Теперь и сами справимся.
— А далеко пришлось ехать?
— Да. Часа два с половиной в один конец. Выехали в три, и, видишь, только сейчас вернулись.
Куик достал горячий чай в термосе и пончики. Усевшись на парапет рядом с тележкой, мы принялись за еду.
— Думаешь, они придут, эти твои вчерашние американцы?
— Надеюсь. А если не придут, продадим другим.
— Ну а цены? Ты их знаешь?
— Чего тут знать. Я же не говорю: это стоит столько-то, а это — столько-то. Я говорю: сколько дадите?
— Но ты же не говоришь по-английски!
— Это верно. Однако пальцы и руки имеются. Можно объясниться. Кстати, ведь ты, Папийон, вроде бы говоришь по-английски. Вполне достаточно, чтобы торговаться.
— Да. Ладно, сперва посмотрим, как это у вас получится.
Ждать пришлось недолго. Подъехал большой джип. Из него вышли водитель, какой-то офицер в мелком чине и двое матросов. Офицер осмотрел салат, баклажаны и прочее. Обнюхал каждый ящик и корзину, пощупал цыплят.
— Сколько за все?
И начался торг. Американец говорил как-то странно, в нос. Я не понимал ни слова. Куик лепетал что-то по-китайски и по-французски. Видя, что они никак не могут прийти к соглашению, я отозвал Куика в сторону.
— Во сколько вам все это обошлось?
Он обшарил карманы и вынул семнадцать долларов.
— Сто восемьдесят три, — сказал он.
— А сколько он дает?
— Двести десять. Я считаю, это мало.
Я подошел к офицеру. Он спросил, говорю ли я по-английски.
— Плохо. Говорите медленней, — попросил я.
— О'кей.
— Сколько вы даете? Нет, двести десять — это очень мало. Давайте двести сорок?
Он помотал головой. Потом он притворился, что уходит, потом опять вернулся. Снова отошел и залез в джип. Но я чувствовал, что все это — просто представление. Тут вдруг подошли две наши хорошенькие соседки-индианки. Они наверняка уже давно наблюдали за этой сценой, потому что сделали вид, что не знакомы с нами. Одна подошла к тележке, заглянула в нее и спросила:
— Сколько за все?
— Двести сорок долларов, — ответил я.
— Идет, — кивнула девушка.
Тут американец выхватил двести сорок долларов и сунул их в руку Куику, говоря, что уже купил всю партию. Однако наши соседки не спешили уходить, а стояли и наблюдали, как американцы разгружают тележку и укладывают продукты в джип. В последний момент моряк схватил поросенка, видимо, думая, что он тоже входит в партию товара. Естественно, Куик начал тянуть своего любимца к себе. Разгорелся спор, американцам никак не удавалось объяснить, что поросенок с самого начала не продавался.
Я пытался сказать это девушкам, но они тоже не понимали. Американец все не отпускал поросенка. Инцидент перерастал в скандал. Ван Ху уже схватился за какую-то доску, когда вдруг подъехал джип американской военной полиции. Я велел Куику отдать деньги офицеру, во он все медлил. Моряк тоже не отпускал поросенка. Куик, растопырив руки, стоял перед радиатором машины, не давая морякам уехать. Вокруг собралась толпа. Военный полицейский уже был склонен признать правоту американцев, он тоже никак не мог вонять, из-за чего разгорелся весь этот сыр-бор. Видимо, полиция считала, что мы пытаемся обжулить моряков.
И тут вдруг я вспомнил, что тот мартиниканский негр из клуба моряков оставил мне свой номер телефона. Я показал его полицейскому со словами:
— Переводчик, переводчик!
Он отвел меня к телефону. Я позвонил. К счастью, мой приятель — голлист оказался на месте. Я попросил его объяснить полицейскому, что поросенок вовсе не товар, что это необыкновенно умное, дрессированное животное, которое служит Куику как собака, и что мы просто забыли сказать морякам с самого начала, что он не продается. Затем трубку взял полицейский. Тот выслушал и понял все. Своими собственными руками он взял поросенка и передал его совершенно счастливому Куику, который, крепко прижав к груди свое сокровище, тут же забрался в тележку. Итак, все закончилось вполне благополучно, причем американцы, узнав, в чем дело, хохотали, как дети. Толпа разошлась. Вернувшись домой, мы поблагодарили девушек. Поняв, из-за чего произошел скандал, они тоже долго смеялись.
Вот уже три месяца как мы в Джорджтауне. Сегодня мы переехали на половину дома, принадлежащего наши» друзьям-индусам. Две большие светлые спальни, столовая, маленькая кухонька с плитой, отапливаемой углем, и просторный двор, в углу которого было уже выгорожено стойло с навесом для осла с тележкой. Мне отдали новую большую кровать с добротным матрацем. В соседней комнате на двух отдельных кроватях поуже разместились мои друзья-китайцы. Был у нас и стол, и шесть стульев, и целых четыре табуретки. На кухне — все необходимое для приготовления еды. Поблагодарив Гитту и его товарищей за доброту и гостеприимство, мы, по словам Куика, стали наконец владельцами своего собственного дома.
В столовой у окна, выходящего на улицу, стояло старое резное, совершенно великолепное кресло — подарок наших индийских подружек. На столе — свежие цветы в стеклянной плошке, раздобытой где-то Куин-Куиком.
Впервые за долгие годы у меня был свой дом, и это придавало уверенности в себе и завтрашнем дне. Пусть скромный, но светлый, чистый и уютный дом — первый плод нашей совместной трехмесячной работы.
Завтра воскресенье, рынки закрыты, значит, в мы выходные. И мы решили пригласить на обед Гитту с друзьями и девушек-индусок с братьями. Почетным гостем должен был стать китаец, который в свое время так помог Куику и Ван Ху, одолжив осла с тележкой и двести долларов первоначального капитала. На тарелке для него был приготовлен конверт с двумястами долларами и благодарственной запиской по-китайски.
На втором месте по степени привязанности после поросенка был теперь у Куика я. Он без конца выказывал мне всяческие знаки внимания — из всех нас я был одет лучше всех. Очень часто Куик приносил мне разные подарки — то рубашку, то галстук, то пару брюк. Покупая он все это на свои деньги. Он не курил и почти не пня, единственной его страстью были карты. Утренняя торговля наша тоже шла хорошо. Я научился изъясняться по-английски — достаточно прилично для того, чтобы покупать и продавать. Зарабатывали мы долларов по двадцать пять — тридцать пять в день. Немного, но и работа не слишком пыльная. Закупками я занимался редко, зато продажа целиком перешла в мои руки. Я здорово научился торговаться. В гавани постоянно толпились английские и американские моряки, вскоре они уже знали меня в лицо. Мы торговались и спорили, но вполне мирно, без эксцессов. Бывал там один очень забавный тип — здоровяк-американец итальянского происхождения, он всегда говорил со мной по-итальянски и страшно радовался, когда я отвечая ему на его языке — по-моему, он и торговался только ради этого, так как в конечном счете всегда платил ту сумму, которую я запрашивал в самом начале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
— А далеко пришлось ехать?
— Да. Часа два с половиной в один конец. Выехали в три, и, видишь, только сейчас вернулись.
Куик достал горячий чай в термосе и пончики. Усевшись на парапет рядом с тележкой, мы принялись за еду.
— Думаешь, они придут, эти твои вчерашние американцы?
— Надеюсь. А если не придут, продадим другим.
— Ну а цены? Ты их знаешь?
— Чего тут знать. Я же не говорю: это стоит столько-то, а это — столько-то. Я говорю: сколько дадите?
— Но ты же не говоришь по-английски!
— Это верно. Однако пальцы и руки имеются. Можно объясниться. Кстати, ведь ты, Папийон, вроде бы говоришь по-английски. Вполне достаточно, чтобы торговаться.
— Да. Ладно, сперва посмотрим, как это у вас получится.
Ждать пришлось недолго. Подъехал большой джип. Из него вышли водитель, какой-то офицер в мелком чине и двое матросов. Офицер осмотрел салат, баклажаны и прочее. Обнюхал каждый ящик и корзину, пощупал цыплят.
— Сколько за все?
И начался торг. Американец говорил как-то странно, в нос. Я не понимал ни слова. Куик лепетал что-то по-китайски и по-французски. Видя, что они никак не могут прийти к соглашению, я отозвал Куика в сторону.
— Во сколько вам все это обошлось?
Он обшарил карманы и вынул семнадцать долларов.
— Сто восемьдесят три, — сказал он.
— А сколько он дает?
— Двести десять. Я считаю, это мало.
Я подошел к офицеру. Он спросил, говорю ли я по-английски.
— Плохо. Говорите медленней, — попросил я.
— О'кей.
— Сколько вы даете? Нет, двести десять — это очень мало. Давайте двести сорок?
Он помотал головой. Потом он притворился, что уходит, потом опять вернулся. Снова отошел и залез в джип. Но я чувствовал, что все это — просто представление. Тут вдруг подошли две наши хорошенькие соседки-индианки. Они наверняка уже давно наблюдали за этой сценой, потому что сделали вид, что не знакомы с нами. Одна подошла к тележке, заглянула в нее и спросила:
— Сколько за все?
— Двести сорок долларов, — ответил я.
— Идет, — кивнула девушка.
Тут американец выхватил двести сорок долларов и сунул их в руку Куику, говоря, что уже купил всю партию. Однако наши соседки не спешили уходить, а стояли и наблюдали, как американцы разгружают тележку и укладывают продукты в джип. В последний момент моряк схватил поросенка, видимо, думая, что он тоже входит в партию товара. Естественно, Куик начал тянуть своего любимца к себе. Разгорелся спор, американцам никак не удавалось объяснить, что поросенок с самого начала не продавался.
Я пытался сказать это девушкам, но они тоже не понимали. Американец все не отпускал поросенка. Инцидент перерастал в скандал. Ван Ху уже схватился за какую-то доску, когда вдруг подъехал джип американской военной полиции. Я велел Куику отдать деньги офицеру, во он все медлил. Моряк тоже не отпускал поросенка. Куик, растопырив руки, стоял перед радиатором машины, не давая морякам уехать. Вокруг собралась толпа. Военный полицейский уже был склонен признать правоту американцев, он тоже никак не мог вонять, из-за чего разгорелся весь этот сыр-бор. Видимо, полиция считала, что мы пытаемся обжулить моряков.
И тут вдруг я вспомнил, что тот мартиниканский негр из клуба моряков оставил мне свой номер телефона. Я показал его полицейскому со словами:
— Переводчик, переводчик!
Он отвел меня к телефону. Я позвонил. К счастью, мой приятель — голлист оказался на месте. Я попросил его объяснить полицейскому, что поросенок вовсе не товар, что это необыкновенно умное, дрессированное животное, которое служит Куику как собака, и что мы просто забыли сказать морякам с самого начала, что он не продается. Затем трубку взял полицейский. Тот выслушал и понял все. Своими собственными руками он взял поросенка и передал его совершенно счастливому Куику, который, крепко прижав к груди свое сокровище, тут же забрался в тележку. Итак, все закончилось вполне благополучно, причем американцы, узнав, в чем дело, хохотали, как дети. Толпа разошлась. Вернувшись домой, мы поблагодарили девушек. Поняв, из-за чего произошел скандал, они тоже долго смеялись.
Вот уже три месяца как мы в Джорджтауне. Сегодня мы переехали на половину дома, принадлежащего наши» друзьям-индусам. Две большие светлые спальни, столовая, маленькая кухонька с плитой, отапливаемой углем, и просторный двор, в углу которого было уже выгорожено стойло с навесом для осла с тележкой. Мне отдали новую большую кровать с добротным матрацем. В соседней комнате на двух отдельных кроватях поуже разместились мои друзья-китайцы. Был у нас и стол, и шесть стульев, и целых четыре табуретки. На кухне — все необходимое для приготовления еды. Поблагодарив Гитту и его товарищей за доброту и гостеприимство, мы, по словам Куика, стали наконец владельцами своего собственного дома.
В столовой у окна, выходящего на улицу, стояло старое резное, совершенно великолепное кресло — подарок наших индийских подружек. На столе — свежие цветы в стеклянной плошке, раздобытой где-то Куин-Куиком.
Впервые за долгие годы у меня был свой дом, и это придавало уверенности в себе и завтрашнем дне. Пусть скромный, но светлый, чистый и уютный дом — первый плод нашей совместной трехмесячной работы.
Завтра воскресенье, рынки закрыты, значит, в мы выходные. И мы решили пригласить на обед Гитту с друзьями и девушек-индусок с братьями. Почетным гостем должен был стать китаец, который в свое время так помог Куику и Ван Ху, одолжив осла с тележкой и двести долларов первоначального капитала. На тарелке для него был приготовлен конверт с двумястами долларами и благодарственной запиской по-китайски.
На втором месте по степени привязанности после поросенка был теперь у Куика я. Он без конца выказывал мне всяческие знаки внимания — из всех нас я был одет лучше всех. Очень часто Куик приносил мне разные подарки — то рубашку, то галстук, то пару брюк. Покупая он все это на свои деньги. Он не курил и почти не пня, единственной его страстью были карты. Утренняя торговля наша тоже шла хорошо. Я научился изъясняться по-английски — достаточно прилично для того, чтобы покупать и продавать. Зарабатывали мы долларов по двадцать пять — тридцать пять в день. Немного, но и работа не слишком пыльная. Закупками я занимался редко, зато продажа целиком перешла в мои руки. Я здорово научился торговаться. В гавани постоянно толпились английские и американские моряки, вскоре они уже знали меня в лицо. Мы торговались и спорили, но вполне мирно, без эксцессов. Бывал там один очень забавный тип — здоровяк-американец итальянского происхождения, он всегда говорил со мной по-итальянски и страшно радовался, когда я отвечая ему на его языке — по-моему, он и торговался только ради этого, так как в конечном счете всегда платил ту сумму, которую я запрашивал в самом начале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134