Отсюда мужество, правдолюбие, устремленность к цели. Философы, ученые мужи, анализируя время, отношения между людьми, облекают все в сложность формулировок — обоснованных и неотвратимых.
А мы просто жили. Читали книги, провожали детей в школу, строили Днепрогэс, хранили отчий край. И так — день за днем — складывались годы, судьбы… Но вот и сейчас, когда наступила осень жизненного срока, я готов сказать: нет счастья для человека более высокого, чем быть просто человеком.
Казалось бы, ну а что тут трудного? Приобрети уважение к себе, чувство собственного достоинства да трудись на благо общества. Но, будем откровенны, для скромного гражданина не всегда легко обосновать право на собственное достоинство на фоне множества личностей талантливых и незаурядных. Порой людям, достигшим в отдельных видах деятельности поразительных результатов, воздают по заслугам, а это у других вдруг вызывает чувство собственной неполноценности, самоуничижения и сопутствующей им зависти. И, глядишь, встретив бывшего одноклассника, ставшего знаменитым, не всякий найдет даже верный тон в разговоре. Царапает душу зависть — и он берет агрессивно-ироническую ноту: мол, где уж нам уж выйти замуж… Ударит в глаза блеск чужой славы — и он стелется лестью (лакейская черта в людях…).
А ведь известно, что человеческая деятельность в ее материальной и духовной сферах столь многообразна, что не было и быть не может личностей, как бы способны они ни были, которые превосходили бы всех остальных абсолютно во всем. Каждый способен проявить себя в какой-то области, реализовать в наиболее полной мере свое «я» в соответствии с присущими ему убеждениями и устремлениями, когда индивидуальность, личностное начало не только заявляют о себе, но и деятельно, предметно-практически воплощаются в творениях мысли и рук, в поступках, в образе жизни. Знакомство с мыслями, трудами и делами гения разве не восхищает нас как свидетельство беспредельных возможностей человека? Я думаю, не только восхищает и наполняет гордостью за принадлежность к человеческому роду, но и придает сил для развития собственных способностей…
Так или приблизительно так рассуждал я в один из рабочих дней, получив приказ наркома обороны о назначении меня командиром полка.
Меня поздравляли с повышением по службе, напутствовали, желали успехов в командирской деятельности, а я, признаться, не знал — к лучшему ли это новое назначение. Дело в том, что истребительный полк, которым мне предстояло руководить, был далеко не лучшим на Дальнем Востоке. Нередко критиковали его на совещаниях и конференциях — то за одно, то за другое. И вот ключи от такого хозяйства вручают тебе и выражают надежду, что полк под знаменами нового командира наконец-то выберется из отстающих, станет передовым — как тут быть? Ну поздравили сегодня с повышением, ну пожелали удач — а что изменится к завтрашнему утру? С чего начинать?..
Была еще одна деталь, немало смущавшая меня. Мой возраст и звание. Старший лейтенант — и командовать полком, — как-то это одно с другим не вязалось. Правда, в летной школе мне уже доводилось учить комбригов, комкоров. Но одно дело учить управлению самолетом, технике пилотирования. Другое, когда тебе вручают боевой коллектив.
Как поступать в той или иной ситуации, как правильно использовать все многообразие и всю полноту командирской власти?.. Ответа на эти вопросы в инструкциях и учебных пособиях, понятно, не было, но я уже знал, насколько большой могла быть сила влияния отдельной личности — большой и не всегда благотворной. Знал и понимал, что если руководитель не обладает необходимой подготовкой, всей полнотой знаний для руководства делом, то и создается опасное положение, когда некомпетентный человек получает право решать, а компетентный обязан выполнять неквалифицированные решения.
И вот в святом творческом волнении отправился я в штаб дивизии для представления комдиву Руденко по случаю своего назначения.
Пройдут годы. Сергей Игнатьевич Руденко станет маршалом авиации. В войну он будет командовать воздушной армией, и солдатские наши судьбы еще не раз пересекутся. Но именно та встреча почему-то запомнилась на всю жизнь.
…Помню, за массивным письменным столом сидел полковник. Большой лоб, небесно-голубые глаза, веселые, доверчивые, глаза, улыбка. Комдива я не раз видел на различных совещаниях, разборах летной работы! полков, но так близко — впервые. На его гимнастерке! поблескивал орден Ленина, каждое движение полковника отличалось твердой, уверенной грацией, и я невольно подумал: «Вот бы мне быть таким!..» Должно быть, я слишком откровенно рассматривал этого красивого человека — Сергей Игнатьевич заметил мой взгляд, улыбнулся и завершил беседу:
— Так что работы вам предстоит много. Принимайте полк — потом прилечу и на месте обсудим, как выводить его из отстающих в отличные… Да, кстати, — добавил комбриг, — у вас будет новый комиссар полка.
Он уже назначен и вчера отбыл на место, службы.
— А кто? — вырвалось у меня.
— Лейтенант Федоров.
«Ничего себе! — отметил я про себя. — Сильные кадры собираются в полку: командир — старший лейтенант, комиссар — лейтенант…»
От внимания комдива не ускользнула эта моя тревога.
— Такой недостаток, как молодость, — дело поправимое, — заметил он. — За умение как следует делать свое ратное дело такой пустяк прощается,.. — И снова улыбнулся.
Утром на почтовом поезде с одним небольшим чемоданом — все-то приданое! — отправился я в сторону таежной станции. Это была даже не станция, а полустанок у железнодорожного моста через реку Зея. До села, где располагался полк, транспорт никакой не ходил, но меня ждали сани, и я не теряя времени прыгнул в душистое сено, набросил на себя овчинный тулуп — и небольшая лошадка тронула с места уверенной рысцой по знакомой наезженной дороге.
Вечерело. Легкий морозец приятно щипал уши и щеки. В небе, пока еще светлом и необыкновенно высоком, загорались первые звезды. Они словно накаливались изнутри: поначалу синие, потом белые и лишь после с каждой минутой становились все более и более голубыми, переливными — ночными. Весело поскрипывали полозья саней, под звон колокольчика лошадка бежала легко, пофыркивала от удовольствия, но вот дорога нырнула в овраг и пошла среди низеньких кустов, совсем реденькой березовой поросли.
— Далеко ли еще? — спросил я возчика, молчаливого бородатого мужика из соседнего с полком сельца.
— Да рядом, господи!.. Сичас за лесом! — отозвался он, задергал вожжи и застегал лошадь своим кнутиком.
Въехали в лес. Стемнело совсем. Из черной мглы впереди вдруг засверкали два красных глаза. «Никак волки?..» — подумал я, и проснулось давно забытое, чисто русское, пленительное это растворение в ночи, когда луга, реки, пустынные дороги под звездами, кажется, будто того и ждут, чтобы мы пришли с приметами и суевериями, шептались и были близки и откровенны с кем-то похожим на нас, кого мы и ждем, выдумываем и никогда не встречаем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96