А когда представитель Ставки спросил:
— Иван Данилович, у вас будут вопросы? — на что командующий фронтом ответил, что вопросов нет, я уже не сомневался — это наш Черняховский!
После командарма Крылова докладывал командующий 11-й гвардейской армией генерал-лейтенант К. Н. Галицкий, затем командующий 31-й армией генерал-лейтенант В. В. Глаголев, и, помню, оба также говорили, что наступают на главном направлении.
— Это хорошо, что все наступают на главном направлении, — заметил в заключение маршал Василевский. — Значит, глубоко все продумали…
Долго еще в тот день докладывали командармы и комкоры о стоящих перед ними боевых задачах, и уже по объему одной только этой подготовки мне становилась ясна грандиозность замысла операции «Багратион». А 148 действующих полевых аэродромов, а сеть ложных площадок, а по 8—10 боекомплектов бомб, снарядов, патронов на каждую воздушную армию — это ведь тоже о чем-то говорило!
Я не буду перечислять детали замысла операции, подробно останавливаться на боевых задачах — это известно из исторической литературы, об этом подробно пишут в своих мемуарах многие военачальники. Скажу кратко: нам, истребителям, предстояло вести борьбу за удержание господства в воздухе, поддерживать войска при прорыве обороны противника и развитии успеха в глубине, препятствовать подходу резервов, дезорганизовать планомерный отход гитлеровцев, непрерывно осуществлять воздушную разведку и наблюдение за полем боя.
На второй день, после прорыва тактической зоны обороны немцев, для развития успеха операции вводилась конно-механизированная группа генерала Н. С. Ос-ликовского. Моему корпусу и предстояло тогда обеспечить ввод в сражение, а затем организовать поддержку действий в глубине обороны противника этой самой конно-механизированной группы.
Надо сказать, летчики-истребители не очень-то любили прикрывать конников. Стоит, бывало, противнику сбросить на кавалерию несколько бомб — жди неприятностей. Лошадь-то в окоп не спрячешь, от разрывов она начинает метаться — и пошло!.. Совсем другое дело — танки прикрывать.
Однако после совещания с представителем Ставки я отправился в штаб, где со своими помощниками неотложно принялся за разработку различных вариантов действий, расчет наряда сил, так что перед наступлением был уже на командном пункте генерала Осликовского, полностью готовый к предстоящим совместным боевым действиям.
23 июня началась Белорусская операция. В ночь перед наступлением по основным опорным пунктам обороны немцев нанесли удар дальние бомбардировщики и самолеты По-2. Утром туманы затруднили наши боевые вылеты, но на оршанском направлении за полчаса до атаки 160 «пешек» отбомбились по основным узлам сопротивления противника, а 18 Илов провели успешную штурмовку штаба пехотной дивизии гитлеровцев. Крепко поработала наша артиллерия.
Все это создало благоприятные условия для перехода войск в атаку, а успешные действия 5-й армии позволили на следующий день ввести в прорыв на богушев-ском направлении конно-механизированную группу генерала Осликовского.
За несколько часов до этого на командный пункт группы прибыли маршал А. М. Василевский и командующий фронтом И. Д. Черняховский. Вызвали меня, генерала В, Т. Обухова — командира 3-го гвардейского Сталинградского механизированного корпуса, и вскоре проявились и детали. К вечеру танки Обухова должны были включиться в прорыв у Богушевска, а моему корпусу в этот день до наступления темноты, а на следующий день — с рассвета — предстояло прикрывать танкистов.
— За корпусом Обухова в прорыв пойдет кавалерия Осликовского, — заметил командующий фронтом и спросил, как я собираюсь обеспечить при этом боевое управление истребителями.
Для непрерывного руководства боевыми действиями авиации на вспомогательный пункт управления 5-й армии выделялась оперативная группа штаба нашей воздушной армии. С вводом в прорыв корпуса Обухова эта оперативная группа должна была перейти на командный пункт Осликовского, а в мое распоряжение в кавалерийском и механизированном корпусе выделяли дополнительные радиостанции, которые и обеспечивали меня со всеми надежной связью.
Так я отвечал на вопрос командующего фронтом. Иван Данилович внимательно слушал меня и, видимо, не признал в авиационном генерале Женьку Савицкого, а мне как-то неловко было обращаться к воспоминаниям в такое время, я понимал — каждая минута у командующего на счету.
24 июня, во второй половине дня, наша авиация нанесла массированный удар по Богушевску, в ночь на 25 июня витебская группировка противника в составе пяти дивизий была окружена и рассечена. Танки, входившие в группу Осликовского, на следующий день успешно преодолели лесисто-болотистую местность и ворвались в Сенно…
По мере удаления конно-механизированной группы от аэродромов нашего базирования время прикрытия их на поле боя заметно уменьшалось. Немцы учитывали это и нет-нет да прорывались к конникам. Особенно много неприятностей их истребители доставили нам при форсировании Березины.
Так, например, однажды больше двадцати пяти гитлеровских машин появились в районе переправы. Чтобы ликвидировать опасность, пришлось поднять против них шестерку истребителей. Вел ее заместитель командира эскадрильи капитан В. Мельников. Физически очень сильный, в бою этот летчик отличался просто безмерной отвагой. Он и тогда не пропустил немцев к переправе. Связав боем четверку «мессершмиттов», прикрывавших «юнкерсы», сбил группой пять самолетов противника, разогнал весь их строй и благополучно вернулся. Генерал Осликовский за смелые и решительные действия по прикрытию переправы на Березине объявил пилотам благодарность.
Нелегкий воздушный бой над Березиной пришлось выдержать и мне. Парой как-то мы сошлись с четверкой «фоккеров». Летчики противника попались опытные, настырные, а у нас горючее оказалось на исходе, так что пришлось тогда довольно туго. Но, слава богу, выдержали…
Однако отдаленность аэродромов от стремительно наступавших войск, которые мы должны были прикрывать, сказывалась все чаще. Пока долетишь до передовых отрядов подвижной группы, а это порой до ста километров, — пора возвращаться — горючего-то на истребителе не слишком много.
Нужно было как-то выходить из создавшегося положения. К тому времени меня уже назначили начальником северной авиационной группы вместо генерала Богородицкого: хозяйство, за которое отвечал, заметно расширилось. Кроме 3-го истребительного авиакорпуса, теперь в моем распоряжении оказались 3-й штурмовой авиакорпус, 1-я и 11-я штурмовые авиадивизии. Управлять таким хозяйством, понятно, сложнее, и первое, что беспокоило, — аэродромы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
— Иван Данилович, у вас будут вопросы? — на что командующий фронтом ответил, что вопросов нет, я уже не сомневался — это наш Черняховский!
После командарма Крылова докладывал командующий 11-й гвардейской армией генерал-лейтенант К. Н. Галицкий, затем командующий 31-й армией генерал-лейтенант В. В. Глаголев, и, помню, оба также говорили, что наступают на главном направлении.
— Это хорошо, что все наступают на главном направлении, — заметил в заключение маршал Василевский. — Значит, глубоко все продумали…
Долго еще в тот день докладывали командармы и комкоры о стоящих перед ними боевых задачах, и уже по объему одной только этой подготовки мне становилась ясна грандиозность замысла операции «Багратион». А 148 действующих полевых аэродромов, а сеть ложных площадок, а по 8—10 боекомплектов бомб, снарядов, патронов на каждую воздушную армию — это ведь тоже о чем-то говорило!
Я не буду перечислять детали замысла операции, подробно останавливаться на боевых задачах — это известно из исторической литературы, об этом подробно пишут в своих мемуарах многие военачальники. Скажу кратко: нам, истребителям, предстояло вести борьбу за удержание господства в воздухе, поддерживать войска при прорыве обороны противника и развитии успеха в глубине, препятствовать подходу резервов, дезорганизовать планомерный отход гитлеровцев, непрерывно осуществлять воздушную разведку и наблюдение за полем боя.
На второй день, после прорыва тактической зоны обороны немцев, для развития успеха операции вводилась конно-механизированная группа генерала Н. С. Ос-ликовского. Моему корпусу и предстояло тогда обеспечить ввод в сражение, а затем организовать поддержку действий в глубине обороны противника этой самой конно-механизированной группы.
Надо сказать, летчики-истребители не очень-то любили прикрывать конников. Стоит, бывало, противнику сбросить на кавалерию несколько бомб — жди неприятностей. Лошадь-то в окоп не спрячешь, от разрывов она начинает метаться — и пошло!.. Совсем другое дело — танки прикрывать.
Однако после совещания с представителем Ставки я отправился в штаб, где со своими помощниками неотложно принялся за разработку различных вариантов действий, расчет наряда сил, так что перед наступлением был уже на командном пункте генерала Осликовского, полностью готовый к предстоящим совместным боевым действиям.
23 июня началась Белорусская операция. В ночь перед наступлением по основным опорным пунктам обороны немцев нанесли удар дальние бомбардировщики и самолеты По-2. Утром туманы затруднили наши боевые вылеты, но на оршанском направлении за полчаса до атаки 160 «пешек» отбомбились по основным узлам сопротивления противника, а 18 Илов провели успешную штурмовку штаба пехотной дивизии гитлеровцев. Крепко поработала наша артиллерия.
Все это создало благоприятные условия для перехода войск в атаку, а успешные действия 5-й армии позволили на следующий день ввести в прорыв на богушев-ском направлении конно-механизированную группу генерала Осликовского.
За несколько часов до этого на командный пункт группы прибыли маршал А. М. Василевский и командующий фронтом И. Д. Черняховский. Вызвали меня, генерала В, Т. Обухова — командира 3-го гвардейского Сталинградского механизированного корпуса, и вскоре проявились и детали. К вечеру танки Обухова должны были включиться в прорыв у Богушевска, а моему корпусу в этот день до наступления темноты, а на следующий день — с рассвета — предстояло прикрывать танкистов.
— За корпусом Обухова в прорыв пойдет кавалерия Осликовского, — заметил командующий фронтом и спросил, как я собираюсь обеспечить при этом боевое управление истребителями.
Для непрерывного руководства боевыми действиями авиации на вспомогательный пункт управления 5-й армии выделялась оперативная группа штаба нашей воздушной армии. С вводом в прорыв корпуса Обухова эта оперативная группа должна была перейти на командный пункт Осликовского, а в мое распоряжение в кавалерийском и механизированном корпусе выделяли дополнительные радиостанции, которые и обеспечивали меня со всеми надежной связью.
Так я отвечал на вопрос командующего фронтом. Иван Данилович внимательно слушал меня и, видимо, не признал в авиационном генерале Женьку Савицкого, а мне как-то неловко было обращаться к воспоминаниям в такое время, я понимал — каждая минута у командующего на счету.
24 июня, во второй половине дня, наша авиация нанесла массированный удар по Богушевску, в ночь на 25 июня витебская группировка противника в составе пяти дивизий была окружена и рассечена. Танки, входившие в группу Осликовского, на следующий день успешно преодолели лесисто-болотистую местность и ворвались в Сенно…
По мере удаления конно-механизированной группы от аэродромов нашего базирования время прикрытия их на поле боя заметно уменьшалось. Немцы учитывали это и нет-нет да прорывались к конникам. Особенно много неприятностей их истребители доставили нам при форсировании Березины.
Так, например, однажды больше двадцати пяти гитлеровских машин появились в районе переправы. Чтобы ликвидировать опасность, пришлось поднять против них шестерку истребителей. Вел ее заместитель командира эскадрильи капитан В. Мельников. Физически очень сильный, в бою этот летчик отличался просто безмерной отвагой. Он и тогда не пропустил немцев к переправе. Связав боем четверку «мессершмиттов», прикрывавших «юнкерсы», сбил группой пять самолетов противника, разогнал весь их строй и благополучно вернулся. Генерал Осликовский за смелые и решительные действия по прикрытию переправы на Березине объявил пилотам благодарность.
Нелегкий воздушный бой над Березиной пришлось выдержать и мне. Парой как-то мы сошлись с четверкой «фоккеров». Летчики противника попались опытные, настырные, а у нас горючее оказалось на исходе, так что пришлось тогда довольно туго. Но, слава богу, выдержали…
Однако отдаленность аэродромов от стремительно наступавших войск, которые мы должны были прикрывать, сказывалась все чаще. Пока долетишь до передовых отрядов подвижной группы, а это порой до ста километров, — пора возвращаться — горючего-то на истребителе не слишком много.
Нужно было как-то выходить из создавшегося положения. К тому времени меня уже назначили начальником северной авиационной группы вместо генерала Богородицкого: хозяйство, за которое отвечал, заметно расширилось. Кроме 3-го истребительного авиакорпуса, теперь в моем распоряжении оказались 3-й штурмовой авиакорпус, 1-я и 11-я штурмовые авиадивизии. Управлять таким хозяйством, понятно, сложнее, и первое, что беспокоило, — аэродромы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96