Паника скрутила желудок узлом. Ивард не хотел участвовать в эксперименте Омилова без Тате Каги.
Транстуб зашипел, и вышли келли с Верховной Фанессой. Ивард мельком заметил широкую улыбку на лице Элоатри и ринулся вперед, приветственно ухая, а келли отвечали ему хором. Мандериан тоже подошел поздороваться с ними.
— Ну, раз мы все собрались, пойдемте, пока нас что-нибудь не задержало, — сказал Омилов и повернулся к двум часовым-десантникам у входа в Колпак.
Ивард, чьи руки переплелись с шейными отростками келли, беспомощно взглянул на Верховную Фанессу, и она сделала легкий жест, сказавший без слов: «Ты должен сам это уладить».
— Гностор, — начал Ивард, но внезапный раскат грома заглушил его слова, и пузырь Тате Каги возник прямо за дипластовым окном, выходящим в онейл. Десантники вскинули бластеры, но тут же успокоились, а нуллер вел свой пузырь в люк, головой вверх, как ни странно.
— Хо, Яичко! Готов ты потерять себя, чтобы найти это? — Нуллер перевернулся вверх ногами и подлетел к Элоатри, слегка приподнявшей брови от его слов. — А вы, никак, думали, нумен, что у вас монополия на эту идею?
— Нет, Тате Кага, не думала, — рассмеялась она, а Мандериан улыбнулся, с откровенным интересом разглядывая нуллера. — Напротив, если двое или больше...
Их прервал Омилов.
— Прошу прощения, Профет, — сказал он с коротким поклоном и обратился к Иварду и Верховной Фанессе. — Нам действительно пора.
Тате Кага с Элоатри посмотрели на мальчика, а гностор нахмурился.
— Ивард?
— Я хочу, чтобы Тате Кага тоже пошел, — выпалил тот. — Он научил меня разным полезным вещам.
Омилов с досадой развел руками.
— Цирк, да и только, — сказал он Элоатри. — Может, нам еще и китари пригласить — пусть поиграют!
— Он должен пойти, — сказал Ивард, красный от смущения. Он контролировал себя, но невольно стушевался, когда гностор повернулся к нему, усталый, напряженный и нетерпеливый.
— Довольно, молодой человек. Ты уже нарушил правила безопасности, не усугубляй же своей вины. Сожалею, что Ивард побеспокоил вас понапрасну, Профет, но для вас в этом эксперименте, право же, места нет. Он не должен был ничего говорить вам. — И гностор зашагал ко входу.
— Нет, — сорвавшимся голосом сказал Ивард. Несмотря на умение управлять своим телом, полученным от келлийской ленты, его бросало то в жар, то в холод. — Без Тате Каги я не пойду.
Омилов в недоумении обернулся.
— Вы не знаете, какой я теперь стал, — с отчаянием продолжал Ивард. Он почуял, как нетерпение гностора перешло в гнев, а позади маячила непонятная тупая боль. — Не знаете, как я думаю, как слышу Вийю, эйя и келли и как это все получается. Как же вы можете решать, нужен нам Тате Кага или нет? Я говорю, что он нужен. И он пойдет с нами — или я не пойду.
Казалось, гнев Омилова вот-вот-хлынет наружу — у Иварда даже колени ослабли. Но Элоатри выступила вперед и взяла гностора за локоть, сказав:
— Нельзя принуждать мальчика.
Эйя, словно поддерживая ее, тихо защебетали.
Гностор приподнял руки в знак капитуляции.
— Прекрасно. Пусть так, лишь бы не терять времени. — И он прошел мимо часовых в Колпак, введя за собой остальных.
* * *
Не нужно было особой проницательности, чтобы увидеть, как раздражен Эренарх Брендон лит-Аркад.
Ваннис Сефи-Картано, много лет бывшая его невесткой и здесь, на Аресе, ставшая его любовницей, понимала, что он вне себя.
Усталая и взвинченная сама после долгой ночи, проведенной в раздумьях над утонченной иронией своего положения, Ваннис решила наконец как-то совместить честолюбие с влечением сердца.
Эренарха мы оставляем вам. Ваннис прикусила губу, идя по траве к озеру; ее атласные туфельки промокли от недавнего дождя. Рассеиватели наверху лили серебристый свет, имитирующий полнолуние, и его блики плясали на воде. Рядом шел Брендон. Голос не выдавал его мыслей, но рука под тонким шелком, на которую Ваннис опиралась, присутствовала здесь только из вежливости. Ваннис вспомнила, как эти самые руки обнимали ее сильно и нежно в то же время...
Она прикусила губу еще сильнее. Телохранитель-рифтер тем временем прошел вперед, чтобы проверить баржу. Ваннис перебирала варианты выбора, один другого хуже: либо она передаст Брендона заговорщикам в условленное время и потеряет его навсегда, либо расскажет ему о заговоре и разделит с ним поражение.
Она должна была предвидеть, что Гештар и Тау как-то пронюхают о том единственном визите Брендона в ее дом, и подумать, как обойти возможную ловушку,
Их тоже можно понять. Кто, как не любовница, способен заманить мужчину на свидание? Она была даже уверена, что Тау желает ей добра. В этом поручении содержался скрытый намек на то, что личную привязанность лучше не смешивать с борьбой за власть. Уговорив Брендона не ходить на бал, Ваннис окажется вне политической арены: ее не будет, когда они назовут друг друга как членов нового совета. И в том, что об этом факте не упомянули ни слова, содержалось предупреждение: она еще не созрела для политической арены.
Это оставляло ей личную привязанность — вот только выдав Брендона заговорщикам, она потеряет его как любовника и останется свободной; именно так и задумала Гештар.
Проклятие! Она должна царить, а еще лучше — властвовать. К первому ее готовили всю жизнь, второе всегда было ее сокровенным желанием.
Нет, не самым сокровенным...
Черт, черт, черт! Нельзя ли как-то обеспечить Брендону победу? Тогда она получила бы и то и другое. Осталось всего три дня.
Она поборола импульс включить свой босуэлл. Странно, что она так недооценила Фиэрин лит-Кендриан. Просто та на несколько десятков лет моложе большинства остальных заговорщиков, поэтому ее легко принять за дурочку. «Хотите, я отвлеку Брендона? — сказала эта девочка Ваннис. — Мне все равно терять нечего». И так хорошо подгадала, что никто в это время не смотрел в их сторону.
Ваннис почувствовала сильное искушение согласиться, но решила, что не стоит выбирать путь наименьшего сопротивления. Тау нашел бы другой способ привязать ее к ним. И кто знает, как он поступит с девушкой, нарушившей его планы, чтобы выразить ей свое недовольство.
Пора оставить пустые сожаления и взглянуть в лицо настоящему. Быть может, еще найдется какой-то выход. Если бы только как-то замедлить ход событий!
«Три дня», — думала она, и невидимые тиски сжимали ее голову. Через три дня Панарх будет вне нашей досягаемости. Либо заговорщики придут к власти и отменят спасательную экспедицию, либо сцепятся со своими противниками на эти три дня, пока не станет поздно... В любом случае они выиграют... а она проиграет.
— Все в порядке, Ваше Высочество, — сказал рифтер.
Внимание Ваннис привлек его твердый голос, его длинное, странно привлекательное лицо, напоминающее морду гончей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
Транстуб зашипел, и вышли келли с Верховной Фанессой. Ивард мельком заметил широкую улыбку на лице Элоатри и ринулся вперед, приветственно ухая, а келли отвечали ему хором. Мандериан тоже подошел поздороваться с ними.
— Ну, раз мы все собрались, пойдемте, пока нас что-нибудь не задержало, — сказал Омилов и повернулся к двум часовым-десантникам у входа в Колпак.
Ивард, чьи руки переплелись с шейными отростками келли, беспомощно взглянул на Верховную Фанессу, и она сделала легкий жест, сказавший без слов: «Ты должен сам это уладить».
— Гностор, — начал Ивард, но внезапный раскат грома заглушил его слова, и пузырь Тате Каги возник прямо за дипластовым окном, выходящим в онейл. Десантники вскинули бластеры, но тут же успокоились, а нуллер вел свой пузырь в люк, головой вверх, как ни странно.
— Хо, Яичко! Готов ты потерять себя, чтобы найти это? — Нуллер перевернулся вверх ногами и подлетел к Элоатри, слегка приподнявшей брови от его слов. — А вы, никак, думали, нумен, что у вас монополия на эту идею?
— Нет, Тате Кага, не думала, — рассмеялась она, а Мандериан улыбнулся, с откровенным интересом разглядывая нуллера. — Напротив, если двое или больше...
Их прервал Омилов.
— Прошу прощения, Профет, — сказал он с коротким поклоном и обратился к Иварду и Верховной Фанессе. — Нам действительно пора.
Тате Кага с Элоатри посмотрели на мальчика, а гностор нахмурился.
— Ивард?
— Я хочу, чтобы Тате Кага тоже пошел, — выпалил тот. — Он научил меня разным полезным вещам.
Омилов с досадой развел руками.
— Цирк, да и только, — сказал он Элоатри. — Может, нам еще и китари пригласить — пусть поиграют!
— Он должен пойти, — сказал Ивард, красный от смущения. Он контролировал себя, но невольно стушевался, когда гностор повернулся к нему, усталый, напряженный и нетерпеливый.
— Довольно, молодой человек. Ты уже нарушил правила безопасности, не усугубляй же своей вины. Сожалею, что Ивард побеспокоил вас понапрасну, Профет, но для вас в этом эксперименте, право же, места нет. Он не должен был ничего говорить вам. — И гностор зашагал ко входу.
— Нет, — сорвавшимся голосом сказал Ивард. Несмотря на умение управлять своим телом, полученным от келлийской ленты, его бросало то в жар, то в холод. — Без Тате Каги я не пойду.
Омилов в недоумении обернулся.
— Вы не знаете, какой я теперь стал, — с отчаянием продолжал Ивард. Он почуял, как нетерпение гностора перешло в гнев, а позади маячила непонятная тупая боль. — Не знаете, как я думаю, как слышу Вийю, эйя и келли и как это все получается. Как же вы можете решать, нужен нам Тате Кага или нет? Я говорю, что он нужен. И он пойдет с нами — или я не пойду.
Казалось, гнев Омилова вот-вот-хлынет наружу — у Иварда даже колени ослабли. Но Элоатри выступила вперед и взяла гностора за локоть, сказав:
— Нельзя принуждать мальчика.
Эйя, словно поддерживая ее, тихо защебетали.
Гностор приподнял руки в знак капитуляции.
— Прекрасно. Пусть так, лишь бы не терять времени. — И он прошел мимо часовых в Колпак, введя за собой остальных.
* * *
Не нужно было особой проницательности, чтобы увидеть, как раздражен Эренарх Брендон лит-Аркад.
Ваннис Сефи-Картано, много лет бывшая его невесткой и здесь, на Аресе, ставшая его любовницей, понимала, что он вне себя.
Усталая и взвинченная сама после долгой ночи, проведенной в раздумьях над утонченной иронией своего положения, Ваннис решила наконец как-то совместить честолюбие с влечением сердца.
Эренарха мы оставляем вам. Ваннис прикусила губу, идя по траве к озеру; ее атласные туфельки промокли от недавнего дождя. Рассеиватели наверху лили серебристый свет, имитирующий полнолуние, и его блики плясали на воде. Рядом шел Брендон. Голос не выдавал его мыслей, но рука под тонким шелком, на которую Ваннис опиралась, присутствовала здесь только из вежливости. Ваннис вспомнила, как эти самые руки обнимали ее сильно и нежно в то же время...
Она прикусила губу еще сильнее. Телохранитель-рифтер тем временем прошел вперед, чтобы проверить баржу. Ваннис перебирала варианты выбора, один другого хуже: либо она передаст Брендона заговорщикам в условленное время и потеряет его навсегда, либо расскажет ему о заговоре и разделит с ним поражение.
Она должна была предвидеть, что Гештар и Тау как-то пронюхают о том единственном визите Брендона в ее дом, и подумать, как обойти возможную ловушку,
Их тоже можно понять. Кто, как не любовница, способен заманить мужчину на свидание? Она была даже уверена, что Тау желает ей добра. В этом поручении содержался скрытый намек на то, что личную привязанность лучше не смешивать с борьбой за власть. Уговорив Брендона не ходить на бал, Ваннис окажется вне политической арены: ее не будет, когда они назовут друг друга как членов нового совета. И в том, что об этом факте не упомянули ни слова, содержалось предупреждение: она еще не созрела для политической арены.
Это оставляло ей личную привязанность — вот только выдав Брендона заговорщикам, она потеряет его как любовника и останется свободной; именно так и задумала Гештар.
Проклятие! Она должна царить, а еще лучше — властвовать. К первому ее готовили всю жизнь, второе всегда было ее сокровенным желанием.
Нет, не самым сокровенным...
Черт, черт, черт! Нельзя ли как-то обеспечить Брендону победу? Тогда она получила бы и то и другое. Осталось всего три дня.
Она поборола импульс включить свой босуэлл. Странно, что она так недооценила Фиэрин лит-Кендриан. Просто та на несколько десятков лет моложе большинства остальных заговорщиков, поэтому ее легко принять за дурочку. «Хотите, я отвлеку Брендона? — сказала эта девочка Ваннис. — Мне все равно терять нечего». И так хорошо подгадала, что никто в это время не смотрел в их сторону.
Ваннис почувствовала сильное искушение согласиться, но решила, что не стоит выбирать путь наименьшего сопротивления. Тау нашел бы другой способ привязать ее к ним. И кто знает, как он поступит с девушкой, нарушившей его планы, чтобы выразить ей свое недовольство.
Пора оставить пустые сожаления и взглянуть в лицо настоящему. Быть может, еще найдется какой-то выход. Если бы только как-то замедлить ход событий!
«Три дня», — думала она, и невидимые тиски сжимали ее голову. Через три дня Панарх будет вне нашей досягаемости. Либо заговорщики придут к власти и отменят спасательную экспедицию, либо сцепятся со своими противниками на эти три дня, пока не станет поздно... В любом случае они выиграют... а она проиграет.
— Все в порядке, Ваше Высочество, — сказал рифтер.
Внимание Ваннис привлек его твердый голос, его длинное, странно привлекательное лицо, напоминающее морду гончей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134