— Иль, не надо... Не надо. Больно тебе. Не надо это... Забудь, не думай. Это пройдет.
— Ничего, — Ильгет улыбнулась неловко, — ты прости, что я... чего-то вспомнила. А ведь мне тогда казалось, я счастлива. Вполне нормально живу. Ну семья как семья. Не идеально,но все равно — есть муж.... А сейчас я почему-то с таким ужасом об этом думаю, как мы жили-то? Как вспоминаешь все его слова, так тошно становится.
— Сагонов не надо слушать, не надо воспринимать всерьез.
— Он же не сагон.
— Те же принципы. Людей тоже не надо принимать слишком всерьез, особенно, когда они в гневе. Золотиночка моя... Господи, да когда же у тебя это пройдет?
Он стиснул ладонь Ильгет.
— Пойдем потихоньку... Я буду с тобой. Не бойся ничего, солнышко мое, не думай ни о чем.
— Я не знаю, я не права, наверное... Впрочем, неважно это.
— Это неважно, это прошлое. Оно прошло. Боль осталась, но она уже слабеет. Не вини себя, отец Маркус же тебе сказал. Ты же моя девочка, моя... Ты знаешь, иногда я жалею, что его не убили там, на Ярне... даже я мог бы.
Ильгет вздрогнула.
— Ты что, Арнис?
— А мне терять нечего, — сказал он, — я все равно уже убийца. Одним грехом больше, одним меньше. А за твою боль я кого угодно убью.
— Нет... не надо. Ты же знаешь... Мы же должны прощать. Правда, не знаю, мне все равно больно все это вспоминать. Но убивать все равно неправильно.
— Хорошо, — покорно сказал Арнис, — если ты не хочешь, я этого не сделаю.

Как-то незаметно прошло лето — в походах и морских плаваниях, в работе, прогулках по Набережной, почти ежедневных купаниях. В сентябре семья решила взять отпуск, это было для всех удобно — и дружно отдохнуть. Не на Артиксе, конечно, на это денег не было, а подешевле, на Олдеране. На самой планете предполагалось провести две недели — в основном, это были познавательные экскурсии и отчасти развлечения — но еще почти три недели требовались на дорогу туда и обратно. Впрочем, лайнер и сам по себе представлял прекрасные возможности для отдыха.
В школе каникул не существовало. Зато родители могли в любой момент взять ребенка из школы на любое время. Это удивляло Ильгет, но в общем, было вполне объяснимо. Само обучение было индивидуальным, то есть ребенок ничего не пропускал, у него был личный план, который можно прервать, а затем продолжить. А участие в делах катервы не так уж обязательно, любого ребенка можно заменить.
Ильгет тоже получила отпуск на своей работе, Арнис же теперь работал достаточно свободно в центре социологии.
На полтора месяца семья отправилась в путешествие, и это было время счастливое и беззаботное, Ильгет казалось иногда, что такого счастья она вовсе не заслуживает, и что за все это придется очень сильно расплачиваться... Но она гнала прочь тревожные мысли. Главное было — дети, их веселье, их счастье.

Вернулись в середине осени и снова приступили к работе. Это было любимейшее, самое красивое время в Коринте — весь город покрыт золотой сетью. Небо особенно светло и прозрачно в это время, и особенно пронзителен вечерний свет. А потом золото превратилось в тускловатый мрачный багрянец, небо чаще стало сереть, и вот — не успели оглянуться — деревья беспомощно тянут в небо голые лапки, похожие на антенны.
Ильгет особенно нравилось писать роман в своей башенке, под ногами ее лежала Ноки, а иногда еще и Виль, и коричневый щенок Ритика. Ритика с возрастом начала светлеть, и это было немного странно.
Когда Арнис возвращался из своего Центра, он обычно садился работать рядом с Ильгет. Он тоже привык к ее башенке, и даже перетащил сюда все свои вещи и второй монитор. Ильгет это нравилось, ведь все, что она писала — предназначалось Арнису и только ему. Мало ли, кто потом будет читать — главное, сказать все, что она хотела сказать Арнису. И когда он рядом, это еще проще.
Иногда Арнис вставал, подходил к окну и смотрел вдаль. Три сосны, оставшиеся от леска, так и стояли перед окном, они не желтели, ветер покачивал их неизменно пушистые темные ветви. И за ними стелилась неясная желто-серая даль, море отсюда не было видно, но когда садилось солнце, на полнеба разгоралось неяркое алое зарево.
— Какие они удивительно спокойные, эти деревья, — говорил Арнис, — когда смотришь на них, заражаешься их тишиной. Вот подумай только, они стоят здесь и стоят... мы мельтешим рядом, чьи-то жизни проходят, какие-то страсти... для нас каждый день — как год, а для них год — как день. С утра до вечера и ночью, они все стоят и стоят... только покачиваются на ветру. Удивительная мудрость в них. Ты пробовала долго и пристально смотреть на деревья, Иль?
— Да, конечно... я понимаю тебя. Мне так странно, ты говоришь то, что я часто ощущала в лесу.
Арнис возвращался к циллосу и работал дальше. Его исследование сагонской психологии зашло в тупик. Слишком мало информации. Он знал теперь о сагонах много, разве что аналитики-профессионалы в ДС столько знали — но все еще недостаточно для ответа на основной вопрос.
Арнис оставил пока эту затею и писал исследование о реакции разных социумов на вторжение сагонов. Тут уже хватало и материала, и личных впечатлений, труд обещал быть очень серьезным и нужным. Кроме этого, Арнис бывал в центре два-три раза в неделю, участвуя в разных конференциях, занимался анализом общественного мнения и совершенствовал программы для обучения обществоведению, в том числе школьников — таким образом он зарабатывал на жизнь теперь, став социологом.
Для Ильгет же ее роман продолжал быть чем-то несерьезным... Она не верила в возможность победить в рейтинге еще раз. Она, как всегда, просто играла. На этот раз она сочиняла о путешествиях во времени, о ветвящихся реальностях, и отрывки высылала Иволге, которая почему-то приходила от этого романа в восторг.


Дети, кроме Эльма, да пожалуй, Дары, давно жили своей жизнью. Из школы возвращались в шесть вечера, а иногда и до ужина, до семи-восьми задерживались. Да и после школы у них были свои какие-то дела, что-то почитать, посидеть в Сети, поиграть. Только Дара в свои семь лет все еще сильно была привязана к родителям. Не так как Арли — та в ее возрасте уже стала совершенно независимой. Может быть, помогла ее большая дружба с Лайной — девочки были неразлучны. Дара часто, видимо, ощущала себя лишней среди них. И любила прийти к Ильгет или Арнису, просто так посидеть, побыть рядом.
Эльм, конечно, был еще слишком мал, из школы его привозили уже к обеду, и вторую половину дня родители проводили с ним. Ильгет играла и гуляла с малышом как-то особенно ревностно, с потаенной тоской — ей думалось, что это, видимо, последний ребенок... Хотелось бы еще, но ничего так и не получалось пока. Миран сказал, что в этом возрасте, да при ее здоровье уже не так легко забеременеть. Конечно, если она очень хочет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171