У неё было смутное намерение найти себе место гувернантки или даже учительницы где-нибудь в западных штатах. Теперь, конечно, нечего и думать о том, чтобы получить в университете степень по классической и средневековой литературе. Розалинда надеялась, что ей удастся убедить будущего работодателя в своей способности благодаря полученному образованию преподавать «три свободных искусства».
Официант убрал десертные тарелки и подал кофе, в который Роза щедро добавила сахара и сливок. Профессор Каткарт откинулся в кресле и обеими руками обхватил чашку.
— Простите, Роза, старому другу и учителю бесцеремонность: как случилось, что вы оказались в таком положении? — спросил он. — Я не считал вашего отца непредусмотрительным человеком.
Розалинда с горечью покачала головой:
— Заслуга в том, что мы все потеряли, принадлежит исключительно Невиллу Три.
Профессор смущенно покраснел: именно он в свое время представил этого подающего надежды политика старшим Хокинсам.
Сказать ему было нечего. Несмотря на благородное происхождение, Невилл Три оказался обычным мошенником. Он приехал в Чикаго, чтобы найти вкладчиков для своего банка — среди них оказался и профессор Хокинс, — а потом довел банк до банкротства неумелым управлением. Сам он как управляющий получал огромное жалованье, а вкладчики, когда произошел крах, лишились всего. Но даже этого Невиллу Три было мало: он затеял новую аферу, пообещав разоренным им людям вернуть все их деньги с процентами, если они снова поверят ему; он знает, где найти нефть. Профессор Хокинс и другие попались на эту удочку, отдали мошеннику последние деньги и получили взамен акции компании, которая бурила скважины в местах, где ни один геолог не предполагал наличия нефти. Невилл Три благополучно сбежал в другой штат, где и занялся новыми прожектами, живя припеваючи за счет других.
Розалинда крепко стиснула в руке салфетку. Когда отец рассказал ей о том, что потерял все сбережения и еще залез в долги, она не позволила себе упрекать его.
«Я ведь хотел дать тебе то, чего ты заслуживаешь, Роза», — жалобно говорил ей отец.
— Но как же исторический факультет… — начал Каткарт.
— Вы же знаете, что никто из преподавателей никогда не одобрял моих «неподобающих женщине» интересов, — мрачно ответила она. — Несомненно, узнав о моих обстоятельствах, они только порадуются и посоветуют мне выйти замуж, как и положено добропорядочной женщине.
«Как будто найдется молодой человек, который хотя бы посмотрит на меня — некрасивую, слишком умную да к тому же страдающую неизлечимой склонностью говорить что думает…» Эта последняя привычка была причиной того, что среди студентов университета друзей и поклонников у Розалинды не оказалось. «Любой мужчина в университете может найти себе милую глупенькую девушку со смазливым личиком или с деньгами, которая станет его уверять, будто умнее его нет никого на свете. Так кому нужна я, не имеющая ни красоты, ни приданого и к тому же бросающая мужчине вызов как равная?»
— А родственники вашей матери? — тихо спросил Каткарт.
Он ничего не знал об отношениях родителей Розалинды с их родней — профессор Хокинс позаботился о том, чтобы неприглядная история не стала достоянием общественности. Этот вопрос был для Каткарта естественным, но только былые унижения позволили Розалинде ответить, не испытывая мучительной боли.
— Они приезжали на похороны, — сказала она. «Нет, я не стану называть этих… людей своими дедом и бабкой». — Они оскорбляли моего отца, поливали грязью мать и заявили мне, что, если я покаюсь в грехах, обяжусь быть добродетельной и покорной и выброшу из головы всю эту чушь насчет ученой степени, они, может быть, и подумают о том, чтобы мне нашлось место в их доме. Как я понимаю, они хотели, чтобы я сделалась сиделкой для дяди Ингмара и еще была благодарна за это.
На лице Каткарта отразился ужас.
— Даже будучи в здравом уме, Ингмар Айворсон не был подходящим компаньоном для женщины; теперь и подавно с ним наедине никому нельзя оставаться! — бросил он.
Розалинда только кивнула.
— Я сказала им, что обо всем этом думаю я, что думала мама и что они могут сделать с дядей Ингмаром, а потом указа
«Возможно, тут и кроется причина того, что мистер Грамвелт тут же набросился на меня. Должно быть, эти люди обошли всех папиных кредиторов. Уж не ожидали ли они, что я прибегу к ним, как только появятся стервятники, и стану молить о прощении?»
Каткарт улыбнулся:
— Значит, вы сожгли мосты. Очень смелый поступок. Может быть, не такой уж мудрый, но…
— Профессор, по этому мосту я не пошла бы ни при каких обстоятельствах. Я скорее села бы в ладью Харона, чем приняла помощь Айворсонов. — Розалинда решительно подняла голову, хоть и не могла заглушить страха. «Ладья Харона… Может дойти и до такого». Только прошлой ночью она думала о самоубийстве, оставшись наедине со своим отчаянием в полном отзвуков доме. В ее саквояже было достаточно лауданума.
Однако теперь выражение лица профессора изменилось и стало… расчетливым? Определенно! Розалинда замечала такой взгляд, когда Каткарт изучал какую-нибудь неясную проблему или намечал новое направление исследований. Она ощутила, как в ней пробуждается интерес — чувство, не посещавшее ее уже много дней.
— Я хотел выяснить, есть ли у вас какие-либо перспективы, — тихо заговорил профессор; взгляд его оставался острым и расчетливым. — Я получил… получил довольно странное письмо от человека из западного штата. Оно настолько странное, что я не стал бы предлагать вам обдумать предложение этого человека, будь у вас другой выход.
Теперь интерес в ней уже определенно пробудился.
— Профессор, что вы хотите сказать? — спросила Розалинда, выпрямляясь в кресле.
Каткарт сунул руку во внутренний карман.
— Вот, — сказал он, протягивая толстый кремовый конверт. — Прочтите сами.
Розалинда вынула из конверта и отложила в сторону железнодорожный билет, потом извлекла единственный лист плотной бумаги и со всевозрастающим недоумением прочла письмо.
— Да, письмо действительно странное, — сказала она, помолчав, сложила лист и убрала его на место. — Очень странное. — Железнодорожный билет последовал за письмом.
Каткарт кивнул.
— Я поинтересовался его автором, и то, что узнал, подтверждает его добропорядочность. Он кто-то вроде железнодорожного барона, живет на окраине Сан-Франциско. Билет тоже настоящий; я отправил телеграмму в его контору и убедился, что прислали его они. Предложение также остается в силе. Говорят, этот человек богат, как Крез, и живет отшельником. Еще о нем известно, что ему феноменально везет. Больше никто ничего не знает.
— В письме говорится как будто в точности обо мне, — сказала Розалинда, ощущая дрожь предчувствия:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
Официант убрал десертные тарелки и подал кофе, в который Роза щедро добавила сахара и сливок. Профессор Каткарт откинулся в кресле и обеими руками обхватил чашку.
— Простите, Роза, старому другу и учителю бесцеремонность: как случилось, что вы оказались в таком положении? — спросил он. — Я не считал вашего отца непредусмотрительным человеком.
Розалинда с горечью покачала головой:
— Заслуга в том, что мы все потеряли, принадлежит исключительно Невиллу Три.
Профессор смущенно покраснел: именно он в свое время представил этого подающего надежды политика старшим Хокинсам.
Сказать ему было нечего. Несмотря на благородное происхождение, Невилл Три оказался обычным мошенником. Он приехал в Чикаго, чтобы найти вкладчиков для своего банка — среди них оказался и профессор Хокинс, — а потом довел банк до банкротства неумелым управлением. Сам он как управляющий получал огромное жалованье, а вкладчики, когда произошел крах, лишились всего. Но даже этого Невиллу Три было мало: он затеял новую аферу, пообещав разоренным им людям вернуть все их деньги с процентами, если они снова поверят ему; он знает, где найти нефть. Профессор Хокинс и другие попались на эту удочку, отдали мошеннику последние деньги и получили взамен акции компании, которая бурила скважины в местах, где ни один геолог не предполагал наличия нефти. Невилл Три благополучно сбежал в другой штат, где и занялся новыми прожектами, живя припеваючи за счет других.
Розалинда крепко стиснула в руке салфетку. Когда отец рассказал ей о том, что потерял все сбережения и еще залез в долги, она не позволила себе упрекать его.
«Я ведь хотел дать тебе то, чего ты заслуживаешь, Роза», — жалобно говорил ей отец.
— Но как же исторический факультет… — начал Каткарт.
— Вы же знаете, что никто из преподавателей никогда не одобрял моих «неподобающих женщине» интересов, — мрачно ответила она. — Несомненно, узнав о моих обстоятельствах, они только порадуются и посоветуют мне выйти замуж, как и положено добропорядочной женщине.
«Как будто найдется молодой человек, который хотя бы посмотрит на меня — некрасивую, слишком умную да к тому же страдающую неизлечимой склонностью говорить что думает…» Эта последняя привычка была причиной того, что среди студентов университета друзей и поклонников у Розалинды не оказалось. «Любой мужчина в университете может найти себе милую глупенькую девушку со смазливым личиком или с деньгами, которая станет его уверять, будто умнее его нет никого на свете. Так кому нужна я, не имеющая ни красоты, ни приданого и к тому же бросающая мужчине вызов как равная?»
— А родственники вашей матери? — тихо спросил Каткарт.
Он ничего не знал об отношениях родителей Розалинды с их родней — профессор Хокинс позаботился о том, чтобы неприглядная история не стала достоянием общественности. Этот вопрос был для Каткарта естественным, но только былые унижения позволили Розалинде ответить, не испытывая мучительной боли.
— Они приезжали на похороны, — сказала она. «Нет, я не стану называть этих… людей своими дедом и бабкой». — Они оскорбляли моего отца, поливали грязью мать и заявили мне, что, если я покаюсь в грехах, обяжусь быть добродетельной и покорной и выброшу из головы всю эту чушь насчет ученой степени, они, может быть, и подумают о том, чтобы мне нашлось место в их доме. Как я понимаю, они хотели, чтобы я сделалась сиделкой для дяди Ингмара и еще была благодарна за это.
На лице Каткарта отразился ужас.
— Даже будучи в здравом уме, Ингмар Айворсон не был подходящим компаньоном для женщины; теперь и подавно с ним наедине никому нельзя оставаться! — бросил он.
Розалинда только кивнула.
— Я сказала им, что обо всем этом думаю я, что думала мама и что они могут сделать с дядей Ингмаром, а потом указа
«Возможно, тут и кроется причина того, что мистер Грамвелт тут же набросился на меня. Должно быть, эти люди обошли всех папиных кредиторов. Уж не ожидали ли они, что я прибегу к ним, как только появятся стервятники, и стану молить о прощении?»
Каткарт улыбнулся:
— Значит, вы сожгли мосты. Очень смелый поступок. Может быть, не такой уж мудрый, но…
— Профессор, по этому мосту я не пошла бы ни при каких обстоятельствах. Я скорее села бы в ладью Харона, чем приняла помощь Айворсонов. — Розалинда решительно подняла голову, хоть и не могла заглушить страха. «Ладья Харона… Может дойти и до такого». Только прошлой ночью она думала о самоубийстве, оставшись наедине со своим отчаянием в полном отзвуков доме. В ее саквояже было достаточно лауданума.
Однако теперь выражение лица профессора изменилось и стало… расчетливым? Определенно! Розалинда замечала такой взгляд, когда Каткарт изучал какую-нибудь неясную проблему или намечал новое направление исследований. Она ощутила, как в ней пробуждается интерес — чувство, не посещавшее ее уже много дней.
— Я хотел выяснить, есть ли у вас какие-либо перспективы, — тихо заговорил профессор; взгляд его оставался острым и расчетливым. — Я получил… получил довольно странное письмо от человека из западного штата. Оно настолько странное, что я не стал бы предлагать вам обдумать предложение этого человека, будь у вас другой выход.
Теперь интерес в ней уже определенно пробудился.
— Профессор, что вы хотите сказать? — спросила Розалинда, выпрямляясь в кресле.
Каткарт сунул руку во внутренний карман.
— Вот, — сказал он, протягивая толстый кремовый конверт. — Прочтите сами.
Розалинда вынула из конверта и отложила в сторону железнодорожный билет, потом извлекла единственный лист плотной бумаги и со всевозрастающим недоумением прочла письмо.
— Да, письмо действительно странное, — сказала она, помолчав, сложила лист и убрала его на место. — Очень странное. — Железнодорожный билет последовал за письмом.
Каткарт кивнул.
— Я поинтересовался его автором, и то, что узнал, подтверждает его добропорядочность. Он кто-то вроде железнодорожного барона, живет на окраине Сан-Франциско. Билет тоже настоящий; я отправил телеграмму в его контору и убедился, что прислали его они. Предложение также остается в силе. Говорят, этот человек богат, как Крез, и живет отшельником. Еще о нем известно, что ему феноменально везет. Больше никто ничего не знает.
— В письме говорится как будто в точности обо мне, — сказала Розалинда, ощущая дрожь предчувствия:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105