Моторка была битком набита матросами, офицерами и кинооператорами. Раздавались слова команды и трещали кинокамеры, а к носу плота закрепили тем временем толстый буксирный трос.
— Un momento!note 16 — отчаянно закричал я, не выпуская из рук клетки с попугаем.
— Еще рано, мы должны подождать других los expedicionariosnote 17, — пояснил я, показывая на город.
Никто меня не понял. Офицеры вежливо улыбались, а трос к носу плота крепили по всем правилам искусства. Отчаянно жестикулируя, я развязал петлю и выбросил конец за борт. Попугай решил воспользоваться суматохой. Он просунул сквозь решетку клетки клюв, повернул ручку и открыл дверцу. Когда я обернулся, он уже весело прогуливался по бамбуковой палубе. Я сделал попытку поймать его, но он сердито закричал по-испански и вспорхнул на связку бананов. Не спуская глаз с матросов» которые вновь начали закреплять трос, я бросился в дикую погоню за попугаем. Он с криком влетел в хижину, и здесь мне удалось загнать его в угол и схватить за ногу в тот момент, когда он собрался перескочить через мою голову. Когда я вновь вышел на палубу и водворил свой хлопающий крыльями трофей в клетку, матросы на берегу уже отдали концы и наш плот беспомощно плясал на волнах, непрерывно бежавших от мола к берегу. В отчаянии я схватил весло, пытаясь предотвратить страшный удар плота о сваи набережной. Но тут заработал мотор, «Кон-Тики» сделал рывок и начал свой далекий путь. Моим единственным спутником оказался говорящий по-испански попугай, который, нахохлившись, сидел мрачный в клетке и не спускал с меня глаз. Люди на берегу радостно хлопали и махали нам, а смуглые кинооператоры в моторке чуть не прыгали в море, стремясь запечатлеть на пленке мельчайшие детали драматического отплытия нашей экспедиции из Перу. Я стоял на плоту грустный и одинокий и высматривал своих пропавших компаньонов. Они не появлялись. Вскоре мы подошли к «Гуардиан Рио», стоявшему под парами, наготове поднять якорь и выйти в море. Я мгновенно взобрался по трапу на палубу буксира и учинил там такой шум. что выход в море был отложен, а к берегу была послана шлюпка. Прошло порядочно времени, и шлюпка вернулась битком набитая хорошенькими сеньоритами, но без единого участника экспедиции «Кон-Тики». Все это, конечно, было чудесно, но ни в коей мере не облегчало моего положения; и пока очаровательные сеньориты вертелись на плоту, шлюпка вновь отправилась на розыски «los expedicionarios snoruegos» note 18.
А Эрик и Бенгт шли с прохладцей по набережной, нагруженные до зубов пакетами и книгами. Навстречу им двигался поток возвращавшихся домой людей. В конце концов их остановил полицейский патруль, и любезный констебль объяснил им, что они уже ничего не увидят. Бенгт, изящно размахивая сигарой, заверил его, что им, конечно, смотреть нечего — ведь они сами отправляются на плоту.
— Вряд ли, — снисходительно сказал констебль. — «Кон-Тики» ушел час назад.
— Это невозможно! — закричал Эрик, потрясая одним из пакетов. — Вот же фонарь!
— Ведь он штурман, — заметил Бенгт, — а я — заведующий хозяйством, Все же они добрались до пристани. Плота не было. В ужасе забегали они взад и вперед по молу, где встретили и остальных членов экспедиции, также тщетно разыскивавших исчезнувший плот. В конце концов к ним подошла шлюпка, и мы все шестеро собрались вместе. «Гуардиан Рио» повел плот в море, и вокруг него запенилась вода.
Был уже вечер, когда мы тронулись в путь. «Гуардиан Рио» должен был остаться с нами до утра и вывести нас за линию прибрежных вод.
Сразу же за молом навстречу нам поднялись высокие волны, и все лодочки, провожавшие нас, стали одна за другой возвращаться назад. Лишь несколько больших яхт сопровождало нас до выхода из бухты, желая, по-видимому, посмотреть, как пойдут у нас дела в открытом море.
«Кон-Тики» следовал за буксиром подобно упрямому козлу, которого тащат на веревке: он то и дело зарывался носом в бурное море, и волны перекатывались через борт. Но по сравнению с тем, что нас ожидало впереди, море можно было считать сейчас спокойным. Когда мы были уже на середине бухты, трос лопнул и начал медленно погружаться в море, а буксир как ни в чем не бывало продолжал свой путь. Мы все свесились за борт плота, стараясь изловить трос, а яхты бросились в погоню за «Гуардиан Рио». По обеим сторонам плота качались на волнах огромные, величиной с умывальный таз, медузы; они покрыли весь трос скользкой, желеобразной жгучей массой. Плот поднимался на волнах, и тогда мы, лежа на животе на его краю, протягивали руки над водой и дотрагивались пальцами до скользкого конца. Но затем плот опускался, и мы с головой погружались глубоко в воду, а соленые волны и гигантские медузы свободно перекатывались через наши спины. Мы отплевывались, ругались, вытаскивали из волос куски медуз, но когда буксир все же вернулся, оборвавшийся конец был уже выловлен и его можно было связывать.
Мы только-только собрались забросить наш конец троса на буксир, как вдруг плот начало затягивать под корму буксира, и первая большая волна могла расколотить нас о него вдребезги. Мы немедленно все бросили и принялись, пока было не поздно, отталкиваться веслами и бамбуковыми шестами. Но все было напрасно: в тот момент, когда мы были во впадине между волнами, корма буксира нависала высоко над нами и до нее нельзя было дотянуться; когда же набежавшая волна нас поднимала, «Гуардиан Рио» погружался всей кормой в воду и мог свободно нас раздавить, если плот под него затянет. Экипаж буксира тем временем бегал по палубе и кричал. Но вот наконец винты заработали с нашей стороны, и это дало нам возможность в последнюю минуту выбраться из-под буксира. Нос плота все же получил несколько сильных ударов, и крепления его сдвинулись, но потом все обошлось.
— После такого дьявольского начала конец должен быть хорошим, — заметил Герман. -Вот только бы поскорее закончилась буксировка… пока плот еще цел.
Всю ночь мы медленно шли за буксиром, и всего было только один или два небольших толчка. Яхты уже давно простились с нами, и последний маяк исчез за кормой. Только вдали промелькнули огни каких-то судов. Всю ночь мы несли вахту, не спуская глаз с троса, и хотя по очереди, но все же хорошо всхрапнули… Когда забрезжило раннее утро, побережье Перу было скрыто от нас густым туманом, а впереди в западном направлении над нами простиралось ярко-голубое небо. Набегавшие небольшие волны курчавили гладкую поверхность моря, а одежда, бревна и все вещи были влажными. Становилось прохладно. Окружавшие нас массы зеленой воды оказались неожиданно холодными, хотя мы находились на 12o южной широты. Здесь проходило холодное течение Гумбольдта, которое начиналось у берегов Антарктики, шло на север вдоль побережья Перу и южнее экватора поворачивало на запад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
— Un momento!note 16 — отчаянно закричал я, не выпуская из рук клетки с попугаем.
— Еще рано, мы должны подождать других los expedicionariosnote 17, — пояснил я, показывая на город.
Никто меня не понял. Офицеры вежливо улыбались, а трос к носу плота крепили по всем правилам искусства. Отчаянно жестикулируя, я развязал петлю и выбросил конец за борт. Попугай решил воспользоваться суматохой. Он просунул сквозь решетку клетки клюв, повернул ручку и открыл дверцу. Когда я обернулся, он уже весело прогуливался по бамбуковой палубе. Я сделал попытку поймать его, но он сердито закричал по-испански и вспорхнул на связку бананов. Не спуская глаз с матросов» которые вновь начали закреплять трос, я бросился в дикую погоню за попугаем. Он с криком влетел в хижину, и здесь мне удалось загнать его в угол и схватить за ногу в тот момент, когда он собрался перескочить через мою голову. Когда я вновь вышел на палубу и водворил свой хлопающий крыльями трофей в клетку, матросы на берегу уже отдали концы и наш плот беспомощно плясал на волнах, непрерывно бежавших от мола к берегу. В отчаянии я схватил весло, пытаясь предотвратить страшный удар плота о сваи набережной. Но тут заработал мотор, «Кон-Тики» сделал рывок и начал свой далекий путь. Моим единственным спутником оказался говорящий по-испански попугай, который, нахохлившись, сидел мрачный в клетке и не спускал с меня глаз. Люди на берегу радостно хлопали и махали нам, а смуглые кинооператоры в моторке чуть не прыгали в море, стремясь запечатлеть на пленке мельчайшие детали драматического отплытия нашей экспедиции из Перу. Я стоял на плоту грустный и одинокий и высматривал своих пропавших компаньонов. Они не появлялись. Вскоре мы подошли к «Гуардиан Рио», стоявшему под парами, наготове поднять якорь и выйти в море. Я мгновенно взобрался по трапу на палубу буксира и учинил там такой шум. что выход в море был отложен, а к берегу была послана шлюпка. Прошло порядочно времени, и шлюпка вернулась битком набитая хорошенькими сеньоритами, но без единого участника экспедиции «Кон-Тики». Все это, конечно, было чудесно, но ни в коей мере не облегчало моего положения; и пока очаровательные сеньориты вертелись на плоту, шлюпка вновь отправилась на розыски «los expedicionarios snoruegos» note 18.
А Эрик и Бенгт шли с прохладцей по набережной, нагруженные до зубов пакетами и книгами. Навстречу им двигался поток возвращавшихся домой людей. В конце концов их остановил полицейский патруль, и любезный констебль объяснил им, что они уже ничего не увидят. Бенгт, изящно размахивая сигарой, заверил его, что им, конечно, смотреть нечего — ведь они сами отправляются на плоту.
— Вряд ли, — снисходительно сказал констебль. — «Кон-Тики» ушел час назад.
— Это невозможно! — закричал Эрик, потрясая одним из пакетов. — Вот же фонарь!
— Ведь он штурман, — заметил Бенгт, — а я — заведующий хозяйством, Все же они добрались до пристани. Плота не было. В ужасе забегали они взад и вперед по молу, где встретили и остальных членов экспедиции, также тщетно разыскивавших исчезнувший плот. В конце концов к ним подошла шлюпка, и мы все шестеро собрались вместе. «Гуардиан Рио» повел плот в море, и вокруг него запенилась вода.
Был уже вечер, когда мы тронулись в путь. «Гуардиан Рио» должен был остаться с нами до утра и вывести нас за линию прибрежных вод.
Сразу же за молом навстречу нам поднялись высокие волны, и все лодочки, провожавшие нас, стали одна за другой возвращаться назад. Лишь несколько больших яхт сопровождало нас до выхода из бухты, желая, по-видимому, посмотреть, как пойдут у нас дела в открытом море.
«Кон-Тики» следовал за буксиром подобно упрямому козлу, которого тащат на веревке: он то и дело зарывался носом в бурное море, и волны перекатывались через борт. Но по сравнению с тем, что нас ожидало впереди, море можно было считать сейчас спокойным. Когда мы были уже на середине бухты, трос лопнул и начал медленно погружаться в море, а буксир как ни в чем не бывало продолжал свой путь. Мы все свесились за борт плота, стараясь изловить трос, а яхты бросились в погоню за «Гуардиан Рио». По обеим сторонам плота качались на волнах огромные, величиной с умывальный таз, медузы; они покрыли весь трос скользкой, желеобразной жгучей массой. Плот поднимался на волнах, и тогда мы, лежа на животе на его краю, протягивали руки над водой и дотрагивались пальцами до скользкого конца. Но затем плот опускался, и мы с головой погружались глубоко в воду, а соленые волны и гигантские медузы свободно перекатывались через наши спины. Мы отплевывались, ругались, вытаскивали из волос куски медуз, но когда буксир все же вернулся, оборвавшийся конец был уже выловлен и его можно было связывать.
Мы только-только собрались забросить наш конец троса на буксир, как вдруг плот начало затягивать под корму буксира, и первая большая волна могла расколотить нас о него вдребезги. Мы немедленно все бросили и принялись, пока было не поздно, отталкиваться веслами и бамбуковыми шестами. Но все было напрасно: в тот момент, когда мы были во впадине между волнами, корма буксира нависала высоко над нами и до нее нельзя было дотянуться; когда же набежавшая волна нас поднимала, «Гуардиан Рио» погружался всей кормой в воду и мог свободно нас раздавить, если плот под него затянет. Экипаж буксира тем временем бегал по палубе и кричал. Но вот наконец винты заработали с нашей стороны, и это дало нам возможность в последнюю минуту выбраться из-под буксира. Нос плота все же получил несколько сильных ударов, и крепления его сдвинулись, но потом все обошлось.
— После такого дьявольского начала конец должен быть хорошим, — заметил Герман. -Вот только бы поскорее закончилась буксировка… пока плот еще цел.
Всю ночь мы медленно шли за буксиром, и всего было только один или два небольших толчка. Яхты уже давно простились с нами, и последний маяк исчез за кормой. Только вдали промелькнули огни каких-то судов. Всю ночь мы несли вахту, не спуская глаз с троса, и хотя по очереди, но все же хорошо всхрапнули… Когда забрезжило раннее утро, побережье Перу было скрыто от нас густым туманом, а впереди в западном направлении над нами простиралось ярко-голубое небо. Набегавшие небольшие волны курчавили гладкую поверхность моря, а одежда, бревна и все вещи были влажными. Становилось прохладно. Окружавшие нас массы зеленой воды оказались неожиданно холодными, хотя мы находились на 12o южной широты. Здесь проходило холодное течение Гумбольдта, которое начиналось у берегов Антарктики, шло на север вдоль побережья Перу и южнее экватора поворачивало на запад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69