольцев, тридцать один самолет. Хозяйство солидное.
Жили мы все на аэродроме Гумрак в деревянных щитовых бараках (зимой в них холодно, летом жарко), и вокруг — ничего: ни сел, ни клубов, ни театров. Одни лишь самолеты, моторы да ветер вольный. Тут мои «университеты», конечно, пригодились: ночлежки в асфальтовых котлах да в подвалах на каменном полу неплохо подготовили к любым житейским передрягам. Барак, где жили летчики-инструкторы, по мне так почти не уступал царскому дворцу в Ливадии. Да, впрочем, и остальные пилоты не слишком-то горевали и весело переносили временные трудности, понимая, что школа наша только создается.
А чтобы не дичать в степи-то (парни все молодые были), я предложил как-то наладить в воскресные дни маршруты в Сталинград. В городском парке там играл духовой оркестр, девчата собирались на танцы. Разумеется, без транспорта двадцать пять километров туда да двадцать пять обратно — многовато. Решили тогда приспособить для такого дела дрезину. Выпросили у начальника станции какую-то старую, списанную тележку, установили на ней бензобак, мотор М-11 от учебного самолета, перевернули винт так, чтобы он стал не тянущим, а толкающим — и готово!
Движение по железной дороге от Гумрака было небольшое. Нам разрешили использовать свой транспорт по воскресным дням в определенные часы. И вот мы с нетерпением ждем первого выходного выезда.
С вечера ребята приводят в порядок свою форму — чистят костюмы, утюжат рубашки, и вскоре так все блестит да играет красками — хоть в парижский дом моделей.
А с утра пораньше — все у дрезины. Управлять аппаратом доверено мне (как-никак «мерседес-бенц» водил!). Запускаю мотор: чихнул он пару раз, винт нехотя крутанул оборот, замер, потом неуверенно провернулся еще и наконец заработал, оглушая все вокруг веселым треском. Мои друзья повскакивали на платформу дрезины, обнялись покрепче, чтобы не свалиться по дороге, я прибавил газу — и понеслись мы в Сталинград! И так нам было тогда все просто, так радостно, что казалось, ничто и никогда не омрачит нашу жизнь — нет таких сил на земле! Однако шел уже 1933 год. В Европе пробуждалась зловещая сила, да такая, которую и представить себе было невозможно…
Я уже сделал два выпуска летчиков — подготовь шестнадцать воздушных бойцов. Командование отряда ко мне относилось хорошо, меня повысили в должности — стал командиром звена. А комбриг Богослов, начальник нашей школы, уважительно подчеркивал при случае и мою преподавательскую работу. Надо сказать, среди инструкторской братии мой авторитет в вопросах аэродинамики был непререкаем.
Но вот как-то на аэродроме Гумрак приземлился самолет незнакомых, самых современных аэродинамических форм, и я не смог сказать, что это за машина. Более компактная, чем Р-5, — крылья и фюзеляж ее были заметно короче, мощный лобастый мотор с кольцевым капотом, сравнительно большой киль — все придавало ей динамичный бойцовский вид.
Самых современных… Пишу вот, а слова эти никак не вяжутся с образом давно ушедшего в историю самолетика. Перед мысленным взором невольно встает привычный ряд боевых машин, на которых летал в последние годы. Сейчас молодые парни несут на этих и других действительно самых современных ракетоносцах-перехватчиках боевую вахту по охране неба Отечества. Кое-какие машины прошли и проверку боем. Так, например, сверхзвуковой истребитель МиГ-21 получил добрый отзыв специалистов, вернувшихся из Вьетнама, — самолет-солдат!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Объяснили комбригу, что перепутал он аэродром-то. К тому же и улететь теперь к себе не сможет, потому что самолеты тут другие и шланги для заправки топливом разные — к Р-5 не подходят. Пришлось ждать Королеву, пока на дрезине не привезли подходящие шланги. На этой дрезине и в обратный путь отправили — летать не разрешили.
А я подумал-подумал, как бы это тверже усвоить моему ученику вывод из штопора, и вместо дидактических бесед взял да и отстранил его от полетов на два дня. Эх и взбунтовался тогда комбриг! Заслуги свои перечислять начал, мои незаслуги… Выглядел я при таком сравнении, конечно, довольно бледно. Что ни говори, разница немалая: все те конные набеги-атаки — и какие-то полеты по кругу на трескучем фанерном аппарате. Но я был непоколебим — ученик отстранен от полетов из-за плохого знания законов аэродинамики. Для возобновления летной работы ему требуется дополнительная подготовка на земле — два. дня. А чтобы утихомирить спесивого комбрига, решительно заключил:
— В небе нет генералов! Перед лицом смерти все равны!..
Возможно, я чуточку перегнул, но меня поняли.
Так мы и учились друг у друга: я — у «своих комбригов», они — у меня. Жил я пока, как курсант, на общих правах, в казарме. Руководил комсомольской организацией роты. Незаметно подошло и время нашего выпуска из школы. Это было, конечно, большое событие в жизни каждого выпускника.
Помню, выдали нам красивую синюю форму летчиков. Белая рубашка, черный галстук, сбоку на длинном ремешке пистолет парабеллум — было за что нас девчатам любить!
И вот построились мы в ожидании торжественной минуты — присвоения воинского звания. Немного осталось от нашей первоначальной-то роты: пришло двести двадцать человек, а до финиша добралось только восемьдесят.
Звание «красный военлет» присваивалось приказом наркома обороны. При этом различались категории: всем выпускникам школы на петлицы тужурок полагалось по два кубика — четвертая категория. Эту категорию присвоили всем, кто направлялся в строевые части. А тем, кто по распределению оставался в школе инструктором, присвоили шестую категорию — К-6 — и вручили сразу четыре кубаря.
Приказ наркома зачитывал и знаки воинского различия вручал нам сам начальник школы. Как я ни готовился к этой минуте, но дошла до меня очередь, и сердце мое застучало, забилось в волнении. Но вот то, что услышал после сообщения о присвоении звания, немало удивило всех. Дело в том, что одновременно с назначением на должность инструктора отныне мне надлежало стать в 7-й школе военных летчиков и… преподавателем аэродинамики.
Вообще-то предмет этот я знал хорошо, не сомневался, что справлюсь. А друзья шутили:
— Женька, может, и пожарную охрану заодно возглавишь?..
По молодости лет энергии хватало на многое, казалось, мог бы горы свернуть. Без пожарного дела, правда, обошлось, а вот секретарем комсомольской организации — теперь уже эскадрильи — меня избрали. А •это — сто пятьдесят комсомольцев, тридцать один самолет. Хозяйство солидное.
Жили мы все на аэродроме Гумрак в деревянных щитовых бараках (зимой в них холодно, летом жарко), и вокруг — ничего: ни сел, ни клубов, ни театров. Одни лишь самолеты, моторы да ветер вольный. Тут мои «университеты», конечно, пригодились: ночлежки в асфальтовых котлах да в подвалах на каменном полу неплохо подготовили к любым житейским передрягам. Барак, где жили летчики-инструкторы, по мне так почти не уступал царскому дворцу в Ливадии. Да, впрочем, и остальные пилоты не слишком-то горевали и весело переносили временные трудности, понимая, что школа наша только создается.
А чтобы не дичать в степи-то (парни все молодые были), я предложил как-то наладить в воскресные дни маршруты в Сталинград. В городском парке там играл духовой оркестр, девчата собирались на танцы. Разумеется, без транспорта двадцать пять километров туда да двадцать пять обратно — многовато. Решили тогда приспособить для такого дела дрезину. Выпросили у начальника станции какую-то старую, списанную тележку, установили на ней бензобак, мотор М-11 от учебного самолета, перевернули винт так, чтобы он стал не тянущим, а толкающим — и готово!
Движение по железной дороге от Гумрака было небольшое. Нам разрешили использовать свой транспорт по воскресным дням в определенные часы. И вот мы с нетерпением ждем первого выходного выезда.
С вечера ребята приводят в порядок свою форму — чистят костюмы, утюжат рубашки, и вскоре так все блестит да играет красками — хоть в парижский дом моделей.
А с утра пораньше — все у дрезины. Управлять аппаратом доверено мне (как-никак «мерседес-бенц» водил!). Запускаю мотор: чихнул он пару раз, винт нехотя крутанул оборот, замер, потом неуверенно провернулся еще и наконец заработал, оглушая все вокруг веселым треском. Мои друзья повскакивали на платформу дрезины, обнялись покрепче, чтобы не свалиться по дороге, я прибавил газу — и понеслись мы в Сталинград! И так нам было тогда все просто, так радостно, что казалось, ничто и никогда не омрачит нашу жизнь — нет таких сил на земле! Однако шел уже 1933 год. В Европе пробуждалась зловещая сила, да такая, которую и представить себе было невозможно…
Я уже сделал два выпуска летчиков — подготовь шестнадцать воздушных бойцов. Командование отряда ко мне относилось хорошо, меня повысили в должности — стал командиром звена. А комбриг Богослов, начальник нашей школы, уважительно подчеркивал при случае и мою преподавательскую работу. Надо сказать, среди инструкторской братии мой авторитет в вопросах аэродинамики был непререкаем.
Но вот как-то на аэродроме Гумрак приземлился самолет незнакомых, самых современных аэродинамических форм, и я не смог сказать, что это за машина. Более компактная, чем Р-5, — крылья и фюзеляж ее были заметно короче, мощный лобастый мотор с кольцевым капотом, сравнительно большой киль — все придавало ей динамичный бойцовский вид.
Самых современных… Пишу вот, а слова эти никак не вяжутся с образом давно ушедшего в историю самолетика. Перед мысленным взором невольно встает привычный ряд боевых машин, на которых летал в последние годы. Сейчас молодые парни несут на этих и других действительно самых современных ракетоносцах-перехватчиках боевую вахту по охране неба Отечества. Кое-какие машины прошли и проверку боем. Так, например, сверхзвуковой истребитель МиГ-21 получил добрый отзыв специалистов, вернувшихся из Вьетнама, — самолет-солдат!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96